Особенности гражданской войны на Юге России, 1918 год.
«Война ужасная вещь.
А война гражданская и того хуже.
Все божеские и человеческие законы перестают действовать
Царит свобода произвола и ненависть».
(Поручик С. Мамонтов «Походы и кони»)
Итак, попробуем разобраться в некоторых особенностях разгоравшейся Гражданской войны на Юго-Востоке России.
Надо понимать, что Гражданская война в России ОЧЕНЬ сильно отличалась от Первой мировой войны. Если в сражениях ПМВ на Западном и Восточном фронтах сражались регулярные армии, насчитывающие сотни тысяч бойцов, то в боях Гражданской войны, с обеих сторон, как правило, участвовали сравнительно небольшие отряды в несколько сотен (в лучшем случае 3-5 тысяч) человек.
Особенно это характерно для начального периода Гражданской войны (декабрь 1917-конец 1918 годов). Отряды эти, нередко носили «грозные» наименования: полков, дивизий, корпусов и даже армий, но ни по числу бойцов, ни по вооружению, ни по боеспособности они не шли ни в какое сравнение с реальными дивизиями и корпусами времен ПМВ.
Важной особенностью начальных боев Гражданской было полное моральное разложение абсолютного большинства соединений и частей «старой» русской армии.
Яд «демократизации армии» внесенный в ее организм Временным правительством, сделал свое дело. Дисциплина рухнула, и к концу лета 1917 года от прежней русской армии остались «одни воспоминания».
Массовое дезертирство, самогоноварение, издевательства и убийства офицеров, насилия над местными жителями стали повседневными и обычными явлениями.
Оставшиеся в окопах остатки полков и дивизий представляли опасность не для неприятеля, а для своих офицеров и местного гражданского населения.
Меня интересовал вопрос, почему тогда вся «самая революционная армия мира» не разбежалась по своим домам?
Понятно, что кого-то удерживало чувство долга, или привычка. Но едва ли таких «сознательных» солдат было большинство.
Неожиданный ответ нашелся во фронтовых дневниках генерал-лейтенанта А.П. Будберга.
Вот что он об этом записал осенью 1917 года:
«По сведениям с юга, полученным в корпусном комитете, многие солдаты старых сроков службы, получившие по приказу Керенского право вернуться домой, отказались от пользования этим правом и предпочли остаться на фронте, продолжать получать жалованье, продовольствие и разные недоеды и недодачи, и в то же время ничего не делать, ничем не рисковать и заниматься торговлей, сейчас очень выгодной. Петроград, Москва, Киев, Одесса и главные города тыла переполнены старыми «дядьями» и молодыми подсосками, торгующими на улицах едой, папиросами, одеждой, награбленным имуществом и т. п. За последнее время появились немецкие модные товары, галантерея, ботинки, вымениваемые у немцев во время братаний.
Какой дурак променяет такую жизнь на тяжелую работу в деревне; ведь, и до революции многие солдаты отказывались от отпуска, зная, что когда они придут в деревню, то выбившиеся из силы бабы заставят их исполнять тяжелые полевые и домашние работы».
Пожалуй, эти обстоятельства действительно играли немаловажную роль для многих «защитничков»…
После объявления о перемирии с Центральными державами (в конце 1917 года) и вовсе началась стихийная и массовая «демобилизация» остатков армии.
Толпы солдат захватывали железнодорожные составы и ехали от фронта в тыл, громя все на своем пути и истребляя попавших под руку офицеров, да и всех, кто мог чем-то не понравиться.
Вот что вспоминал об этом прапорщик С.И. Мамонтов:
«Я влез в темную теплушку. Нары были заняты, но место было. Я сел на доску-скамью перед печкой, спиной к двери. Действительно, поезд вскоре тронулся. Через карман шинели, который я прорезал, я положил руку на револьвер в кармане штанов и заснул в сидячем положении.
