- Да пропустите же, блин! – заорал я, расталкивая грузные сонные тела, заслоняющие мне путь к выходу.
Меня всегда бесили люди в чугунке, которые толпятся в тамбуре, когда вагон полупуст. И ведь делают вид, что скоро выходят! Стоят лицом к двери, косятся на тебя, вроде бы подтверждая, что понимают твои намерения, и что никаких проблем не возникнет. А проблемы возникают, когда открывается дверь, и ты понимаешь, что никто, кроме тебя, выходить не собирается. Никому не нужен посёлок номер 761.
Конечно, мне повезло. Живу относительно близко. Родители в своё время проявили свои организаторские способности и выбили квартирку здесь, практически у окружной. Большинство работяг вроде меня едут дальше, в посёлки с большими номерами, которые раскинулись на противоположном берегу реки пятном серых неприглядных бараков. А здесь практически цивилизация. Очень старые, но вполне комфортные пятиэтажки.
Я вырвался под дождь очень вовремя. Двери чугунки за мной зашипели и с лязгом закрылись. Моя жиденькая ветровка промокла насквозь в один миг. Я быстро, как мог, двинулся сквозь поток людей к турникетам.
Раньше над платформой был какой-никакой навес, но сейчас от него остались только корявые ржавые опоры, торчащие в небо, будто когти древнего чудовища. Я чудовища не боюсь. Оно давно умерло, и остался от него только скелет.
Впихнулся в помещение станции, встал в очередь. Турникетов было мало, половина не работала. Потихоньку продвигался к одному из них, приглаживая намокшие волосы. Надо же, как ливануло. Ну, и понятно. Неделю стояла жара.
Успешно преодолел турникет. За мной в хвост попытался пристроиться безбилетник – я услышал свисток, а затем звуки ударов дубинки от настигшего его дружинника. Привычное дело. Я шёл вперёд, на мост.
Ненавижу зонты. Сам никогда не ношу. В конце концов, промокнуть не страшно. Дождь – это та же вода, из которой на 80 процентов состоит тело человека. А эти с зонтами забили собой узенький шатающийся мост через пути, и толпа продвигалась очень медленно. К тому же спицы чужих зонтов так и норовили ткнуть меня в глаз. Зонты образовали впереди сложный шевелящийся узор. Чёрные – мужские, серые – дефицитные женские. Впереди маячил один пёстрый. Должно быть, проститутка. Их много тут ездило в богатые районы. Я их не осуждал. Жить как-то надо. Хотя в странное время она ехала, самое рабочее для них. Может, выгнали или случилось что.
На самом верху моста толпа совсем застряла. Дождь лил всё сильней. Поверхность моста была скользкой, а перила уцелели не везде, так что становилось страшновато. Словно для усиления эффекта, рядом сверкнула молния. Через пару секунд раздался гром. А в кармане моих штанов что-то как раз начало вибрировать. Я достал кирпич мобильника, ткнул в кнопку снятия трубки, потом ещё, с третьего раза она сработала. Стандартная модель для таких, как я. Штамповалась на заводе 44. Пытался как-то туда устроиться – дохлый номер. Только по блату. Телефон хреновый. Одно шипение. Ничего кроме звонков, не может. Даже экрана нет. Мне, правда, большего и не требуется.
- Алло! – крикнул я сквозь дождь.
- Ты где? – удалось разобрать искажённый голос отца.
- На мосту! – ответил я. – Через пять минут буду.
- Бу-бу-бу, - сказала трубка. Затем ещё несколько слов, из которых я разобрал только «скорей» и «гвоздь». А. Наверно, не «гвоздь», а «гость». «У нас гость». Понял.
Толпа спускалась с моста. Я вырвался из неё и по лужам побежал во двор. Распахнул дверь подъезда, украшенную остатками выломанного много лет назад домофона. Мы жили на первом этаже. Я отпёр дверь.
Отец в старом вязаном свитере встретил меня у входа. Очки были сдвинуты на нос, лицо настороженное.
- Привет, - сказал он тихо, почёсывая бороду. – Я тут человека подобрал. Чучмек какой-то. По-нашему ни бельмеса. Под дождём намок совсем. От своих, что ли, отбился. Я ему дал позвонить. Ждёт.
Отец принял из моих рук пропитанную водой ветровку. Я прошёл в комнату. В полумраке увидел фигуру паренька, сидящего на стуле возле компьютера, лицом ко мне. Он сжимал в руках кружку с чаем, сидел, съёжившись. Грелся.
