Корабль-призрак

Сергей Гусев 27
Удача – она либо есть, либо ее нет. Когда после доброй порции рома ты вдруг свалился за борт, но водная прохлада успела привести в чувство, и не дала сразу пойти на дно кормить рыб – это тоже удача, и еще какая. В этом смысле Томасу ой как повезло. Карибское море отрезвило, он тут же вынырнул, и еще успел увидеть корму быстро удаляющегося судна, по палубе которого шел еще минуту назад. Томас попытался было крикнуть, в надежде, что его услышат, но куда там. Все, кто нес вахту, были заняты своими делами, остальные наверняка крепко дрыхли, им было совсем не до терпящего бедствие товарища. Он бы и сам давно спал, не замани его Лисий Хвост к себе в каюту той самой бутылкой настоящего неразбавленного рома, припрятанной после налета. Не зря за ним водится эта кличка – хитер, как лис, и всегда успеет провернуть дельце в свою пользу, втихаря от других. Вот и теперь – обзавелся собственным запасом спиртного, который, правда, втихую от других трудно прикончить, вот и приходится делиться. Но теперь Лисий Хвост спокойно отсыпается, а он, Томас, вынужден барахтаться в воде. Вряд ли на корабле успели заметить его отсутствие. А когда рассветет, будет совсем поздно. Даже если хватятся, никто не отправится на поиски. Море большое, да и какой смысл разыскивать место, где утонул очередной болван, свалившийся за борт.
Значит, Томас обречен. Либо станет добычей кровожадных акул, которые разорвут его на куски своими кривыми зубищами, что совсем мерзко, либо рано или поздно обессилеет и безропотно отправится на морское дно. Смерть, в общем-то, для моряка богоугодная, особенно в сравнении с акульей пастью, и все равно хотелось бы ее оттянуть чуточку подольше. В этом мире есть немало вещей, ради которых стоит в нем задержаться. Вот хотя бы та же бутылка чертовски вкусного рома, из-за которой в итоге и случилась неприятность. А ведь весь этот проклятый день Томаса не покидало хорошее настроение. Их «Ласточка» после дерзкого, но весьма успешного налета на купеческий корабль, наивно оказавшегося без надежной защиты, заполучила хороший куш, и Томас уже прикидывал в уме, куда потратит немалые денежки, доставшиеся ему после дележки, лишь только ступит на землю. Вариантов было несколько, о них так сладостно было размышлять еще несколько часов подряд, хотя скорее всего они свелись бы к одному – он пропил бы деньги в первой попавшейся таверне, убеждая себя при этом в том, что уж в следующий раз непременно на все золотишко купит что-то дельное на берегу. Но вот вам в итоге и судьба всех таких покупок. Если все для Томаса закончится печально, значит он был прав, не вкладывая никуда свою долю. Иначе лишил бы себя нескольких хороших пирушек на берегу, о которых хоть вспомнит сейчас перед смертью.
Морская вода быстро приводила в чувство, и Томас попробовал сосредоточиться на том, что ему делать дальше, откуда ждать спасения. По всему выходило, что как раз на последнее стоит рассчитывать меньше всего. Пытаясь оторваться от королевского флота, суда которого увязались-таки в погоню за пиратами, «Ласточку» и занесло вот в эти мерзкие места, к Саргассову морю, куда ни один нормальный моряк старается не приближаться. Будь прокляты эти чертовы водоросли и вся дьявольщина вокруг. Сколько нормальных парней сложили в этих местах свои головы ни за понюх табаку. Просто потому, что корабли не могли справиться со стихией, и замирали на месте, опутанные водорослями. Постепенно на борту кончались запасы продовольствия и пресной воды, и команду ждала неминуемая смерть. Ужасная смерть, в предчувствии которой самые большие храбрецы сходили с ума. Некоторые, не дожидаясь конца, бросались в воду, и тут же шли на корм рыбам. Так, во всяком случае, гласят легенды. А они вряд ли врут. Останки погибших в Саргассовом море кораблей видели многие, и значит это не просто чьи-то выдумки, есть на свете вещи пострашнее смерти – такая вот западня, когда от тебя не зависит ровным счетом ничего. 
От столь гадких мыслей Томаса передернуло, и он окончательно пришел в чувство. Ну уж нет. Пока есть силы, и удается держаться на поверхности, он будет бороться. Ночи сейчас короткие, а утром стоит осмотреться, как и что. Если повезло раз, фортуна может улыбнуться повторно. Вдруг вблизи окажется, например, какая-нибудь бесхозная деревянная бочка, на которой можно пуститься вплавь, не опасаясь утонуть. А что, Томас слышал, такие случаи бывали. Не часто, но бывали. Приплывет, скажем, с какого-нибудь застрявшего в водорослях судна. Он понимал – это всего лишь дурацкая фантазия, спасения нет. Откуда посреди водной стихии взяться даже простой досочке, не то что целой бочке. Но что еще оставалось делать? Хоть какая надежда, которая дает силы бороться дальше. Ведь никаких других способов уцелеть он придумать не мог.
