Монахиня Нектария (Мак Лиз).
Перевод с английского.
Русский текст Вячеслава Марченко.
Консультант перевода Ричард (в крещении – Фома) Бэттс.
Когда мы встретились впервые,
Мы не могли знать, что любовь –
Столь требовательный хозяин.
Роберт Бриджис
Александра Феодоровна глубоко верила и знала, что христианская Монархия является богоустановленной формой правления, и, чтобы достойно нести крест Императрицы, нужны милосердие и душевная чистота. По словам современников, она не считала, что уже само по себе “noblesse oblige“ (“положение обязывает“) является определяющим для сана Императрицы. Сам Господь возложил на нее ответственность за сердце и душу народа. Она должна была провести свой народ через этот временный мир. Основу такого острого сознания собственного долга вложили в нее с самого детства.
25 мая (6 июня) 1872 года (Первая дата – это старинный церковный (Юлианский) календарь, который также использовался русскими как гражданский календарь вплоть до революции. Вторая дата – нынешний гражданский (Григорианский) календарь.) в Дармштадте на юго-западе Германии у принцессы Алисы и принца Луи Гессен-Дармштадского родилась будущая Императрица Александра Феодоровна Романова. Она была шестою из семерых братьев и сестер, а ее бабушка, королева Виктория, была Царствующей королевой Англии. Будущую Императрицу в крещении нарекли именем Виктория Аликс Елена Луиза Беатриса; в семье ее звали Аликс, но чаще – “солнышко“ за добрый и ласковый нрав.
Строгие принципы нравственности и чистоты, которыми отличалась взрослая Аликс, она унаследовала от своей матери. Принцесса Алиса очень любила родную Англию и дала своим детям настоящее английское воспитание в духе простоты и милосердия. Одежда детей была скромна, то же и пища: овсяная каша на завтрак, вареное мясо с картошкой на обед и “бесконечный ряд рисовых пудингов и печеных яблок“. Спали на простых солдатских койках. Утром, по викторианскому обычаю, холодные ванны.
Благотворительная деятельность принцессы Алисы и принца Луи была щедрой и хорошо организованной. Принцесса Алиса была замечательной матерью, но, помимо очевидной привязанности к своим семерым детям, она была известна как вдохновительница и добрый гений в работе многих социальных служб своей страны: помогала учреждать больницы, женские благотворительные организации, отделения Красного Креста и женские союзы. Своей матери, королеве Англии, она писала: “назначение жизни – в работе, а не в удовольствиях“, и такое же отношение она прививала своим детям. Зимой Алиса часто брала детей в дармштадтские больницы и приюты, обучая их с раннего детства доставлять радость другим. Маленькая Аликс часто приносила в больницы цветы от своей матери.
В то время как жизнь детей была полна смысла и полезных дел, им не возбранялись и веселые шумные игры. Они были очень дружны и наслаждались обществом друг друга. По мере того как они росли, Алиса лично следила за их воспитанием, изучая их характеры и направляя согласно индивидуальности каждого.
С самого раннего детства Аликс мать видела в ней “милую, веселую маленькую девочку, всегда смеющуюся, с ямочкой на щеке“. Та характерная застенчивость, с которой ей пришлось бороться всю жизнь, рано начала проявляться в ней.
Дома Аликс была ласковая, нежная, с незнакомыми же застенчива, и очень страдала от этого. А когда осенью 1898 года умерла ее мать, эта робость стала еще сильнее. В тот год дифтерия буквально опустошила дворец – она поразила всю семью за исключением старшей сестры Аликс – Эллы. Алиса сама ухаживала за детьми. Целые ночи просиживала она у их кроваток, недели проводила, переходя от одной постели к другой. Несмотря на такой преданный уход, маленькая принцесса Мэй умерла в ноябре, а вслед за ней, через неделю, заболела и умерла сама Алиса.
Позже Аликс скажет, что “это было безоблачное, счастливое детство, постоянный солнечный свет, а потом – огромная туча“. Осиротевшая семья с трудом привыкала к новому образу жизни без любимой матери, и, вероятно, с этого времени Аликс стала смотреть на жизнь серьезно, рано познав ее драгоценную хрупкость.