Когда я проснулся, был день. Я приоткрыл глаза и тотчас же их опять закрыл, делая вид, что сплю. Нащупал револьвер в кармане. Только бы он не зацепился, когда буду его вытаскивать! Вокруг меня стояли солдаты и возбужденно обсуждали мою персону.
- Конечно, это офицер. Посмотрите на кожаный чемодан и штаны с кантом.
А я-то думал, что, сняв погоны, кокарду и шпоры, я сделался неузнаваемым.
Голоса становились все возбужденнее. Я подумал: “Дверь приоткрыта, и поезд идет, видимо, медленно. Если до того дойдет, то я стреляю и выпрыгиваю из поезда. Главное, чтобы курок не зацепился”.
Но был один голос примиряющий.
- Вы же видите, что он артиллерист (черные петлицы). Артиллеристы все походят на офицеров... Чего вы к нему пристали? Подумали бы лучше об украинцах, которые грабят поезда, идущие в Москву, под предлогом, что ищут оружие.
Это отвлекло от меня внимание, и все стали горячо обсуждать украинский вопрос. Постепенно страсти как будто улеглись, и я счел возможным проснуться».
Ну, об «украинском вопросе» в годы Гражданской, мы еще поговорим. Подчеркнем лишь, что разграбление транзитных поездов украинскими «самостийниками», в то время, было общеизвестным явлением, что и отвлекло внимание солдат от персоны переодетого Мамонтова.
Ему удалось благополучно добраться до Москвы. А вот в соседних вагонах нескольких офицеров выбросили на полном ходу из поезда.
Эта всеобщая деморализация, ощущение собственной безнаказанности и вседозволенности, а также страшная усталость от 3-х лет ПМВ, привели к тому, что сколько-нибудь крупных боеспособных русских частей в начале Гражданской не имели ни «белые», ни «красные» военачальники.
У «красных» наиболее боеспособными (и дисциплинированными) были несколько латышских полков. Они, в начале Гражданской войны, и стали своего рода «преторианской гвардией» большевиков.
У «белых» такую же роль сыграли чехословаки, восставшие против Советской власти в мае 1918 года, при не вполне понятных обстоятельствах.
Славянские (и в частности чешские) полки в годы ПМВ были наименее стойкими и боеспособными в армии Австро-Венгрии. В 1914-15 г.г. были случаи, когда чехи сдавались нашим войскам целыми полками, с оркестром и знаменем в придачу.
Со временем возникла идея сформировать из многочисленных чешских пленных добровольческий корпус и направить его на германский фронт. Как это у нас обычно заведено, затея с чехословацким корпусом при царе продвигалась «ни шатко, ни валко».
Временное правительство, напротив, приложило максимум сил для ее реализации. В результате, к концу 1917 года чехословацкий корпус уже насчитывал несколько тысяч человек, не слишком затронутых революционным разложением русской армии. После Брестского мира возникла идея перебросить части корпуса, через Владивосток, на Западный фронт, где немцы прилагали отчаянные усилия прорвать фронт союзников. Советская власть согласилась с этим предложением и многочисленные эшелоны вооруженных чехословаков растянулись от центра страны вдоль всей Транссибирской магистрали.
Почему они в мае 1918 года вдруг восстали и начали воевать на стороне «белых» понять довольно сложно. Считается, что поводом для этого стал некий приказ Троцкого об их разоружении. Может быть и так, хотя мне не удалось найти текст этого приказа.
Непонятно, как о нем могли узнать чехи, ехавшие во многих десятках эшелонов по железным дорогам, без всякой связи между собой. Едва ли этот приказ Троцкого развешивали на всех афишных столбах. А ведь восстание началось очень быстро и организованно. Скорее всего, его готовили заранее.
Одной из причин могло быть нежелание чехословаков, после 2-3 лет мирной жизни в плену, вдруг оказаться на Западном фронте в составе штурмовых цепей перед орудиями и пулеметами германской армии. Надо понимать, что среди тех, кто добровольно сдается неприятелю в плен, героев не слишком-то много. Авторитет командного состава от этого тоже сильно страдает.