Время в ожидании рассвета тянулось мучительно долго. К тому же выпитое и накопившаяся усталость опять давали о себе знать, и Томас время  от времени забывался, был готов провалиться в сон. Но лишь только терял над собой контроль, как чувство самосохранения заставляло встрепенуться, и он отчаянно, со сна, начинал барахтаться в воде, а потом вновь ложился на спину и продолжал свое неспешный дрейф, изучая яркие звезды, горевшие над Карибским морем. Он с детства знал, как ориентироваться по звездам, ведь он вырос у моря, всегда мечтал когда-нибудь отправиться в плавание на огромном корабле, и сейчас, лежа на спине, боролся со сном тем, что пытался вообразить, как далеко от берега находится. Ничего хорошего эти расчеты само собой не сулили. Можно обмануть себя, но обмануть свою звезду еще не удавалось никому.
И все-таки у Томаса случился фартовый день, который выпадает, может, раз в жизни, и то не каждому. А ведь любое везение надо заслужить. И, выходит, он его чем-то заслужил. Томас опять на какое-то время забылся, но когда пришел в себя, вдруг увидел болтающийся прямо перед его взором канат, свешивавшийся с борта неспешно плывшего рядом судна. Он даже не стал раздумывать – откуда в этих Богом забытых местах взялся самый настоящий корабль, и не наваждение ли эта картинка воспаленного разума. Томас изо всех сил схватился за канат, и судорожно сжал его руками, отчаянно боясь, что это мираж, и все сейчас исчезнет. Но нет – канат был вполне осязаемый, он обжигал ладони, когда Томас, упираясь пятками в борт судна, проворно карабкался вверх.
«Рассказать кому, не поверят, – стучало в его мозгу, – найти посреди океана, да еще рядом с треклятым Саргассовым морем, спасение. Надо не забыть еще раз крепко выпить за свою удачу. Или при случае поставить свечку какую потолще».
Томас спрыгнул на палубу и осторожно огляделся вокруг. Корабль, как корабль. Доски под ногами уже совсем черные, того и гляди провалятся, как будто их не перестилали с момента постройки. Ну да это дело привычное. Как и ужасная вонь, которая ударила в нос с первых же шагов. К чему, к чему, а к подобного рода запахам, которые шли от гниющих в трюмах запасов солонины и фруктов, он привык давно. По другому ведь и не бывает.
Светало. И Томас увидел, что паруса на всех трех матчах наполнены ветром, отчего корабль легко летит по волнам. А ничто так не улучшает настроение моряку, как попутный ветер и наполненные его энергией паруса. Пока ты двигаешься вперед, ты живешь, и тебе не страшен никакой морской дьявол. Более того – ты сам наводишь ужас на все оказавшиеся на твоем пути корабли. И все-таки странно, что Томас не разминулся с этим судном, ведь он опять провалился в сон в то мгновение. Еще секунда промедления, и не видать ему спасения как своих ушей. Томас в очередной раз порадовался своей сегодняшней удаче. Нет, еще пара дополнительных бокалов рома точно не помешает после всего случившегося. К тому, что он уже и так собрался выпить. И капитан этой посудины, услышав о случившемся приключении, не должен скупиться, как следует напоить вернувшегося буквально с того света гостя. При мысли о выпивке на душе Томаса стало еще веселее. И в этот момент он увидел, как вокруг него стала собираться команда корабля, давшего ему спасительный приют.
Это были весьма отвратительного вида оборванцы, словно только что выбравшиеся из подвалов, в которых перевозили рабов. С погрубевшими за многие годы и грязными пятками, которые никогда не знали башмаков, в мешковатых, обрезанных внизу штанах. Вполне себе пиратский вид. Во всяком случае, ничего общего с одеждой королевского флота. Значит, немедленная опасность ему не грозит, а там уж, если что, наврет с три короба. И вообще, какие к дьяволу королевские войска. Это были вольные матросы, с изумлением и настороженностью изучавшие Томаса. Ему ли не знать как выглядят солдаты удачи, ведь он всю свою взрослую жизнь ходил под пиратскими флагами! И все же Томасу стало не по себе от этих взглядов. Кто знает, что на уме у людей с такими суровыми, сверкающими недоверием,  глазами! Зависла жутковатая пауза, которая вдруг нарушилась чьим-то бодрым возгласом:
– Да у нас пополнение, парни!
В ответ все взорвались страшным хохотом. Смеялся и Томас. Он, наконец, полностью осознал, что не пропал, не пошел на дно, оказался среди своих, и его легкое приключение успешно завершилось. Придется, правда, сменить судно, но это ведь привычное для пирата дело. Сегодня ты здесь, а завтра совсем в другом месте. Были бы на борту фартовые и отчаянные ребята, остальное неважно. А этим, похоже, палец в рот не клади. Настоящие оторвы. Зря Томас так насторожился.
Он расправил плечи. Теперь можно наконец и отметить свое неожиданное спасение, чего ему давно хотелось. Внезапно к нему подошел и обнял за плечи непонятного возраста мулат в износившейся почти дотла рубахе, от которой страшно воняло потом.
– Меня зовут Самуэль! – с улыбкой произнес он.
– Томас!