Сначала у Аликс была гувернантка, потом ее воспитанием занялась Анна Текстон, лично знавшая Гете, а затем Маргарет Джексон, высокообразованная и культурная англичанка, которую до конца жизни любили и почитали ученики. Маргарет не устраивало то чопорное формальное образование, которое в те времена считалось нормой, она старалась сформировать моральные качества у своих воспитанников, пробуждала в них интерес к интеллектуальным вопросам, горячо обсуждала с детьми политические и социальные темы текущих событий. Сплетни не разрешались, и Аликс со своими братьями и сестрами учились говорить отвлеченно.
К пятнадцати годам Аликс уже хорошо знала историю, литературу, географию, искусство, естественные науки и математику. По мнению многих, она была блестящей пианисткой. Она знала немецкий, английский, французский, а круг ее чтения по истории и литературе был настолько классическим и серьезным, что “Потерянный рай“ Мильтона, который она читала как внеклассное чтение, был назван одним из ее биографов “легким чтение”. Аликс была очень привязана к мисс Джексон, и всю свою жизнь подписывала письма “к своей дорогой Мэгги“ – "твоя любящая крошка королева № 3" – прозвище, которое Маргарет дала маленькой Аликс.
Учеба перемежалась с долгожданными поездками в Англию к бабушке – английской Королеве Виктории и кузенам. Королева Виктория любила внуков всем сердцем, и они отвечали ей пылкой привязанностью.
Впервые Аликс увидела своего будущего супруга на свадьбе старшей сестры Эллы в 1884 году, – та выходила замуж за Великого князя Сергея Александровича, дядю Николая II. Навещая Эллу (Великую княгиню Елизавету Феодоровну), она иногда встречалась с Наследником. В 1889 году Николай окончательно был влюблен в Александру, но о свадьбе еще не могло быть и речи. Ей 17, ему 21: считалось, что они слишком молоды. Родители Николая поначалу не очень одобрительно отнеслись к его выбору: им казалось, что с политической точки зрения он мог бы найти что-нибудь более подходящее, чем несовершеннолетняя немецкая Принцесса. И, хотя Николай и Аликс переписывались и посылали друг другу маленькие подарки, они расстались почти на пять лет. Оба они, однако, считали, что эти пять лет упрочили их отношения. Сердце Аликс было занято только Николаем; что до него, то он твердо заявил своему отцу, что женится только на Александре.
Сами они, однако, заговорили о свадьбе лишь весной 1894 года. Огромным препятствием для Аликс была необходимость принять другую веру. Для того, чтобы стать женой правящего Монарха России, ей надо было отказаться от лютеранства и принять Православие.
Как говорят ее современники, политическим и социальным мотивом их брака с Цесаревичем она не придавала большого значения. Самым важным была смена религии. Для Аликс это было равносильно предательству по отношению к лютеранской церкви, которую она так чистосердечно приняла всего несколько лет назад. Нелегко было ей отказаться от веры, в которой она была воспитана, и эти борения с собою заняли у нее почти два года. Николай тоже очень боялся, что, несмотря на их любовь, он может никогда не добиться Аликс. Его младшая сестра вспоминает тот день, когда он попросил ее зайти с ним в дворцовую церковь: “Он крепко схватил меня за руку, и я всем своим существом поняла, как ему трудно сейчас“.
По глубине внутренней борьбы видно, что, несмотря на великую любовь к Николаю, она ни за что не вышла бы за него замуж, если бы почувствовала, что этим она оскорбляет Бога. Ее сестра, Великая княгиня Елизавета Феодоровна, поддерживала ее, и вот наступило время изучения и духовных поисков, что окончательно развеяло ее сомнения и привело к принятию Православия.
Она – активная по натуре – очень усердно готовилась к браку. Эти приготовления не были ограничены выбором одежды и мебели. Они заключались прежде всего в изучении русского языка и Восточного Православного Учения. Священник и богослов, отец Иоанн Янишев (Протопресвитер Иоанн Янишев был известным преподавателем нравственного богословия Духовной Академии в Санкт-Петербурге.), наставлявший ее в Православии, отмечал ее необыкновенно острый ум. Он говорил Великой княгине Елизавете Феодоровне, что Принцесса задавала ему такие трудные, глубинные вопросы по богословию, которые он и от самих богословов не слышал, и он, по его собственным словам, “часто чувствовал себя загнанным в угол“ и “только царапался как кошка“, ища ответа.
