10. Ксения Егоровна им не ровня, Бабай – же Ямши выпил до дна, там в разоренье , здесь на
откос, думы Ванюшкины вышли в покос … .
Опершись руками об изгородь так как её раскачивало, шатало с утреннего похмелья глумилась Ксе-
ния изысканным, простонародным изречением над внушительными формами Лидии Фёдоровны, упи-
рая внимание на корсет , стягивающий упитанное тело в сноп с гречихой, на трико рвущее богатые
части этого-же тела – как выражалася свинячьи ножки. Ек, вырядилась Людка в трико обтягу, да напя-
лила корсет на сраку, нахрена перед мальцами прыгаш да трясёшь пудовыми сисями, да задом сви -
нячьим шквырчаешь , что не хватат , глазырями совиными зыркашь; хошь конька мово, наведу на то-
бя. Давненько лиходей не драл б----й, тебе будет по нраву с ним полюбезнычать на пару, Конём она
прозывала Жору- конюха и грузчика, пьяницу и дебошира, с которым по тихому пропивала интерна-
товское добро и имущество. Да об этом после, так вот ухмыльничая Ксения Егоровна доставала невз-
любившуюся ей Лидию Фёдоровну. Надо полагать корень неприятия лежал глубже, Ксению Егоровну
никто не любил, её побаивались во всём интернате. Завхоз большая фигура, после директора , завуча
будет следующая. Под ней склады полны имущества, под ней оборудование и здания, свинарник в
сорок свиней, конюшня в четыре лошади, мехдвор с гаражом и автотехникой и всякое такое подсоб-
ное хозяйство, всё, всё висело на ней. Большой по местным меркам, недосягаемый человек , даже
для педагогического состава, дак так с исстари на Руси повелось, кто владеет тот и правит, даже если
имущество не его. Половина взрослого контингента зависело от неё, завзоз вела и табель и учёт ра -
бочего времени и даже бухгалтерия интерната числилась за ней , она им тоже вела табель , подава-
ла на подпись к директору и выдавала по ведомости самолично. Большой человек была эта Ксения
свет Егоровна, большой. Образования недалёкого, писать, считать конечно могла, но поразительно зна-
ла всё в своём хозяйстве, держала всё в памяти, владела счётом моментально, знала всю текущую
документацию загодя , наперёд, её невозможно было провести ни в каком хозяйском вопросе и что
главное умела завести , принудить если надо, заставить так работать , что ровно из под тройки пыль
сиренева летит . Подчиненный персонал бегал у неё как заводной солдатик, вертелся столько , сколь-
ко того требовало дело. Одержима шибко, горела в работе. Одно плохо , пила безбожно, проводила
время в оргиях с мужиками, такими же пьянчужками, под гармошку, пела песни про поругану лю-
-63-
бовь, да вольну жизнь по Стеньке Разине тоскуя, аж бросало в дрожь. Русский народ и другой в под-
лог, широка душа за стаканом водочки тлеет не спеша от заката до утра. Жизнь шла своим чередом,
текли воды спокойного, полноводного Шукшана , неутомимо наполняя , невзрачную до того реченьку
Немду. Учёба Ванечки не представляла особого интереса для читателя, шла по предписанному сцена -
рию ; средненько, ни шатко, ни валко, мозг ещё не проснулся от нанесенных ранее нравственно – пси-
хических травм, находился в вынужденной физиологической спячке. Воспользуемся этим обстоятельст-
вом, всё одно на уроках мальчик пребывал в дремотно - сонном состоянии, всё одно в замутнённом
разбухшем сознании делал всё разом : и решал ли задачку, и смотрел ли в учебник, или с дробью
двоилось, улетал он в сомненья; и топтался на месте, пел те песни из жести, что таилися вместе.
