В одной руке я держу чай, а в другой газету. Входную дверь приходится открывать плечом, но это меня не останавливает. Совсем не хочется дважды ходить на кухню. У меня выходной – и в этот раз настоящий, потому что я отключил телефон. Пусть хоть небо превратится в стеклянный купол и разобьется на тысячи осколков – но сегодня никто меня не побеспокоит. И я намерен воспользоваться каждой минутой своего отдыха.
Выхожу на террасу и чуть жмурюсь. Утро, летнее солнце едва проснулось, греет ласково. Настроение отличное, давно такого не было. Денек обещает быть славным.
Иду к гамаку. Что может быть лучше чаепития на свежем воздухе? Эх, как мало, оказывается, нужно для счастья.
Ставлю чашку на столик. И вдруг понимаю, что в моем гамаке кто-то лежит.
Недоумение быстро сменяется злостью.
В МОЕМ дворике, возле МОЕГО дома, в МОЕМ гамаке кто-то самым наглым образом дрыхнет! В МОЙ, между прочим, законный выходной!
Сжимаю кулаки. Газета сдавленно шуршит, превращаясь в бантик. Бросаю ее рядом с чаем и решительно переворачиваю гамак. Со злорадным удовлетворением слышу удивленный писк, затем стук тела о землю. В голове мелькают тысячи вариантов, как можно уничтожить незваного гостя. Но все планы рушатся, когда гость на четвереньках торопливо отползает в сторону, охая и ахая, и мне удается его рассмотреть.
Девчонка. Совсем еще юная – уверен, ей и восемнадцати-то нет. Кудрявые темно-русые волосы, спутанные со сна. Растянутая белая майка в пятнах от травы. Рваные джинсы – тут уж не поймешь, то ли мода такая, то ли где-то подрала.
Дальше разглядывать не получается. Гостья вскакивает и резво бежит к калитке. Я чертыхаюсь и бегу вдогонку. Хватаю негодницу за руки, но она изворачивается и кусает меня повыше локтя. Снова чертыхаюсь и встряхиваю девчонку, с силой сжимая ее плечи. Она вдруг перестает вырываться и замирает, испуганно глядя на меня. Серо-зеленые глаза расширяются, в зрачках я вижу свое отражение.
– Ты кто такая? – сурово хмурю брови.
Гостья сдавленно сопит и наконец-то отводит взгляд.
– Я спрашиваю: кто ты? И что, черт подери, ты делала на моем участке?
Девчонка молчит еще пару секунд. Когда я начинаю терять терпение, раздается тихий голосок:
– Я Эля.
– И?
Озадаченно моргает. Идиотка, что ли?
– С какой радости ты валялась в моем гамаке, Эля? – ядовито перефразирую я.
– А-а, – протягивает. Лицо вдруг проясняется. – Я не валялась, я немножечко поспала.
Ситуация порядком раздражает. К тому же, чай уже наверняка остыл. Раздражение вспыхивает с новой силой.
– Да что ты! – я выдавливаю из себя улыбку. Получается, наверно, жутко – девчонка морщится. – Это все проясняет!
Эля замирает. Я почти слышу, как напряженно работает ее маленький мозг.
– Правда? – робко интересуется она.
– Нет, конечно! – не выдерживаю и ору. – Единственный выходной, черт возьми! Куда смотрят твои родители?
Непрошенная гостья вздрагивает и делает неуверенную попытку освободиться. Чем окончательно приводит меня в бешенство.
Испортила мне настроение – а намечался такой чудесный, такой отличный день. Потоптала лужайку. Укусила меня – на руке пульсировали два багровых полумесяца. Это не говоря о том, что проникла на чужую территорию без спроса! Да еще и не собирается извиняться!
– Все. Я вызываю полицию, – ровным голосом сообщаю я.
Эля меняется на глазах. Падает на колени, ладонями упирается мне в ботинки.
– Не надо полицию, пожалуйста, не надо! Ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!
Поднимает голову. В глазах слезы, ресницы слиплись.