Не случайно, что главнокомандующими чехословацкими войсками в годы Гражданской, в России, стал бывший обычный австрийский фельдшер, А. Гайда, который в хаосе тех событий вдруг мгновенно стал генерал- лейтенантом (!!!) колчаковской армии.
Хронология дальнейших событий с ЧСК была следующей:
26 марта 1918 — Советское правительство заявило о своей готовности содействовать эвакуации чехословацкого Корпуса (ЧСК) через Владивосток, при условии его лояльности.
2 мая 1918 — Верховный совет Антанты принял решение использовать Корпус для борьбы с советской властью на Севере России и в Сибири.
23 мая 1918 съезд ЧСК в Челябинске постановил не сдавать оружия и пробиваться к Владивостоку.
25 мая в Мариинске произошло первое вооруженное столкновение советских войск с ЧСК.
29 мая Л.Д. Троцкий отдал приказ: «о немедленном и безусловном разоружении всех чехо-словаков и о расстреле тех из них, которые с оружием в руках будут противиться мероприятиям Советской власти»; эта телеграмма была перехвачена командованием ЧСК. Отразив первые нападения на свои эшелоны (Иркутск, Златоуст и т.д.) и перейдя в наступление, ЧСК овладел всей Сибирской (а также Алтайской) железными дорогами.
Так что своими успехами с лета 1918 по лето 1919 года колчаковская армия во многом обязана именно войскам чехословацкого корпуса.
А вот с лета 1919 года постепенно началось разложение и у чехословаков.
Очень точно и подробно оценивал, в своих воспоминаниях «Записки белогвардейца», уровень боеспособности чехословаков военный министр омского Правительства А.В. Колчака барон А.П. Будберг:
«Большинство чехов — это бывшие пленные, в свое время предпочевшие плен всем неприятностям войны; сейчас они живут в довольстве и спокойствии и не имеют ни малейшего желания подвергать свою жизнь опасности насильственного ее прекращения, да еще не ради своего, а чужого для них интереса; они флегматично прикрывают, да и то весьма относительно, им самим нужную дорогу и если изредка и огрызаются на большевиков, то только тогда, если те случайно заденут.
… нельзя смешивать тех чехов, которые дрались у нас на фронте против австрийцев, с теми чехами, которые сидели в плену и ушли в чешские части ради выгоды и выхода из положения пленных;…нельзя воображать что все чехи подняли оружие против большевиков ради нашего освобождения, а не ради собственной безопасности и освобождения себе пути на восток, как то было в действительности; лучшие представители чешских фронтовых бригад легли на Урале, лежат искалеченными в госпиталях, а немногие оставшиеся бессильны изменить общее пассивное и эгоистическое настроение всей массы…
...они напали на большевиков и стали через них пробиваться только потому, что Троцкий приказал их задержать; они остались только потому, что союзники не дают им пароходов, и потому, что они зависят от союзников по части денег и снабжения; рисковать и особенно трудиться ради нас они не желают, из-за нас воевать не будут; они только изображают из себя охрану и нас объедают; мы не в состоянии конкурировать с их интендантством, ибо оно приобретает все необходимое путем обмена на привозимые из Владивостока товары на особых поездах, получаемых в первую очередь.
То холодно-вежливое и брезгливо-высокомерное отношение, которое я вижу с их стороны во всем, что нас касается, мне очень не нравится; я не верю ни в их активную, ни в их пассивную помощь и думаю, что чем скорее они уедут домой, тем для нас будет легче».
Обратите внимание, что даже белогвардейский генерал А.П. Будберг отмечает, что именно ЧЕХИ НАПАЛИ на большевиков весной 1918 года!!!
Впрочем, вернемся к боевым действиям, начавшимся с декабря 1917 года на Юго-Востоке России.
