Я рисую на чистом белом листе бумаги тонкую линию. Наверное, каждый хоть раз в своей жизни делал это. Но не каждый делал это с осознанием того, что делает нечто большее, чем какой-то простой незамысловатый рисунок? Словно создавая что-то, какую-то историю или персонажа.
Мои пальцы крепко держат карандаш, чуть неуверенно, но все же выводят линию. Я забыла сказать вам, даже забыла напомнить самой себе, прежде чем начать рисовать, что я совсем не умею этого делать?
Забыла.
Но, тем не менее, я продолжаю.
Первая черта уже кажется мне уродливой. Но миг – и это уже не черта, а овал. Неровный овал. Я недолго думаю, рука рисует то, что хочет – и сразу же за овалом появляется тоненькая палочка. Она – словно его живое продолжение.
И правда, тоненькая, совсем незаметная линия не заканчивается, она превращается в более длинную, совершенную. Настолько совершенную, насколько могут нарисовать робкие руки неумелого художника. Карандаш несмело отрывается от линии и листа, неловко замирает в воздухе. Словно будь он живым существом, он бы раздумывал над тем, что рисовать дальше.
Наконец, придумал – он? Или рука? Неважно, кто, но карандаш начинает свое новое, маленькое путешествие по бумаге. Было бы такое рвение у каждого человека вне зависимости от того, что он делает, жить было бы интереснее. Впрочем, карандаш не думает об этом, он не может думать, это лишь странные мысли авторской руки, робко повисшие в воздухе.
Вторая линия более короткая, она напоминает обрез предыдущей, ее укороченную версию. И растет она из длинной линии. Далее осмелевший карандаш рисует с другой стороны длинной линии параллельную укороченной.
Голова, правда пустая, без глаз, ушей, рта и носа; шея, медленно перерастающая в тело – и не поймешь ведь где заканчивается, а где начинается, и две неловкие ручки, вышедшие из-под самовольного черного грифеля.
Осталось нарисовать ножки. И получится…. Неловкая пародия на человечка.
Вот такой вот я художник. Или не я, а всего лишь карандаш, что я держу в руке? Он почти не спрашивает меня, а я почти не думаю о том, что делаю – мы просто дорисовываем ножки человечку.
Человечек получается настолько примитивен и прост, что хочется стереть его с листа, оставив серые катышки на потертой бумаге. Но с другой стороны кажется, что в простоте есть своя особенная прелесть, присущая лишь таким вещам. Такой неловкой пародии на нормальный рисунок.
Карандаш все еще помнит, что человечку не хватает маленьких деталей. Он легкими движениями дорисовывает глазки-пуговки, маленький штрих-носик и горизонтальную черточку-ротик.
Безымянная фигурка человечка стоит на пустом просторе белоснежного листа. Он одинок и у него нет даже имени. Впрочем, в последнем человечек и не нуждается, ведь он – всего лишь неожиданное творение взбалмошных рук неумелого художника.
Рукам скучно и поэтому они снова начинают свое дело. Карандаш уже более уверенно рисует линии, маленькие черточки дорисовывает более быстро. Он словно влюбляется в свою работу. Но вместо длинного несуразного туловища карандаш почему-то чертит милый треугольник, из которого потом медленно вырастают ножки-палочки.
Получается девочка в милом платьице.
Мальчик и девочка нарисованы совсем близко друг к другу. Им осталось лишь протянуть ручки и коснуться. Но палочки слишком коротки и не достают друг до друга. Жаль, что эти два нарисованных человечка не двигаются.
Карандаш не имеет волшебной силы кроме той, что вкладывает в него рука творца. Именно она – тот самый создатель, что заставляет оживать самые неподвижные фигуры. Она заставляет наше воображение работать, переливаться яркими красками и оживлять самых неживых персонажей.
В этом рисунке – словно невысказанная история любви. Она повисла в бумажном воздухе между двумя неподвижными фигурками.
Рука рисует мечту. Мечту о любви. Мечту о счастье. Мечту о мечте. Мечту о жизни. Так же как и каждый из нас рисует свой путь.
Возможно, потом чья-то злая рука сотрет этих человечков, но в моих воспоминаниях они останутся жить, как простые, хотя и не идеальные мои творения.