«Томас!» – почему-то имя гостя немедленно привело в восторг толпу, и на него накинулись со всех сторон – обнимая, похлопывая по спине и бокам. Его нещадно трясли десятки рук, хватали за волосы, кричали свои имена. Это было какое-то совершенно удивительное и непонятное проявление радости. Томас никогда не испытывал ничего подобного, и не слышал, чтобы где-то еще новичка принимали с подобным воодушевлением. Но сейчас он поддался всеобщему настроению, и его тоже обуял невероятный восторг. Какие потрясающие все же здесь ребята. И здорово, что посреди пустынного океана именно они пришли ему на помощь. Значит, это судьба, а от нее, как известно, не убежишь. И теперь он хочет остаться с ними, хочет стать настоящим товарищем этим парням! Ходить с ними в походы, нападать на торговые караваны, участвуя потом в дележе добычи согласно принятому на этом корабле кодексу.
Внезапно все стихли и расступились. В образовавшийся полукруг вышел дородный мужчина с топорщившейся густой черной бородой и трубкой в руках, от которой тянуло первоклассным ароматным табаком. От членов другой команды его отличал довольно хорошо сохранившийся старомодный цветной бархатный камзол, надетый, несмотря на стоявшую тут жару, и перстни с дорогими каменьями на руке. Венчала этот необычный вид широкополая шляпа со страусиным пером, которую подошедший величественно снял перед гостем.
– Это Томас! – дружелюбно похлопал новоприбывшего по плечу Самуэль. – Новый член нашей шайки, сэр! А это наш бравый капитан, – тут же добавил он для Томаса. – Можешь называть его сэр Эдвард. Эдвард Вейн.
– Томас! Неплохое имя для пирата, – одобрил капитан. – Ты ведь пират, Томас? Надеюсь, ты расскажешь нам о ваших славных набегах на торговые караваны и добыче, которую вы захватили? Что теперь считается лучшим трофеем? В наше время это было золото. Исключительно золото.
– Времена не изменились, сэр, – улыбнулся в ответ Томас. – Золотые слитки и драгоценные камни по-прежнему самая желанная добыча. Вот только охраняться они стали не в пример строже. Чтобы захватить корабль с таким грузом надо принести в жертву немало жизней. И не всем парням удается в этих схватках уцелеть.
– Погибнуть в бою – честь для мужчины, – наставительным тоном произнес капитан. И в подтверждение своих слов даже слегка приподнял вверх правую руку, в которой держал трубку.
В знак одобрения его слов со всех сторон послышались восторженные крики членов команды. Хотя вряд ли большинство из них в бою искали именно смерти.
–  По сравнению с тем, что я мог пополнить сундук мертвецов на морском дне, если бы мне не встретился ваш корабль, уж лучше смерть в бою, – улыбнулся в ответ Томас.
Его шутке опять дружно расхохотались в ответ. Томаса в очередной раз принялись обнимать и хлопать по плечу. И он никак не мог понять причины столь безудержной радости, в душе опять начинала зарождаться тревога. Похоже, парни не так просты, как показалось вначале. И этот странный вопрос капитана о том, что теперь считается лучшим трофеем. Они что же, не заходят ни в какие порты, не общаются с другими моряками? Не могут ведь эти люди постоянно жить в море. Хотя, судя по их внешнему виду, берега здесь не видели очень давно.
Сомнения развеял капитан. Он подошел к Томасу, приобнял его, и слегка прикрикнул на команду:
– А ну, отстаньте от гостя. Иначе он подумает, что нам в диковинку лицезреть живого моряка, и сбежит обратно в море.
И сам первый громко засмеялся своей шутке. Команда ответила ему таким же привычным дружным хохотом.
– Пойдем, Томас, я угощу тебя славным ромом. Ты такого не пробовал никогда. Ты ведь знаешь на вкус, что такое настоящий ямайский ром?
«Ну наконец-то, – промелькнуло в голове Томаса, – отмечу свое спасение. Да еще в компании с самим капитаном».
И он утвердительно кивнул. Что, в самом деле, за вопрос. Какой моряк в Карибском море, даже самый захудалый, не пробовал ямайского рома.
– Так вот наш еще крепче и ароматнее, – бодро подтолкнул его в спину капитан. – Ты сейчас сам в этом убедишься.
И капитан в обнимку с Томасом неспешно, под дружный одобрительный гул, прошел сквозь толпу, собравшуюся на палубе. Парни по-прежнему не скрывали своих улыбок и буквально поедали восторженными глазами гостя. 
Томасу вдруг пришла в голову странная мысль – ведь если сейчас вокруг столпилась вся команда, включая капитана, то кто же тогда управляет кораблем? Не может ведь он плыть сам по себе. А с этих станется – похоже, никто не спешит возвращаться к повседневным делам. Надо же было так распустить команду! Он скосил глаза на капитанский мостик, и увидел высокого мужчину у штурвала, длинные седые волосы которого развевались по ветру.
– Это наш Стид Уорли, – заметил направление его взгляда капитан. – Он знает все окрестные моря как Святой отец не знает чертову Библию. И готов стоять у штурвала, не меняясь, сутками. Да, собственно, он уже много лет никого к штурвалу и не подпускает. Видишь, он словно прирос там, – довольно засмеялся своей шутке капитан. – А его босые пятки навечно прилипли к палубе.
«Что-то они больно часто здесь хохочут», – недовольно подумал Томас, и с нескрываемой иронией спросил:
– Когда же он спит? Если совсем не отходит от штурвала.