При всей серьезности характера Аликс и ее приверженности к соблюдению принципов, все же это был брак по любви, которая все последующие годы совместной жизни сближала их все больше и больше. После свадьбы Аликс написала в дневник Николаю: “Никогда бы не поверила, что может быть такая полнота счастья в этом мире – такое чувство единения двух смертных существ. Мы не разлучимся более. Наконец-то мы вместе, и наши жизни связаны до конца, а когда эта жизнь кончится, то в другом мире мы встретимся снова, и уже не разлучимся вовеки“.
Благословив, наконец, помолвку сына, отец Николая, Царь Александр III, серьезно заболел и не дожил до свадьбы. Аликс срочно вызвали из Дармштадта, она приехала, чтобы на правах будущего члена Семьи присутствовать у смертного одра Императора. Он умер 20 октября (1 ноября) 1894 года; около него при последнем вздохе были жена и его духовник, отец Иоанн Кронштадтский.
Александр III правил страной только 13 лет, но за это время он приобрел репутацию “твердой руки“. Ему досталась в наследство страна, осаждаемая первыми революционными волнениями; он присутствовал при гибели своего отца, убитого бомбой террористов. Известный как Царь-Освободитель, Царь Александр II положил начало реформам, которые должны были дать землю крестьянским общинам, обеспечить большую свободу местному самоуправлению (В то время, как США и многие европейские страны решительно осуждали крепостничество в России, следует отметить интересный факт: отмена крепостничества в России произошла двумя годами раньше отмены рабства в США, к тому же без кровопролитной войны.) и независимую систему суда присяжных. Он едва успел подписать проект по частичным представительным выборам в правительство – и был убит политическим террористом.
При Александре III повысился уровень жизни и образования. Его дочь, Великая княгиня Ольга Александровна, как-то заметила: “Это был единственный Монарх из всей Династии Романовых, чье правление не было омрачено войной. Он всячески избегал любых осложнений. Недаром его прозвали “Миротворец“. Я убеждена, что если бы он и дядя Берти (Эдуард III, король Англии) были живы в 1914, войны бы не было. Кайзер их обоих боялся“.
Кажется, Александр III совершил трагическую ошибку. Она касалась самого Николая, и Николай это знал. Его не обучали искусству править государством и, как рассказывает его сестра Ольга Александровна, “он был в отчаянии. Он все время говорил – что же станет со всеми нами, что он совсем не приспособлен к делу правления государством. Уже в то время я инстинктивно сознавала, что их чувствительность и доброта – это качества, которых недостаточно правителю. И все же неготовность Ники, бесспорно, не была его собственной виной. Он был интеллигентным, у него были вера и мужество, но он был абсолютно несведущим в государственных делах. Его воспитывали как солдата. Надо было обучать его править государством, но никто этим не занимался“.
Почему Александр III не давал своему наследнику навыков политического правления – остается тайной, которую он унес с собой в могилу, но, возможно, ключ к разгадке в том, что он всегда оберегал личную жизнь своей Семьи от дел государственных. Когда Александр III взошел на Престол, он уже 14 лет был женат. Это случилось после ранней смерти его отца, убитого руками террористов. Может быть, тут дело в его крепком здоровье, и он ожидал, что будет жить и Царствовать долго, и хотел дать своему сыну несколько беззаботных лет жизни, чтобы тот окреп и создал прочную основу семьи, развил в себе характер будущего правителя Империи, пока бремя Царской власти не ляжет на его плечи.
Но вот отца не стало, и Николай Александрович становится Царем. Ему подвластны 170 миллионов людей, он унаследовал народ 50 национальностей, говорящий более чем на 200 языках и диалектах. Его Империя занимала шестую часть суши планеты.
Николай Александрович остро осознавал свои недостатки, он принял бремя власти с внутренним нежеланием, но с твердой верой в принципы Монархии и своей собственной ответственности как Наследника; он знал, что Господь благословил его на Царство уже тем, что он родился Цесаревичем. Кроме того, Николай Александрович и Александра Феодоровна верили, что Господь поможет им в правлении, если они будут блюсти себя перед Ним, верные в своем долге, как христианские правители. Они понимали, что 3500 лет существует священная традиция помазания на Царство, которая отделила их как избранников Божиих для выполнения этой задачи. Они разделяли опасения многих соотечественников по поводу смены формы правления с монархической на представительное правительство. В России подобное нововведение означало бы катастрофу.