Шторы были задёрнуты, свет не включён. Отец экономил электричество. Я мог разглядеть только что паренёк смуглый, худощавый, волосы курчавые, разбухшие от воды. В отцовской просторной телогрейке на голое тело он выглядел как бомж. На ногах мокрые шорты, белые слегка испачканные носки. Чудно.
- Добры вечер, - сказал он с явным акцентом, и попытался улыбнуться. Он не был похож на гастарбайтера.
- Do you speak English? – спросил я без особой надежды.
- Sure, - ответил он, явно обрадованный услышать понятную речь. Дальше было проще.
- Намокли? – продолжил я по-английски.
- Есть немного, - ответил он. – Вы извините, я сейчас уйду. Отстал от группы. Как дождь начался, все попрыгали в бас, а меня забыли. Хотел им позвонить, но мобильник мой у вас тут не работает.
Только сейчас заметил у него в руках плоский аппарат с огромным экраном. Мне на такой надо было несколько лет копить деньги, да и то вряд ли бы выбил разрешение на покупку.
- Само собой, - ответил я. – Тут иностранные симки не действуют.
- Ваш отец дал мне позвонить, - сказал паренёк. – Сейчас меня заберут. Спасибо, что пустили. Очень дождь сильный.
Он облизал свои пухлые губы, и этот жест напомнил мне что-то. Я присел на кресло, стукнул по поручню, который снова соскочил со своего места. У меня не пропадало ощущение, что его лицо я видел раньше. Но где? Пожалуй, он был не так уж и молод. Лет тридцать или чуть больше. Просто щуплый и хорошо выглядел… Мать честная, вспомнил!
- Чёрт! – воскликнул я. – Да я же вас знаю. Дэвид, Дэвид… Забыл фамилию. На «Р»?
- Редмейн, - сказал он. Улыбка была немного смущённой, но он явно был рад, что его узнали. – Это псевдоним вообще-то. Но Дэвид, да.
- Что вы делаете в нашем захолустье? – спросил я.
- Хотим снять фильм, - сказал он. – Очень колоритная натура. Не так много в мире подобных мест.
- Пожалуй, - согласился я. – Даже странно, что я вас узнал не сразу. Честно говоря, вы один из моих любимых актёров. Нет, правда.
У меня возникло желание что-то ему подарить. Но что можно подарить человеку с телефоном за тысячу долларов?
- Больше всего мне нравится ваш принц Варух из «Конца Луны», - сказал я.
- Спасибо, - сказал он, отставив пустую кружку на стол. Я разглядел более светлые подушечки пальцев. – Честно говоря, проходная роль. Попса.
- Ну, да, - согласился я. – Это не Шекспир, конечно, а всего-навсего фильм по комиксу. Но каков типаж! И вы настолько достоверно его сыграли. Не шаблонный злодей получился, а реальная личность, с проблемами, с переживаниями. Круто, правда.
- Спасибо, - повторил он. Мне показалось, что глаза его заблестели.
- И Вернер из «Холодных лугов» - отличная работа… А какая роль вам самому нравится?
- Наверно, лучшую я ещё не сыграл, - сказал Дэвид. – Вообще, пожалуй, Харпер из «Последнего парадокса». Сложная работа. Вживаться в образ тяжелобольного человека, к тому же реально существующего. Я долго к этому готовился.
- К сожалению, не смотрел, - сказал я. – Сейчас тяжело с этим. Всё перекрыли. Фильмы скачать почти невозможно, особенно новые, - я поймал себя на мысли, что ему не очень приятно знать о сворованных пиратами картинах. - Простите, купить я не в состоянии.
- Я понимаю, - сказал он.
Разговор остановился. Мне хотелось что-то ему сказать, но я был настолько поражён увидеть у себя дома это живое чудо, ожившую картинку из фильма, что не мог подобрать слов.
- Вы сказали, что Редмейн – псевдоним? – спросил я.
- Да, - ответил он. – Мне посоветовали сменить фамилию. Моя собственная неблагозвучна для англоговорящих.
- Простите за вопрос, - сказал я. – А вы сами – не коренной американец?
- Нет, - сказал он. – Я араб. Родился в Алжире.
Я был поражён.
- Это же суперкруто, - сказал я. – И английский для вас не родной?
- Нет.