Капитан опять засмеялся.
– Сон – ненужная забава на нашем корабле. Ты это сам скоро поймешь.
После чего сделал приглашающий жест пройти в каюту.
«Ну что ж, будем знакомиться с этим странным кораблем дальше», – хмыкнул про себя Томас и решительно отправился вслед за капитаном.
Каюта была как каюта. Тесная каморка с простой деревянной лавкой, служившей еще и кроватью, и таким же простым деревянным столом. Все как у всех. Гнилостный запах из трюмов долетал и сюда, но он не доставлял неприятностей ни самому капитану, ни Томасу, привыкшему ко всему за годы скитаний по морям. Тем более, что на столе уже возвышалась тяжелая бутылка с нераспечатанной пробкой на горлышке, и два бокала. Его заранее ждали, выходит? Или капитан успел кому-то отдать распоряжение накрыть стол? Дьявольщина продолжается.
– Здесь всегда стоят два бокала, ведь я верил, что когда-нибудь в каюту войдет гость, – пояснил капитан, прочитав удивление в глазах гостя. – Видишь, дождался.  И я рад, что могу тебя угостить этим превосходным напитком.
Он с воодушевлением разлил ром в бокалы. Томас принюхался. Нет, никакого подвоха. Это была не разбавленная ромом тухлая пресная вода, как чаще всего происходит, а настоящий крепкий ром. Надо все же быть настороже – если его встречают по-королевски, значит, точно чего-то от него хотят. Понять бы, чего. Впрочем, ему тут же стало стыдно за свои мысли – ведь Томасу только что радовались так искренне и непосредственно, что просто невозможно было увидеть корысть в этом бурном проявлении эмоций. Скорее всего капитан и правда рад, что им удалось спасти человеческую душу.
– Когда я карабкался по борту на палубу вашего судна, больше всего на свете хотел выпить за свое спасение, – простодушно признался  Томас. – Однако сейчас, увидев с каким радушием меня приняли, хочу поднять этот бокал за своих нежданных спасителей. Я рад, что оказался у вас.
– Но ты не представляешь, как мы тебе рады, – благодарно расплылся в улыбке капитан. – Так что следующий тост мы поднимем за тебя, наш долгожданный гость. И если мы принесли удачу тебе, то будем ждать, что и ты в ответ подаришь нам удачу. 
Ром действительно оказался весьма неплохим, и удивительно крепким. Или это после случившихся приключений хмель ударил в голову Томасу, и его подозрительность опять куда-то улетучилась. Придя в благодушное настроение, он деликатно продолжил беседу.
– А что же, гости у вас бывают так редко, что вы меня встретили словно настоящего императора?
– Более того. Ты первый, – ухмыльнулся капитан. – Именно поэтому тебе все так обрадовались.
– Первый за сколько лет? – непринужденно пошутил Томас.
Капитан неопределенно пожал плечами.
– Мы уже сбились со счета. Пожалуй, что лет за двести, не меньше.
– Вы шутите?
Томас оцепенел. Не зря ему с первых шагов показалось все странным на этом судне. Все-таки дьявольское Саргассово море сыграло злую шутку. Или все же это розыгрыш? Но зачем так по-дурацки шутить? Какой в этом смысл?
– Ты сам понимаешь, что нет, Томас. Какие могут быть шутки? Да, тебя занесло на корабль, по палубе которого ходят призраки, не нужные ни Жизни, ни Смерти. Да он и сам – призрак, наш корабль.
– «Летучий голландец»? – помертвевшими губами спросил Томас. – Тот самый?
Капитан ухмыльнулся.
– Ты же слышал, как меня зовут. Я вовсе не Ван Страатен. И я не охотился за чужой женой, из-за которой «Голландец» был проклят. Но, поверь, там, где нажива и корысть, такие вот корабли, как наш, будут всегда. Дьяволу мы теперь не нужны, потому что с нас больше нечего взять. А Богу – тем более, ведь мы прокляты, и не можем быть под его защитой. Вот и мечемся туда-сюда в надежде хотя бы умереть по христиански. Прожить жизнь дважды не дано никому. Все имеет свое начало, и должно иметь свой конец. У нас была жизнь, и никак не наступит смерть. Мы устали, Томас. И надеемся, что ты нам поможешь. Именно поэтому тебе все так обрадовались здесь. Мы никак не ожидали, что к нам занесет человека с живой душой.
– Но я ведь вам не помощник, – робко возразил Томас. – Я даже не священник, чтобы отпускать грехи.
– Как сказать. Нам не нужен священник, никому тут нет нужды исповедоваться. Тем более, о наших прегрешениях всем, кому надо, давно известно. Мы сами, в своих молитвах, рассказали о них тысячу раз. Хотя при жизни не верили ни в Бога, ни в дьявола, только в свою удачу. Но именно она-то, как видишь, нам изменила первой. А Бог от нас отвернулся. Так, во всяком случае, считаем мы, что он от нас отвернулся.
– Тогда что? – никак не мог прийти в себя Томас.
– Ты ведь слышал историю «Летучего голландца»?
Томас молча кивнул, еще никак не в силах прийти в себя от только что услышанного.