Катится, вертится колесо времени, ватно, терпко, дремотно, мысли входят в колею - подворотню,ничего
не поделаешь с болью, надо выжить и понять что- то с солью, память разом в изгой, возвращает тот
вой, вот дорожки в тумане рассвета, здесь такая - же тишь, не шуршит даже мышь, пересмешник кри-
чит безответно. Залётные не хоженные места , кукушка вдали прокукует нехотя года, соечка потрень-
кает, всплакнет как в незначай. Здесь запах чуется лесной, дремотный, сырою свежестью заполонён из
леса, из болотца, наполнен ароматом того-же ближнего болотца, и той- же сыростью крадётся с луною
обгорелая земля. Тут нет тепла, тут нет жилья, здесь не живёт зверья, истлел в пожаре захорон, лишь
пряселки с ограды сиротливо в тумене жмутся в подросшую траву. Здесь раньше цвёл кордон, жильё
теплилось в нём , cчастливым жил в острог Бабай Яшми не строг, любовью к людям его глаза свети -
лись. Кто б не заходил к нему, как ране в старину садил в тенёк пображничать в дыму. В лесу счи-
талоья забрёдший гость от бога. Бабай Яшми любил людей, слыл по округе – богатей, Христа за пазу-
хой держал, но верил в свой Ислам, хранил, Коран за пазухой держал; ходил весёлым завсегда, хотя
кинжал носил всегда, с берданкой хаживал в леса, имел пять батраков, работников без слов и жён
своих двоих любил за юный тик. Хранил любовь, семью, свой кров и чтил родных, своих отцов и вспом-
нил Ваня про отца. Бывал мальчишка гостевал, в тенёчке отдыхал, отца поил Яшми Бабай , всё в ко-
нюха сзывал, отец смеялся лишь в усы и бражку попивал. Но вышло, что сожгли усадьбу лихие люди
спозаранку. Ведь зависть, что сукно, дырявое оно. НИКТО НЕ ШТОПАЕТ ДУШУ, ТЕМНЫМ- ТЕМНА В ДЫ-
МУ. Никто не желает быть беднее другого, богатство берут в лихоимстве слепого. Отнять добро и на-
-64-
житой достаток в традиции имеет место быть в осадок. Не все способны, могут поджечь, убить, огра-
бить, загубить, как в те времена, так и сейчас проделывается тем- же способом приватно, по поруче -
нию, по наущению, а то и просто по приказу свыше, вот дела , заплатит “дядя” свыше, не дрожит
рука. Сегодня похитрее дело стряпает пролог, подлог общественной организации и ты продрог; через
рычаги общественного мнения мастит, ежели оказался в зоне действия пробит. Через общественные
эти- же рычаги в зоне действия своих возможностей навешивает на инакомыслящий объект методи-
ку своих присущих выверенных приёмов и унижает , мельчит , порабощает противоборство и объект.
И сценарий всегда один и тот же до боли теснения так близок и знаком и почерк всё один и тот -
же идёт как от лица отдельного, так от коллектива- общества предельного, не отличается ни чем , по
принципу чёрными нитками шито по белому полотну. Долго стоял понуро в скорби поминая, всмат-
ривался на обгорелые головешки с горечью вспоминал покойного, в прошлом такого весёлого, жизне-
радостного татарина Яшми – оглы. Печаль на сердце и душа заныла, взгрустнул Ванюша, да пошёл по-
нуро и время настальжи принял за чарочку вина, вчерашним днём нет не прожить и не испить до
дна и солнце за горою закатило; шагать по жизни надо, пряча шило.
… У всякого человека свой интерес , свои стремления побуждающие к любопытным разборкам раз-
мышлений, где камертоном проявляется душа, она же теплится до самого последнего дыхания. Очень
интересно, показательно окунуться в срез его тогдашней прежней жизни, воочию ощутить , пережить,
пройти вместе с ним биение его дум и храбрость сердца, если Вам такое не по нраву смотрите на
заходы солнца, войте на луну, я не помощник, вы в плену; Вам бог, Вам крест, Вам диво, Вы в дыму…
А к тем, кто пристально смотрит в свою и Вашу жизнь будет ближе и понятнее внутренние узы, свя-
зи, вот и будет славно, будет продолжение связи поколений, не потерянные перекати- поле воинству-
ещее, не умеющее мыслить боле эквивалента денежной единицы . Печально, да горько испытать по -
добные чувства, какие испытывал Ваня, переносясь в пространстве и во времени, увы другого чуда не
освоил. В прискорбии убедитесь Вы, что не нужны ни Ваши чувства, ни Ваши мысли, ни всё то, чем
Вы дорожите, что любите и чем гордитесь. Вы в поле молчания, безветрия и скорби, Вас покинули
родные и друзья, Вы говорите в полный голос зря, на этом обрывается развитие, заря и эхом бьётся
луч не видя дна, так для чего пришёл ты в Свет, зачем, зазря?! Печально это, светит алая заря.
-65-