- Знаете, я слышал о российских актёрах, которые уезжают на запад. У многих большие проблемы из-за акцента…
- Да, - кивнул Дэвид. – Это не так просто. Но, в конце концов, ведь это и называется профессионализмом. Вы понимаете, ведь каждая роль – это жизнь человека. Ты должен стать тем, кого играешь. Конечно, нужно знать английский очень хорошо. Но если ты играешь англичанина, приехавшего в Штаты, этого мало. Ты должен знать и английский, и американский английский, и для тебя должно быть естественным говорить именно с тем акцентом, с которым говорят англичане. Если играешь немца, ты должен быть немцем внутри себя. Конечно, это сложно. Но это часть работы. Важная часть.
- Здорово, - сказал я. - Просто невероятно.
- А вас как зовут? – спросил он.
- Антон, - ответил я.
- Я хочу вам тоже сделать комплимент, Антон, - сказал он. – У вас замечательный английский. У вас бы в Голливуде с этим проблем не было. Уж не знаю, как по части актёрского мастерства, но начальные данные отличные. Разве что пятнышко над бровью пришлось бы убрать. Простите. Но это лёгкая операция, раз – и всё.
- А, это, - настала моя очередь смущаться. – Это просто ожог. Клиентка была недовольна тем, как я вымыл её унитаз. Прижгла сигаретой. Между прочим, английский я учил в основном по фильмам. Смотрю в оригинале. Конечно, школа тоже пригодилась, но то, чему учат у нас в школах, очень далеко от английского. Я, между прочим, многие роли наизусть знаю. В том числе вашего Варуха.
- А ну-ка, покажите, - сказал Дэвид, приободрившись и выпрямившись.
- Да не стоит, - сказал я.
- Пожалуйста, - настаивал Дэвид. – Мне интересно.
Я вспомнил фильм. Наглая выскочка с другой планеты хотела занять моё место на основании сомнительных документов о родстве.
Я встал. Брезгливо отмахнулся от неё.
- Уведите её прочь, - сказал я, вскипая изнутри так, что у меня затряслись пальцы. – Мне некогда тратить время на всякие бредни. И снаряжайте корабль. Я слишком долго жду. Пошевеливайтесь! – должно быть, слуги испугались моего грозного взгляда, но на то я и принц.
- Браво! – сказал Дэвид. – Я вам поверил. Суперкруто. Вы нигде не изучали актёрское мастерство? И очень чистый язык, и даже тот самый акцент, который я придумал для Варуха… А ещё что-нибудь можете изобразить?
- Из вашего – не уверен, - сказал я, выходя из образа и возвращаясь из сверкающего дворца в пропахшую отцовским табаком бедную комнату. – Хорошо помню Лиланда из «Двух ночей».
- Давайте. Это интересно, - сказал Дэвид, и я прочитал на его лице непритворное любопытство.
Я был Лиландом. Девушка, которую я повстречал, и которая внезапно перевернула всю мою жизнь, должна была вот-вот уехать.
- Останься, - сказал я. – Хотя бы ещё день. Ты же знаешь, что у меня нет ни средств, ни возможности последовать за тобой. Не спрашивай, что будет дальше. Я обязательно что-нибудь придумаю.
Я тянулся к воображаемой Хелен, обнимал её, а из моих глаз ручьями текли слёзы.
- Антон, это что-то! – воскликнул Дэвид, вскакивая и выводя меня из погружения в роль. – Такое мгновенное перевоплощение… Я такого никогда не видел. А я видел многих актёров, поверьте мне. Знаете, что? Вот вам моя визитка. Позвоните мне примерно через неделю. Я организую вам прослушивание. Не беспокойтесь по поводу ожога, это не так важно…
Я взял карточку из заламинированного картона, повертел в руках.
- Спасибо, - сказал я. – Это, конечно, выглядит несколько невероятным. Вы знаете, как отсюда трудно уехать…
- Я помогу организовать, поверьте мне, - сказал Дэвид. – Если вас не подведёт волнение, то я уверен, что вы произведёте впечатление на любого. Чем вы занимаетесь?
- Я работаю в клининг-компании, - ответил я. – Это хорошая компания, одна из самых солидных. Убираем дорогие особняки, госучреждения. Один раз даже у губернатора приходилось…
Скрипнула дверь.
- Извините, - сказал, заглядывая в дверь, мой отец. Седая борода растрепалась пуще обычного. – Тут, кажется, за ним…
В комнату вошли двое высоких мужчин в чёрных костюмах с галстуками и Шорькин. Я немного удивился, увидев его. Встречал возле дома в воскресенье, он жаловался, что на работу не ходит, болеет. Сейчас же Шорькин выглядел вполне бодрым, хотя и встревоженным.