– Значит, ты прекрасно знаешь, что живые могут видеть наш корабль, но забраться на его палубу им не дано. То же самое мы можем сказать и о себе. Мы как бы существуем для мира живых, но и только. Мы не можем с вами общаться как с равными. У тебя получилось оказаться среди нас – вероятно потому, что в тот момент ты сам был почти призраком, находился между жизнью и смертью. Провидение то ли не разобралось, то ли не захотело отнимать у тебя жизнь. Но в любом случае ты остался на этом свете благодаря нам. Поэтому в благодарность должен сослужить нам службу. Ведь это будет справедливо, не так ли?
– Какую еще службу? – насторожился Томас. – Я, конечно, верю в дьявола, но против Бога не пойду. Еще не хватало до Страшного суда рассориться со Всевышним. Уж лучше сразу на дно.
Томас никак не мог поверить, что это происходит с ним. И сидящий против него человек – призрак. И люди, которых он видел на палубе – тоже призраки. И корабль – призрак. И даже, получается, ром, который он только что пил – ненастоящий. И Самуэль, объятия которого казались весьма крепкими, он до сих пор чувствует его руку на плече, тоже не из мира живых. Томас вдруг захотел попробовать ткнуть в капитана пальцем. Ведь если это призрак, то палец, по идее, должен пройти внутрь тела беспрепятственно. И тут же сам испугался этой мысли. А капитан словно прочитал то, о чем он думает.
– Мы все тут из мяса и костей, можешь не проверять. В нас нет души, но человеческие мысли, стремления нами по-прежнему обуревают. Мы помним о тех, кого когда-то любили, и даже о тех, кого ненавидели. Кого успели проводить в мир иной сами, и кто ушел туда, не зная об участи, что выпала на нашу долю. Единственное, что нам остается – это помнить. И чем дальше прошлое, тем более оно мучительно. Ведь мы ничего не можем в нем исправить. И никогда уже не увидим тех, кого хотели бы увидеть. Жить… Нет, не жить, находиться в памяти бесконечно долго, размышляя о том, что тебе было дорого и что уже никогда не вернется – это страшное наказание, поверь мне.
– Тогда чем я могу вам помочь? – тихо спросил Томас.
У него, кажется, появился шанс выбраться живым и из этой переделки. Надо только в очередной раз обмануть судьбу, обмануть этих вот проклятых Богом и дьяволом людей, и вернуться к нормальной жизни. Туда, где есть удаль, бесшабашность, свежий морской ветер в лицо и настоящее будущее, а не только безнадежное прошлое. Он вдруг отчетливо понял, что даже перспектива быть убитым в схватке – это тоже будущее, которое дано лишь живым, умеющим страдать, любить и ненавидеть. И он действительно не хотел бы оказаться на месте этого вот капитана и его товарищей, когда у тебя остались только воспоминания, и ничего больше. А значит надо сделать все, чтобы отсюда выбраться.
–  Ты ведь знаешь легенду о Летучем Голландце, – уверенно произнес капитан. – Ты говорил, что знаешь.
– Во всяком случае, я слышал ее не раз.
– Тогда ты знаешь, что спасение проклятых в том, чтобы передать от них весточку близким. Никому из смертных не дано забрать у нас почту. Но поскольку ты оказался среди нас, ты можешь взять письма от тех, кто тебе их напишет, и отправить по адресу, который там будет указан.
– Но ведь этих людей, которым вы будете писать, давно на свете нет. Даже могил их скорее всего не найти, – удивленно сказал Томас. – Какой прок писать в неизвестность?
– Это неважно. Оказавшись на миг частью земной жизни, мы вновь обретем душу, и сможем предстать перед Высшим судьей. Вряд ли даже после стольких мучений нам воздастся райскими кущами, но нас точно уже будет ждать покой. Так что скажешь на это?
Томас молчал.
Похоже, если он даст сейчас слово, то станет частью большой дьявольской игры. Он не сможет обмануть команду корабля-призрака, ибо сам тогда будет проклят, и его постигнет та же судьба, что капитана Эдварда Вейна и его товарищей. Но чтобы выполнить поручение придется рискнуть. На берегу, да еще с таким немыслимым поручением, его вполне могут опознать как пирата и вздернуть на первой же виселице.
Что ж, выбор невелик.
– Я доставлю почту, – решительно произнес он.
Капитан с видимой радостью хлопнул пустым бокалом о стол.
– Я боялся, что ты вдруг захочешь пополнить наши ряды, – с облегчением произнес он. – Ты, наверное, рискуешь. Вряд ли и через двести лет к пиратам стали относиться милосерднее. Но это наш общий шанс. Тебе – продолжить жить, а нам – уйти к мертвым.
Он встал и, ни слова более не говоря, вышел из каюты, плотно прикрыв за собой дверь. Повисла тишина, и, чтобы хоть как-то успокоиться, Томас налил себе из бутылки еще рома, до самых краев. Но, даже выпив бокал до дна, он вдруг почувствовал, что хмель его уже не берет. Томас был потрясен услышанным. Он даже не думал сейчас о том, как будет выполнять свое обещание. Его мысли занимал лишь тот факт, что он оказался на «Летучем голландце», или как там называется эта дурацкая посудина, а вокруг него – люди, которых давно нет, о существовании которых не вспоминают уже целые поколения. И в то же время их можно потрогать, с ними можно разговаривать, даже шутить. С ними можно распить бутылку рома, как только что с капитаном. Разум отказывался верить, что все это происходит наяву, однако это было именно так. Ведь ром-то в бокале был настоящим, и неразбавленным. Он уже в этом убедился. И призраки тоже настоящие.