Как уже говорилось, они имели очень специфические особенности:
- не было сплошной линии фронта;
- бои, в основном, носили характер кратковременных стычек, происходивших в непосредственной близости от железных дорог и железнодорожных станций.
Никаких сплошных линий окопов, рядов колючей проволоки, узлов долговременной обороны и т.п. «вещей», бывших непременными «атрибутами» сражений Первой мировой (даже на Восточном фронте) на полях Гражданской почти никогда не имелось;
- огромную роль в годы Гражданской стала играть кавалерия (которая была малозаметна на полях ПМВ).
Этому способствовали огромный территориальный размах боестолкновений, почти полное отсутствие автотранспорта и приличных дорог, слабая железнодорожная сеть в России и разруха на наших железных дорогах, начавшаяся еще с 1916 года, а также малая насыщенность противоборствующих войск пулеметами и артиллерией и хронический недостаток патронов и снарядов в войсках обеих сторон;
- подчеркнем и исключительную ожесточенность противоборствующих сторон.
Приказы «пленных не брать!» официально отдавали и «белый» генерал Корнилов, и «красный» главком Муравьев. И приказы эти, как правило, неукоснительно исполнялись. Особенно это касается событий первого периода Гражданской войны.
Расстрелы (а то и рубка) пленных были обычным и повседневным делом для того времени.
Вот что об этом (да и вообще о нравах Гражданской войны) пишет в своей книге поручик С.И. Мамонтов.
Окончился бой, в котором успех был на стороне его отряда. Дальше произошло привычное:
«Прикончили раненых и расстреляли пленных. В гражданскую войну редко берут в плен с обеих сторон. С первого взгляда это кажется жестокостью. Но ни у нас, ни у махновцев не было ни лазаретов, ни докторов, ни медикаментов. Мы едва могли лечить (плохо) своих раненых.
Что прикажете делать с пленными? У нас не было ни тюрем, ни бюджета для их содержания. Отпустить? Они же опять возьмутся за оружие.
Самое простое был расстрел.
Конечно, были ненависть и месть за изуродованные трупы наших. К счастью, артиллерия считается техническим родом оружия и освобождена от производства расстрела, чему я был очень рад.
В войне есть одно правило: не замечать крови и слез.
Когда говорят о нарушении правил войны, мне смешно слушать. Война самая аморальная вещь, гражданская война — наипаче. Правила для аморализма? Можно калечить и убивать здоровых, а нельзя прикончить раненого? Где логика?
Рыцарские чувства на войне неприменимы. Это только пропаганда для дураков.
Преступление и убийство становятся доблестью. Врага берут внезапно, ночью, с тыла, из засады, превосходящим числом. Говорят неправду. Что тут рыцарского? Думаю, что армия из сплошных философов была бы дрянной армией, я бы предпочел армию из преступников. Мне кажется, что лучше сказать жестокую правду, чем повторять розовую ложь».
Повальным (и обычным) делом были грабежи, мародерство и прочие разные дикие насилия над местным населением, которые допускали обе стороны (я уж не говорю о махновцах, «зеленых» и прочих полубандитских отрядах).
Разница лишь в том, что «красные» жестко преследовали эти явления и, в конце-концов, сумели, если не совсем их пресечь, то свести до минимума. (Вспомним, хотя бы хрестоматийные примеры из книги Фурманова о Чапаеве).
Расстрел на месте за эти преступления был обычным наказанием в Красной Армии, и это заставляло людей смирять свои звериные инстинкты.
Жестоко наказывали тогда в РККА даже за такую «мелочь», как пьянство командиров в боевой обстановке.
А вот в «белой» армии пьянство процветало на протяжении всей Гражданской войны, и это не считалось чем-то зазорным.
Вот какую запись, в августе 1919 года, сделал генерал-лейтенант А.П. Будберг у себя в дневнике:
«9 Августа.