– Пожалуйста, не вызывайте полицию, очень вас прошу…
Джинсы у нее окончательно вымазались. Руки тоже в грязи.
Жалко девчонку. Мог бы прогнать – да вдруг она снова вернется? Как бумеранг? Нет, я должен быть уверен, что избавился от нее.
– И что мне с тобой делать? – спрашиваю скорее у себя, чем у девчонки.
– Не вызывайте полицию… – всхлипывает недоразумение. – Я из дома ушла… Родители убьют, если меня полиция привезет…
Здрасте-приехали.
И все-таки выходной безнадежно испорчен.
***
Эля уплетает омлет так, будто голодала неделю. На ней моя майка, которая по длине годится в платье. Родная одежда Эли сушится на улице – раз уж девчонка остается на неопределенное время, уйти чумазым чертенком я ей не позволю.
Из разговора я узнал, что ей семнадцать. В университет она не поступила – на бюджет не прошла, а на платное не было денег. Мать пьет, отец временами тоже. Домой Эле категорически не хочется.
– Знаешь, Макс, – Эля осматривает просторную столовую. – А мне у тебя нравится!
Я скрещиваю руки на груди.
– Во-первых, не Макс, а Максим Игоревич, – делаю замечание я. – А во-вторых, твои манатки скоро высохнут, и покатишься на все четыре стороны. Так что не привыкай.
На Элю тирада не производит впечатления. Она хихикает и постукивает вилкой по тарелке.
– Да ладно тебе, Макс. Ты ненамного старше меня.
– Мне двадцать шесть.
– О да, – фыркает Эля. – Наверно, мамонтов помнишь.
И когда она успела так обнаглеть? Час назад еще рыдала. Приподнимаю брови.
– Всего-то девять лет разницы! – по-детски улыбается вредная девчонка. – Знаешь, я думаю, мы подружимся.
Эх, жаль, выше лба брови поднимать я не умею.
– Сомневаюсь, – холодно бросаю я.
Эля поджимает губки.
– Грубиян. Неудивительно, что один живешь.
В этот неудачный момент я решил выпить воды и, конечно, поперхнулся. Она что, экстрасенс?
– У тебя одна зубная щетка, – поясняет девчонка.
– У меня работа двадцать четыре часа в сутки, – сквозь зубы процеживаю я.
И когда она уже отсюда уберется? Невольно смотрю на часы.
– Кстати, раз такие дела, можно я у тебя поживу? Недолго, всего пару день…
– ВОН!
Похоже, во мне проснулся убийца, и девчонка это чувствует – потому что подскакивает и мигом выметается из дома.
***
Назавтра я возвращаюсь домой поздно. Голова раскалывается. А ведь еще не все – до утра необходимо сдать материал. Значит, сегодня меня ждет бессонная ночь.
Бросаю взгляд на гамак. Пусто – а что я ожидал?
Захожу в дом, попутно включаю свет во всех комнатах. Последняя по списку кухня. Нажимаю на переключатель и столбенею.
За столом, положив кудрявую голову на руки, сидит Эля. Свет ей не нравится – девчонка мигом закрывает лицо ладошками.
– Что ты здесь делаешь? – моим голосом можно замораживать воду.
– До-о-обрый вечер, – как ни в чем не бывало здоровается Эля и широко зевает. – А я тебе ужин приготовила. Картошечку с мясом запекла.
Какая, к черту, картошечка?
– Дверь была закрыта, – сообщаю я.
– Ну да, – кивает Эля и простодушно добавляет. – А окно открыто. Я через него и забралась. Что-то ты поздно домой вернулся. Я тебя раньше ждала.
Так, пожалуй, чувствуют себя женатые мужчины. Полная подотчетность действий.
– Я сказал тебе выметаться, – напоминаю я.
– На ночь глядя? – округляет глазки девчонка. – Куда же мне идти?
Черт. Я влип. Серьезно, основательно, фундаментально влип.
Нужно было вызвать полицию еще вчера.
– Хорошо, – вздыхаю, – Где твой ужин?