От всех этих мыслей Томаса передернуло, и, чтобы подавить нарастающий страх, он встал и подошел к иллюминатору. Прямо за ним простиралось безбрежное море. Оно было настоящим – таким же, как сам Томас, и вполне осязаемым. Со стороны моря пьянил запах настоящей водной прохлады, словно он находился на своей родной «Ласточке». С другой стороны, не будь всех этих призраков, лежал бы Томас сейчас на вполне осязаемом морском дне, и его уже больше ничто не волновало бы в жизни. Он глубоко вздохнул. Неужели ему дано выпутаться и из этой истории? 
Откуда-то издалека послышался взрыв всеобщего восторга. Вероятно, капитан объявил всем о состоявшейся сделке. А вскоре Эдвард Вейн вернулся в сопровождении небольшой группы членов команды, среди которых были уже знакомые Томасу Стид Уорли и Самуэль. Последний казался особенно оживленным, черные глаза его блестели веселыми искрами.
– Это хорошо, дружище, что ты решился, – хлопнул он по плечу Томаса. Ты не представляешь, как обрыдла здесь многим такая жизнь. Видишь, даже наш несгибаемый Стид Уорли бросил штурвал, и пришел посмотреть на того, кто заставит его забыть об этом мире.
Стид Уорли никак не прокомментировал эти слова, лишь молча, с нескрываемой благодарностью смотрел на Томаса. А его благородная седина придавала царственной величавости этому взгляду.
– А ты? – вдруг почему-то спросил Томас Самуэля. – Ты тоже хочешь наконец добраться до Страшного суда? Что-то по твоему лицу этого не скажешь.
– Я, пожалуй, что нет, – беззаботно ответил Самуэль. – Меня вполне устраивает здешняя жизнь. У нас на борту есть веселая девка, мы ее подобрали когда-то в одном из притонов, переодели в мужское платье и привели тайком на борт. Парни полагают, что именно из-за нее-то как раз мы и были прокляты. Известно ведь, что женщина на корабле – к несчастью. Хотя я не верю, что из-за какой-то девки нас могли наказать так сурово. В конце концов она ведь пришла к нам по доброй воле. Но, как бы то ни было, мы теперь спим с ней по очереди, и нам этого довольно. Желающих, правда, кто на нее польстился после всего случившегося, оказалось немного – всего-то семеро. Зато как раз хватило на неделю. Мой день – четверг.
– И тебе не противно, что она потом уходит от тебя к другим, и ты об этом знаешь? – удивился Томас.
– Почему противно? Это мои друзья. А потом мы уже привыкли так жить, и нам все равно, что и как она делает с другими. Когда наступает пятница, я просто начинаю ждать следующего четверга. И, ты знаешь, я счастлив, что рано или поздно он приходит. Опять же так будет всегда, пока я могу себя ощущать. И ради этого не прочь задержаться среди проклятых еще хоть немножко. После Страшного суда у меня ведь всего этого точно не будет. А на сковородках не так весело, я в этом уверен.
И, увидев, как Томас смутился, довольно рассмеялся:
– А теперь, если кто-то из моих дружков захочет убраться с корабля, четверг будет наступать еще чаще. Так зачем мне куда-то еще хотеть? У меня все есть здесь, на этом проклятом корабле. И ты сам это прекрасно понимаешь.
Спать Томас лег в капитанской каюте. Тем более, что тот с момента, как Эдвард Вейн вышел вместе с Самуэлем и Стидом Уорли, он уже не показывался здесь, и проводил все время на палубе. Грамотных в команде практически не было, и он писал письма для тех, кто не умел этого делать. До Томаса время от времени доносились горячие споры или дружный хохот с палубы. Вероятно, парни напоследок решили проявить все свое накопившееся остроумие в письмах к родным. Что ж, это ведь последние письма в их жизни, почему бы не отказать себе в удовольствии сказать этому миру все, что ты о нем думаешь. Не каждому из живых выпадает подобный шанс.
Удивительное дело, но Томас заснул крепким и спокойным сном. Он не боялся настоящего и даже не боялся будущего. Он уже решил для себя, что фортуна его не сможет обмануть, и все будет хорошо.  Да и, сказать по совести, отдельное ложе, пусть даже и такое грубое, для него, простого матроса, само по себе казалось большой роскошью. В прежней жизни для сна ему хватало любого укромного уголка, куда не долетали соленые морские брызги.
Наутро в каюту вошел капитан с большой пачкой писем в руке.
– Вот, – протянул он письма Томасу. – Смотри, не потеряй. Помни, что от этого зависят судьбы многих из тех, что тебя ждут сейчас на палубе. Да и твоя судьба тоже.
Томас растерянно повертел в руках пачку бумаги, которую передал капитан.
– Они же потеряются по дороге, – наконец сказал он. – Надо чем-то обернуть.