…Вчера состоялась публичная лекция полковника Котомина, бежавшего из Красной Армии; присутствующие не поняли горечи лектора, указавшего на то, что в комиссарской армии много больше порядка и дисциплины, чем у нас, и произвели грандиозный скандал, с попыткой избить лектора, одного из идейнейших работников нашего национального Центра; особенно обиделись, когда К. отметил, что в красной армии пьяный офицер невозможен, ибо его сейчас же застрелит любой комиссар или коммунист; у нас же в Петропавловске идет такое пьянство, что совестно за русскую армию».
Как видим, сбежавший из Красной армии полковник (имевший возможность лично сравнить порядки и уровень дисциплины в Красной и Белой армиях) откровенно сказал об этом господам офицерам во время своей публичной лекции.
Колчаковские офицеры, вместо того, чтобы попробоватьему возразить, или хотя бы задуматься о повальном пьянстве в своих рядах, попытались тут же избить полковника, который осмелился им сказать об этом...
Также «сквозь пальцы» белые полководцы смотрели и на откровенные грабежи, своих подчиненных.
Сергей Мамонтов (в то время прапорщик) вспоминает об этом позорном явлении:
«Грабеж ужасная вещь, очень вредящая армии. Все армии мира всегда грабят в большей или меньшей мере. Это зависит от благосостояния армии и от способности начальников. Если начальник не умеет прекратить грабеж, то он закрывает глаза и упорно отрицает факт грабежа. Война развивает плохие инстинкты человека и обеспечивает ему безнаказанность. Особенно подвижная война — нынче здесь, а завтра там — где искать виновного?
Во время гражданской войны грабили все — и белые, и красные, и махновцы, и даже, при случае, само население.
Как-то в Юзовке, переходившей много раз от одних к другим, я разговорился с крестьянином.
• За кого вы, собственно, стоите?
• А ни за кого. Белые грабят, красные грабят и махновцы грабят. Как вы хотите, чтобы мы за кого-то были?
Он только забыл прибавить, что они и сами грабят. Рядом было разграбленное имение.
Высшее начальство не могло справиться с грабежом.
Все солдаты, большинство офицеров и даже некоторые начальники при удобном случае грабили.
Крайне редки были те, кто обладал твердой моралью и не участвовал в этом. Я не преувеличиваю.
Мне пришлось наблюдать массовые грабежи в России, Европе и в Африке.
При появлении безнаказанности громадное большинство людей превращается в преступников.
Очень редки люди, остающиеся честными, даже если на углу нет больше полицейского. Уберите жандарма — и все окажутся дикарями. И это в культурных городах Европы, тем более в армии. То же население, страдавшее от грабежа, само грабило с упоением.
Недаром лозунг большевиков: “Грабь награбленное” имел такой успех и теперь им очень неудобен.
Я сам чуть не сделался бандитом. Спас меня брат. Вот как это было.
Некоторые офицеры, живущие на нашей квартире, исчезали ночью и возвращались с мешками.
• Возьмите меня с собой, мне хочется видеть это.
• Нет, ты нам все испортишь. Ты сентиментален, еще начнешь нам читать мораль. Для этого нужно быть твердым.
• Обещаю, что буду молчать.
И вот в одну ночь они согласились взять меня с собой.
— С условием, что ты будешь делать то же, что и мы, и возьмешь что-нибудь.
Мы пошли в далекий квартал, где не было расквартировано войск.
Солдаты не дадут грабить их дом. Крестьяне это знают и не против постоя.
Выбив дверь ударом сапога, входим. Крестьяне трепещут.
• Деньги.
• Нет у нас денег. Откуда...
• А, по добру не хотите дать? Нужно тебя заставить?
Трясущимися руками крестьянин отдает деньги. Опрокидываем сундук, его содержимое рассыпается по полу. Роемся в барахле.
— Ты тоже должен взять.
Я колебался. Мне было противно. Но все же взял красный красивый шелковый платок. Вышита была роза. С одной стороны красная, с другой она же, но черная. Запомнился.
Мне противно описывать эти возмутительные сцены. Подумать только, что вся Россия годами подвергалась грабежам!