Эля расплывается в счастливой улыбке и направляется к плите.
А что? Раз уж приготовила… Должна же от нее быть какая-то польза?
– И чтобы утром тебя не было.
***
На следующий вечер я снова обнаруживаю Элю возле дома. Девчонка спрыгивает с гамака и мчится мне навстречу.
– Ты окна закрыл! – обиженно выпаливает она.
Удивляться я уже перестал.
– Калитка тоже была закрыта, – бурчу я.
Эля гордо вскидывает подбородок.
– У вас забор невысокий!
– Забор обычно означает, что за него нельзя заходить посторонним, – едко говорю я.
– А я не посторонняя! Мы уже три дня знакомы! Мы друзья!
Да-а… Три дня – внушительный срок. Может, мне теперь имущество на нее переписать?
– Иди домой, Эля. Родители тебя ищут, – устало смотрю я на девчонку.
В темноте ее глаза больше серые, чем зеленые. Эля хмурится и упрямо качает головой.
– Нет.
– Что значит нет? – начинаю злиться. – Не пойдешь, или…
– Не ищут. Запой у них. И дружков своих в квартиру привели. Не пойду я туда.
Эля отворачивается. А я молчу. Не знаю, что сказать. Мы не друзья, не близкие знакомые, и я ничем ей не обязан. Я вполне могу выставить ее вон. Она надоедает мне, мешает мне. Лишает самого ценного – спокойствия и одиночества.
И все же, что-то не позволяет мне прогнать эту девчонку. Возможно, я еще не до конца растерял человечность на своей работе. Поэтому мое сердце сжимается, когда Эля тыльной стороной ладони вытирает слезы, при этом упорно делая вид, что не плачет. А возможно, за это время я немножечко к ней привык, и теперь, похоже, переживу ее присутствие еще некоторое время.
– Ты что, весь день здесь сидела? – спрашиваю я.
– Нет, я в сад ходила.
О, ужас. В мой кошмарный, засохший, неухоженный сад. Какой позор.
Весь день на моем участке… Голодная, наверно. Вряд ли ее за день кто-то покормил.
Сдаюсь.
– Заходи в дом.
***
Я действительно к ней привыкаю. К тому, что в доме вечно кто-то смеется. Что, когда я пишу статью, она врывается о мне в комнату и начинает меня отвлекать. К теплому ужину после работы. К неофициальному «ты» и «Макс».
Сейчас я тоже занят. Я снова работаю над материалом. Элю это не смущает – она в моей комнате, на моей кровати, уткнулась в мою книгу и увлеченно читает. Не боится моего гнева.
И, что особенно обидно, не обращает на меня внимания.
– Что читаешь? – не выдерживаю я.
– Ничего, – задумчиво отвечает она, на мгновение приподнимает голову и показывает мне язык.
Девчонка! Переворачиваю книгу обложкой вверх.
– «Занимательная медицина»? – удивляюсь я. Откуда у меня вообще эта книга?
– Угу, – закрывает книгу и перекатывается ко мне поближе. Слишком близко, но по какой-то причине я не возмущаюсь. – Я хочу стать врачом. Детским педиатром. Помогать малышам, лечить их.
Глаза у Эли огромные, светлые. Кожа чистая. И волосы приятно щекочут кожу.
– Это похвально, – шепчу я.
Эля пожимает плечами.
– Но я же не поступила. Мне негде учиться. Школу я закончила, а дома…
А дома пьют. Понятно.
– Меня даже с работы выгнали, – вдруг сообщает она. – Ни на что не способная.
– Ты работала? – я в шоке. Она же ребенок! Или?..
Бывают ли такие взрослые дети?
– Да, уборщицей. Только пару раз не пришла, родители не пустили. И работодатель решил, что я безответственная. Только если мама с папой узнают, что я им больше деньги не принесу – мне не жить.
Мне вдруг хочется ее обнять. Вместо этого я треплю Элю за щеку. Она сердится и ворчит. Но никуда не уходит.