Капитан окинул взглядом каюту, но ничего подходящего для таких целей на глаза не попадалось. Вдруг он стремительно нагнулся, вытащил из-под кровати небольшой рундук, открыл его и достал «Веселого Роджера».
– Держи, – протянул он пиратский флаг Томасу. – Нам это знамя теперь точно не понадобится. Зато напоследок сослужит добрую службу для всей команды.
Томас бережно развернул флаг, уложил в него письма, и стал аккуратно сворачивать «Веселого Роджера».
– Ваше письмо тоже здесь? – небрежно спросил он, заранее предполагая ответ. – И кому из несуществующих уже на земле людей вы написали? О ком вы думали в этот момент?
– Нет, – безучастно ответил капитан. – Моего письма там нет.
Томас поднял на него удивленный взгляд.
– Но почему?
– Далеко не все из наших парней захотели писать, и уходить в иной мир. А капитан не имеет права покидать судно среди прочих. Даже если речь идет о корабле-призраке. Я должен уйти последним. Буду ждать другого шанса. Так что писать мне было некому. Хотя я и рад был бы черкнуть пару-другую строчек оставшемуся на берегу брату. Думаю, он скорбел по мне, когда понял, что я не вернусь, хотя и знал о моем не самом благовидном ремесле. Ближе него у меня никого не оставалось.
В голосе капитана не было никаких эмоций. Однако Томас чувствовал, насколько тяжело ему сохранять обладание. 
– И кто же еще отказался писать? Помню, Самуэль говорил, что не хочет уходить с корабля.
– Как раз нет, – возразил капитан. – И Самуэль, и все остальные сожители портовой девки отказались оставаться в этой жизни. Их письма здесь, в этой стопке.
– Но почему? Ведь они были так счастливы, что у кого-то есть четверг, а кто-то может предаваться любовным утехам по вторникам. Хотя, конечно, меня это их радость слегка покоробила.
– Потому что она сама решила уйти и написала письмо. А без нее их жизнь вдруг совсем потеряла смысл. Бывает и так.
Капитан взял со стола весьма внушительный пакет с письмами, молча подержал его в руках, думая о чем-то своем, а потом вернул Томасу.
– Как видишь, здесь достаточно посланий. Почти от всей команды. Не подведи этих парней. Уверен, тебе воздастся за этот христианский поступок. Может даже этим ты отчасти искупишь и наши, и свои грехи. Ведь что бы там ни было, а ты один из нас, и такой же, как мы.
– Но кто тогда остается? – не мог не задать вопроса Томас, и с напряжением стал ждал ответ. Ему почему-то показалось важным понять, кто из здешних обитателей так дорожит этим миром, что готов нести свои мучения дальше, чего бы ему это ни стоило.
– Стид Уорли, скажем. Он не представляет себя без штурвала в руках, с помощью которого ведет судно. Хотя, по правде сказать, этот корабль не может разбиться ни о какие рифы, ведь он как бы есть, и в то же время его нет. Но Стиду по-прежнему кажется, что именно от его знаний и умения тут что-то зависит. Я никогда не пытался убедить его в обратном. В конце концов, это его последняя земная радость – вести по волнам огромный корабль. Ну и еще кое-кто из парней, которым иллюзия жизни, пусть даже такой никчемной, кажется главным смыслом их появления на свет.
– Вы пробовали их уговаривать? – почему-то наполнилось жалостью к капитану сердце Томаса. – Ведь не исключено, что это единственный их шанс покончить с тем, что уже невозможно выносить. И ваш, получается, тоже. Я сомневаюсь, что на свете есть еще один такой же болван, как я, которого занесет на это судно.
– Зачем? Когда-то я принял на себя ответственность за этих парней, а они выбрали меня капитаном корабля. Мы вместе с ними прошли через многие испытания. Я всегда знал, что они не подведут, они это доказывали десятки раз – еще в те времена, когда мы все были живыми. И сейчас я просто должен пройти свой путь до конца. Каким бы мучительным он ни был. Те, кто остается, сделали выбор и за себя и за меня. Негоже у них что-то выпрашивать. А ты поторапливайся. Чем дольше мы здесь задерживаемся, тем большее нетерпение проявляют парни там, наверху. Они хоть и призраки, но все-таки морские разбойники, и не привыкли долго ждать.
Взгляды, которыми провожали Томаса, прожигали насквозь. В них не было зависти или ненависти, что он возвращается к земной жизни. Лишь боль и отчаяние людей, которые устали жить. Для них Томас сейчас был почти равен богу, а может даже и выше его. Ведь их судьбы были именно в его руках. На прощание они обменялись рукопожатием с капитаном, и обнялись с каждым из членов команды.
– Я сразу понял, что ты наш, и на тебя можно положиться, – радостно произнес напоследок Самуэль. – И ты уходишь от нас в хороший для меня день – четверг, а значит, все у тебя получится.
Томас в ответ грустно ему улыбнулся, а потом обвел всех взглядом. Даже Стид Уорли оторвался от штурвала и пришел его проводить. Томасу хотелось сказать этим людям что-то крайне важное, поддержать их, но слезы подступали к горлу и он не смог вымолвить ни слова. Он просто стоял и смотрел на людей, которые ждали от него чуда. Ловил их взгляды, и мысленно понимал, что ему уже не уйти от этих глаз никогда, до самой смерти. Такое не забывается.