Но то, что творилось у меня в душе, было крайне любопытно. С одной стороны, я был глубоко возмущен и сдерживался, чтобы не вступиться за несчастных. Но появилось и другое, скверное чувство, и оно постепенно усиливалось. Опьянение неограниченной властью. Эти бледные испуганные люди были в полной нашей власти. Можно делать с ними, что вам хочется. Эта власть опьяняет сильней алкоголя. Если я пойду с ними еще раз, я сам сделаюсь бандитом, подумал я без всякого неудовольствия.
На следующий день брат зашел в хату, чтобы взять что-то из нашего маленького общего чемоданчика. Сверху лежал платок.
— Это что такое?
Я сильно покраснел.
— Понимаю... и тебе не стыдно?
Мне было очень стыдно, но я все же сказал:
• Все же это делают.
• Пусть другие делают, что им нравится, но не ты... Нет, не ты...
Он был уничтожен. Стоял не двигаясь и молча. Очень тихо:
— Ты вор?.. Грабитель? Нет, Сережа, прошу тебя, не надо... не надо...
• Я больше не буду, — сказал я тоже шепотом.
Вечером офицеры спросили меня:
• Ну как, пойдешь с нами?
Я ответил отрицательно. Они назвали меня мокрой курицей.
Я промолчал.
Грабеж в деревнях, спекуляция в городах причиняли нам немалый вред».
В результате эта привычка к грабежам (которые в донесениях деликатно именовались «захватом военной добычи» или «соблюдением старинных обычаев войны») и сыграла роковую роль в крахе знаменитого рейда генерала Мамонтова 1919 года. (однофамильца цитируемого выше поручика С.И. Мамонтова).
В чисто военном отношении успех рейда был несомненным: белая конница совершила многодневный рейд по «красным» тылам, громя и уничтожая тыловые гарнизоны и попавших им в руки «комиссаров», но в моральном отношении награбленная при этом рейде богатая добыча совершенно разложила казачьи полки, которые стремились любой ценой сохранить награбленной добро и добраться с ним до своих станиц. Воевать и рисковать собой уже никто не желал...
Вот что вспоминал об этом барон Врангель в своих мемуарах:
«Конница конной группы становится совершенно небоеспособной. Малочисленная по сравнению с кавалерийской армией противника, она совершенно потеряла сердце, разлагается с каждым днем все больше и больше. Для наглядности разложения и донских частях посылаю копию донесения генерала Науменко, который за отъездом генерала Мамонтова временно командует Донским корпусом. Разбогатевшая награбленным имуществом, особенно богатая добычей после кавалерийского рейда, потрясенная беспрерывными неудачами, конница совершенно не желает сражаться, и часто несколько эскадронов гонят целую дивизию...
Рассчитывать на успех нельзя, так как новые обходные колонны действуют панически и, чтобы избежать окончательной потери всей артиллерии, приходиться опять оттягивать назад. При создавшемся положении вещей вообще рассчитывать на эту конницу невозможно, ее надо лечить другими мерами, может быть, даже с тяжелыми жертвами. Мне кажется, что немедленно нужно, быстро оттянув оставшиеся кадры дивизий и корпусов, формировать совершенно новые полки, иначе пополнения, которые прибывают и вливаются в больные части, немедленно заражаются общим настроением и тоже становятся небоеспособными. Я уже доносил и теперь повторяю, что, в общем, конницы у нас нет.
Рассчитывать на что-либо серьезное от конной группы совершенно нельзя».
Как видим, военный успех мамонтовского рейда, вместо победы и воодушевления, принес Донскому корпусу деморализацию и полную потерю боеспособности. Чтобы сохранить свои телеги с награбленным барахлом, «борцы с большевизмом» бросали орудия, пулеметы и прочее военное снаряжение.
Но до этого в начале 1918 года еще было далеко…
На фото: плакат времен Гражданской войны.
Продолжение: http://www.proza.ru/2015/06/23/327