Несомненно, вопрос этот был болезненный как для Николая Александровича, так и для Александры Феодоровны, которые четко представляли себе тенденции европейской политической мысли, подтачивающей основы Самодержавия. Из личной переписки и писем их современников, близких к Царской чете, мы узнаем, что они чувствовали себя в ловушке между упорными требованиями конституционалистов и собственной верой в необходимость Монархии в России. Тем более прискорбно это было для них, давших клятву при коронации. Решимость предстоять пред Богом за свой народ делало их ответственными не только политически, но и духовно; они считали, что их спасение зависит от того, насколько достойно они выполнят взятые на себя обязательства.
Неизвестно, насколько глубоко они чувствовали, что без компромисса в области неприкосновенности традиций не обойтись. Много позже Александра Феодоровна часто высказывала озабоченность тем, в каких условиях придется править их сыну, если он примет Престол. Когда Николаю Александровичу пришлось пойти на конституционные и законодательные уступки в 1905 году, он сделал это под нажимом общественности – возможно, в надежде, что Дума – выбранный законодательный орган – будет работать прежде всего консультативно, и, в то же время, удовлетворит жажду создания народного правительства. Вряд ли он сам лично сочувственно относился к подобным переменам, хотя и пошел на них ради стабильности обстановки в стране. Мнение последних российских Монархов заключалось в том, что христианский Царь является достойным правителем, только если он добрый человек. Люди теперь мало обращают внимания на частную жизнь политических деятелей, коль скоро они удовлетворяют представлениям об эффективном правительстве. Определяющее значение чести ушло из политики. В то время, как последние Цари признавали, что не каждый хороший человек обязательно должен быть совершенным правителем, (а Николай II Александрович глубоко, по-христиански чувствовал свои недостатки как в начале, так и в конце своего правления), они придерживались одного мнения: что нравственно нечистоплотный правитель никогда не сможет способствовать процветанию нации, каким бы замечательным политиком он ни оказался.
В последние годы правления, во времена быстрой смены министров и советников, такой взгляд на вещи высмеивали как величайшую политическую наивность. Интересно отметить, – а это признавали даже враги Царской четы – что такого благородства духа, которым обладали Николай Александрович и Александра Феодоровна – едва ли можно найти еще в каком-нибудь правительстве этого падшего мира.
Сразу после смерти Александра III Александровича Николай Александрович и Александра Феодоровна оказались втянутыми в водоворот событий: с одной стороны их личное горе, с другой – давление Семьи по поводу устройства государственных дел. Николай Александрович принял на себя бремя правления Империей.
По их обоюдному согласию и при поддержке родственников, Николай Александрович и Александра Феодоровна поженились менее чем через месяц после смерти Императора. Александра Феодоровна писала сестре: “Можешь представить себе это чувство. Только что в глубочайшем трауре оплакиваешь дорогого человека – и вот ты уже в нарядном свадебном платье. Большего контраста нельзя себе представить, но это сблизило нас еще более – если более было возможно. Как мне найти слова, чтобы описать тебе мое счастье – с каждым днем оно все растет, и все больше становится любовь моя. Как смогу я отблагодарить Бога за то, что Он даровал мне такое сокровище? Какой он хороший, родной, любящий, добрый!“
Будучи еще в трауре, молодожены не устраивали свадебных приемов и празднеств. Не было и свадебного путешествия; они уехали жить к матери Николая Александровича в Аничков дворец, где им отвели шесть маленьких комнат. Сохранилось описание внешности Аликс в первые годы ее Царствования. Пишет ее подруга Анна Вырубова: “Никакая фотография не смогла бы отдать ей должное в полной мере, как не смогла бы передать цвет ее кожи, грациозность движений. Такая она была статная, хрупкая; прекрасно сложена, с изумительно белой шеей и плечами. Ее густые золотистые волосы были так длинны, что покрывали ее всю, если она распускала их. Цвет лица – как у ребенка, розовый, ровный. У Императрицы были огромные темно-серые блестящие глаза. Позднее печали и тревоги придали ее глазам ту постоянную меланхоличность, которая стала привычной. А в юности ее глаза сияли живым блеском, и потому в семье ее звали “солнышко“. Так почти всегда звал ее и сам Император“.