Впрочем, никто и не ждал от него никаких речей. Все было ясно без слов. При гробовом молчании Томас спустился в лодку, еще раз кинул взгляд на провожавших его призраков, и оттолкнулся веслом от борта корабля.
Никто не произнес ни слова. Лишь в воздухе словно застыл немой стон, который издали несуществующие души несуществующих уже людей. Хотя для Томаса, который провел в этой компании несколько дней, они не были призраками. Он успел проникнуться ко всем ним симпатией – от блудливого Самуэля до благородного капитана.
Вскоре он оказался в полном одиночестве. Море было тихое и спокойное. Над его поверхностью стлался легкий утренний туман, предвещавший хорошую погоду. Лодка, которую спустили на воду, оказалась вполне себе земной, и совсем не призрачной. Правда, запасов еды и пресной воды ему, конечно, не дали. Зато снабдили тройкой бутылок прекрасного рома, который Томас уже успел попробовать, находясь на корабле. Конечно, не самое лучшее средство от жажды, но ведь ничего другого точно не было.
В первый день плавания отсутствие пресной воды еще можно было стерпеть, а потом желание выпить хотя бы глоток воды становилось все более мучительным. И Томас вдруг начал всем своим существом понимать, как тягостно было жить этим людям те двести лет, что они провели между мирами. Хотеть чего-то простого, земного, не имея права его получить. И насколько иногда смерть может быть желанней жизни.
А еще он вдруг подумал о том, что эта встреча оказалась неспроста. И не является ли тот факт, что он очутился на палубе проклятого корабля проявлением Высшей милости? Можно не верить во Всевышнего, но глупо отрицать тот факт, что именно появление Томаса дало шанс искупить свои грехи всем этим людям. Дьявол на такие штучки точно неспособен, они ему ни к чему. Выходит, их мучения были, наконец, замечены самым строгим судьей? Но если так, значит, эта игра будет доведена до конца, и ему представится шанс благополучно прибыть на берег и отправить письма. И Томас останется в живых. Черт побери! Он просто заслуживает этой милости, если, благодаря ему, будет спасено столько человеческих душ. Для кого-то они отребье, морские разбойники, но ведь это тоже божьи дети. Да и не Томасу их судить.
Он не помнил, сколько дней провел в лодке, силясь доплыть хоть куда-нибудь. Временами он впадал в беспамятство, потом приходил в себя и начинал отчаянно грести веслами в неизвестном направлении. Ночью он пытался по звездам понять, в какой точке находится. Но воспаленный от всех выпавших на его долю приключений рассудок отказывался слушаться, и, в конце концов, Томас прекратил изучать по ночам небо.
Однако он был уверен, что спасение не только в его руках. В нем заинтересованы Высшие силы, которые включили его в свою игру. И он должен выполнить свою миссию до конца. Надо лишь не сдаваться. Теперь спасение корабля призраков и выполнение Божьей воли зависит от него, Томаса. А у капитана Эдварда Вейна еще будет шанс уйти в тот мир, о котором он мечтает. Ведь среди прочих посланий, бережно упакованных под «Веселым Роджером», было и его письмо брату, о котором капитан не знал. Его написал Стид Уорли, шепнув на ушко Томасу, чтобы он берег письмо как зеницу ока. Уорли передал его украдкой в тот момент, когда они прощались на палубе. Командование кораблем, когда не станет Эдварда Вейна, Стид Уорли обещал взять на себя, и сойти с него, как и подобает настоящему капитану, последним.
Внезапно на горизонте Томас разглядел двигавшееся на всех парусах судно. Оно было совсем далеко, но зато шло в его сторону, и темная когда-то точка на горизонте начало принимать очертания настоящего корабля. Удача опять благоволила ему! С отчаянным упорством он еще сильнее налег на весла. Эти люди не могут пройти мимо! Они должны его заметить, и оказать помощь!
И действительно вскоре корабль спустил паруса, замер на месте, и с его борта навстречу Томасу спустили шлюпку.
Только тут он в ужасе рассмотрел, что на мачте судна, с которого шло спасение, развевается флаг королевского флота. А ведь за пазухой Томаса хранится пачка писем, предательски обернутых «Веселым Роджером». Если избавиться от нее, вполне еще можно выдать себя за потерпевшего кораблекрушение. В конце концов, ничто другое не указывает на принадлежность к пиратам. Да и обмануть призраков не самый большой грех.
Но Томас вдруг вспомнил письмо, которое незаметно от других глаз передал ему в руки Стид Уорли, и понял, что вот сейчас он не может, никак не может предать тех, кто в него поверил. Это глупо, по-дурацки, и совсем ненужное для пирата благородство. Времени для того, чтобы избавиться от писем, еще было предостаточно, однако Томас твердо осознал, что судьба сделала свой выбор за него, и ему остается лишь покориться ее воле.
– Что ж, – с легкой грустью подумал он про себя, глядя на приближающуюся лодку, – в конце концов, перед тем, как быть повешенным, у меня останется право на последнее желание. И я попрошу своих судей доставить почту адресатам.