Я возвращаюсь к статье. Через полчаса замечаю, что Эля уснула. Во сне она совсем юная – даже младше, чем есть на самом деле. И я заверяю себя, что у меня к ней нет совсем никаких чувств.
***
– Макс?
– М-м?
– Извини.
Так. А это уже что-то новенькое. Стадию раскаяния мы еще не проходили. Слежу за взглядом девчонки. Она косится на следы от зубов у меня на руках.
– Да, такой страшный зверь на меня еще не нападал, – бросаю я.
– И за то, что навязалась, извини.
Такая серьезная… Прям страшно. Ладонью проверяю ее лоб. Температура нормальная.
Значит, буду уточнять.
– У тебя что-то случилось?
Отрицательно мотает головой.
– Нет… То есть, да…
Внимательно смотрю на Элю. Она краснеет и закусывает губу.
– Ты мне нравишься! – на одном дыхании признается она.
Ох. Нет. Пожалуйста, нет.
– Эля, ты ошибаешься, – предупреждаю я.
– Ты мне нравишься, – упрямо повторяет девчонка.
– За такой срок невозможно влюбиться.
Сердце протестующе колотится в груди. Но я не влюблен, нет. И ей всего семнадцать.
– Ты лжешь, – тихо говорит Эля. – Я же чувствую, что ты тоже… Почему ты отрицаешь?
Я не влюблен. Не влюблен! Мне не нужен этот глупый ребенок! Я предпочитаю одиночество. И свободу.
– У тебя необыкновенное самомнение, – мрачно чеканю я. – Ни капли самостоятельности, да еще и несовершеннолетняя… Настоящая заноза. Я не вижу ни одной причины, по которой ты бы могла меня зацепить.
Эля морщится, будто сейчас разревется. Но не ревет.
– Но я же тебя зацепила, – дрожащим голосом утверждает она. – Зацепила же.
С треском захлопываю крышку ноутбука.
– Сейчас же заткнись и выметайся из комнаты. Немедленно.
Эля выглядит так, будто я ее ударил. Сдержанно встает.
– Дурак, – говорит мне на прощанье.
Я закрываю глаза.
Дурак. Конечно же, дурак.
Но я старше тебя на девять лет. Свободолюбивый, вечно на работе. И совсем не хочу портить тебе жизнь.
***
После той ссоры Эля ушла. Насовсем. Значит, у ее родителей закончился запой.
Мне должно было стать легче. Но нет. Мне стало пусто. И грустно. Повсюду мерещились ее шаги. Я сто раз пожалел, что прогнал ее.
Впрочем, работа спасала. И постепенно я вернулся в прежнюю колею. Почти.
Закончился июль. Шли последние деньки августа.
И я опять наслаждаюсь своим выходным. Позволяю себе отключить телефон, зная, что важных мероприятий сегодня не будет. Разваливаюсь на гамаке, нежась под солнцем. Чашка из-под выпитого чая стоит на столике. Рядышком лежит прочитанная газета.
Вдруг Земля начинает вертеться, и я делаю кульбит, приземляясь на четвереньки. Кто-то сдавленно смеется.
– Привет, – звонко говорят мне.
Я встаю и вижу ее. Девчонку. Она изменилась – больше не носит рваную одежду, кудряшки аккуратно расчесаны и уложены.
– Привет, – отвечаю я. И мне даже не хочется грозно спрашивать, что она делает на чужой территории. Не хочется прогонять.
– А я устроилась на работу. И записалась на подготовительные курсы по биологии и химии.
Молчу.
– И окончательно ушла от родителей.
Молчу.
– И, раз уж у меня есть свои деньги… Но нет жилья… Могу я снимать у тебя комнату?
Эля. Упрямая, как баран. Никуда от нее не деться. Я только пришел в себя – конечно, я откажусь!
Помимо воли губы расплываются в улыбке.
– Тебя не было больше месяца, – не то, что надо, заявляю я.
– Я тоже по тебе скучала, – смеется Эля и целует меня в щеку.
И пусть выходной снова не по плану…
Денек действительно славный.