Один из тех, что в костюмах, направился к Дэвиду и стал говорить с ним на ломаном английском, из чего я успел расслышать только «ю маст гоу виз аз», потому что другой занялся мной.
- Можно попросить ваши документы? – спросил он, пытаясь заглянуть мне в глаза.
Я вышел в коридор, нашарил в кармане ветровки слегка намокший паспорт, протянул сотруднику.
- С документами надо бережнее обращаться, - заметил он, листая страницы. – Давно здесь живёте?
- С рождения, – ответил я.
- С гражданином знакомы? – он кивнул в сторону Дэвида.
- Раньше не был знаком. Видел его в фильмах, - ответил я. – Он актёр.
- Мы в курсе, - сотрудник вернул мне паспорт. – Он вас о чём-нибудь спрашивал?
- Да нет, - ответил я. – Мы о кино говорили.
- Возможно, мы ещё зайдём. Всего хорошего.
Первый тем временем вывел Дэвида, натянувшего кое-как кроссовки, на площадку. Дэвид нёс мокрую футболку в руке и порывался снять с себя телогрейку.
- It’s Ok, - сказал я. – You may take it.
- Thank you, Anton. Actually I don’t understand what’s happening… Call me.
- Давай уже, - сказал сотрудник, подталкивая его в бок. Через мгновение они трое исчезли за дверью подъезда.
- Ну, ты совсем с катушек съехал, - сказал Шорькин, выходя на площадку. Его брови шевелились, изображая негодование. – Где твоя бдительность?
- Ты о чём? – не понял я.
- Да если бы не я, тут знаешь что было бы? Они же тут на автобусе своём разъезжали. Ходят, смотрят!
Он наклонился прямо к моему лицу, и я почувствовал несвежее дыхание с примесью перегара.
- У них с собой камера была. Представляешь? А тут же всё секретное! Вон там завод, стаканы гранёные делает. И ваш дом секретный, и магазин. Этот только улизнул, но, слава Богу, нашли…
- Так они же съёмочная группа, - сказал я. – Понятно, что камера.
- А разрешение-то у них есть? – спросил Шорькин.
- Откуда же мне знать?
- Ну, там разберутся. Там тоже не идиоты, - сказал Шорькин. – Бывай.
И он вышел на улицу, где уже закончился дождь. Я вернулся в квартиру. Отец, привыкший за свою долгую жизнь ко всяким происшествиям, вёл себя достаточно спокойно. Сидел на кухне, курил.
- Ты на фига мою телогрейку отдал? – спросил он.
- Извини, - сказал я. – Хотелось подарить что-то. Купим другую.
- Купим… - ворчал отец. – Много мы купим с нашими доходами…
Я ушёл в комнату, включил компьютер с целью подчистить то, что могли счесть нелегальным в случае проверки. Такого было много. Музыка, фильмы, книги. Что угодно могло вызвать подозрения. Я вздохнул и принялся стирать файлы, хотя и знал, что при желании следы легко отыскать другим путём.
Я думал о разговоре с Дэвидом. Так относиться к своей профессии не каждому дано. Мало вживаться в роль, нужно изучить все нюансы, вплоть до языка, и зажить жизнью другого человека. Он это мог делать в совершенстве, хотя язык, которым он пользовался, даже не был для него родным. И никакой профессиональной ревности. Он признал во мне какие-то умения, не постеснялся похвалить и даже предложил работу.
Вот если бы так мог и я! Я всего-навсего уборщик. Сколько раз я ловил себя на том, что мне надоели мои жирные ленивые клиенты? Я устал выслушивать их претензии. Я устал подбирать за ними мусор, состоящий из упаковок дорогих продуктов, протухших объедков, презервативов и туалетной бумаги. Мне противно было вытирать за ними сопли, блевотину и дерьмо. Но ведь это моя работа.
Я вполне мог стать лучшим в своей профессии. Я бы мог лучше всех, до блеска, оттирать их золотые унитазы. Я бы пылесосил их ковры так, что ни одной крошки не осталось бы на ворсинках. Они бы говорили мне, что недовольны, а я бы кланялся им с уважением и говорил: «Да, госпожа. Сию минуту исполню». Это ли не счастье – любить свою работу и делать её лучше всех?
Я вернулся на кухню, где отца уже не было – должно быть, пошёл в туалет. Взял спичку, зажёг. Поднёс к спичке визитку Дэвида. Та обуглилась и стала сжиматься, а затем бесформенным чёрным комком упала в пепельницу.
Спасибо, Дэвид. Ты помог мне выбрать свой путь.
Мытищи,
20.06.2015