В мае 1896 года в Успенском Соборе в Москве состоялась последняя коронация Императорской четы из непрерывной Династии Романовых. Николай и Аликс (отныне Александра, по имени, данном ей при крещении и воцерковлении в Православной Церкви) официально стали Императором и Императрицей России. Помазание на Царство, пышная служба в Православной Церкви – все это церковная печать “Божественного права Царей“ – точнее говоря, можно было назвать это “Божественным долгом Царей“, потому что на самом деле это была клятва Императора не только править Россией, но и отвечать за нее перед Богом, защищать людей и их веру. Это станет главным делом всей жизни Николая Александровича. Для христианского Царя это был крест, состоящий из перекладин абсолютной власти и абсолютной ответственности.
Церемония состояла из Божественной литургии и обряда помазания на Царство. Служба длилась пять часов. После того, как Император произнес клятву, даваемую при коронации, он взял венец из рук архиепископа, и, по русскому обычаю, возложил его сначала на голову себе, а потом, снявши, возложил на голову Императрицы, что означало ее соправление. Затем Александра Феодоровна сняла венец и надела его на голову мужа, а на нее возложили меньший венец. Великая княгиня Ольга Александровна вспоминает:
“Хотя прошло уже шестьдесят четыре года, память об этом событии особенно священна для меня. Церемония закончилась очень тепло и сердечно. Аликс стала на колени перед Ники. Я никогда не забуду, как бережно он надел ей на голову корону, как нежно поцеловал ее и помог ей подняться. А потом все мы стали по одному подходить к ним. Я сделала глубокий реверанс, подняла голову и увидела синие глаза Ники, глядевшие на меня с такой любовью, что мое сердце ответно вспыхнуло и до сих пор помню, как горячо я поклялась посвятить себя моей стране и моему Монарху“.
Александра Феодоровна тоже была глубоко тронута коронацией. Она писала позднее, что это была их вторая свадьба, свадьба с Россией. Она оставила позади все прошлое и теперь чувствовала себя перед Богом матерью всей России. Святость коронации и надежды, связанные с этим, были, однако, омрачены трагедией, которая была как бы предвестницей грядущих бед.
За коронацией по традиции следовали празднества для народа: на Ходынском поле у городских московских стен устанавливали огромные столы. Тысячи крестьян были приглашены на пышную праздничную трапезу как гости Императора, после чего обычно весь день танцевали и пели на лугу. Царь с Семьей должны были прибыть в полдень для участия в празднике. Ранним утром, еще до рассвета, на Ходынке собрались полмиллиона человек, и, хотя никто не помнит настоящей причины несчастия, люди начали теснить друг друга, продвигаясь вперед – возможно, кто-то пустил слух, что будут раздавать подарки, и на всех не хватит. Волнения толпы создали дикую панику, тысячи получили увечья, многих задавили насмерть. Полиция была бессильна перед таким скоплением людей.
Николай Александрович и Александра Феодоровна были подавлены. Первое побуждение – отменить бал в честь коронации и уединиться в молитвах, но дядюшки Императора и министры настояли на своем: отмена бала нанесет обиду Франции, которая вложила в предстоящий бал столько средств и сил. России после десятков лет исторической вражды с Францией возрождающийся альянс был очень важен из политических интересов в Европе. Императору сказали, что отмена празднеств была бы с дипломатической точки зрения оскорблением, и что бал в честь коронации нужен для упрочения отношений между государствами. Николай Александрович неохотно согласился, но и сам он, и Александра Феодоровна, и вся Царская Семья провели целый день в московских больницах, навещая раненых. Государь распорядился, чтобы жертвы Ходынки были похоронены в отдельных гробах за его счет, а не в общей могиле. Он назначил персональные пенсии семьям погибших и покалеченных. Спустя некоторое время Николай Александрович рассказывал, как трудно было им сдерживаться на балу и обеде, как часто приходилось прикладывать к глазам салфетки, чтобы спрятать набегавшие слезы.
“Русские“ социалисты, жившие в Швейцарии, накинулись на Императора с жестокой критикой по поводу проведенного бала, обвиняя его в глубоком равнодушии к страданиям своих подданных: Печальная прелюдия к клевете и злословию, которым суждено было омрачить его Царствование.