Как-то хочется рассказать о своих дедах и бабушках.
Это даже совсем не обязательно читать, это просто моя дань памяти и уважения к тем совсем необычным людям, которые жили в этом мире и делали его намного лучше.
Начну со стороны папы. Да простят меня все, которые мне по маме тоже родственники, я вспомню всех, хотя может и не здесь.
Я вспомню деду Юру, это тот человек, который любил меня больше всех, такой скромной и настоящей любви я больше к себе не встречал, а потом я нахожу его черты характера в себе, что мне приятно.
Нет, Юрой он стал позже, а от рождения носил совсем другое имя, которое пришлось переделать на более пролетарскому уху привычное и русское.
Дело в том, что семья по папеньке была из бывших, имела капиталец и перед империей заслуги, но случилась революция.
Дедушек моих гоняли и репрессировали, воли никак не давали, но они выбрались, так как имели ум необыкновенный, волю и к жизни любовь.
Кстати, заныканное золотишко, я вполне видел у своей прабабушки в руках в объёмах позволяющих жить долго и неплохо.
Спасибо кузену, который всё освоил без меня, мама его из евреек и это простительно.
И так, дедушку "при товарищах" звали Юрием, а "при наших", звали совсем иначе.
Кстати, это разделение, где "товарищи" были историческим мерилом, въелось в меня навсегда, к "товарищам" я потом относился с подозрением, хотя был комсомольцем, даже хотел стать партийцем, но, надо сказать, из меркантильных соображений. Однако биография родителя никак не позволила, и меня не взяли не то чтобы в коммунисты, но даже в милиционеры.
Дедушка Юра был родным братом моего личного деда, который погиб в войну, в честь которого меня и назвали Аркадием.
А ещё, деду Юру, звали в семье коротко от его настоящего имени - Ира. Смешно, правда?
Ира был в быту совершенно бестолковый, всегда задумчивый, страшно рассеянный, но с характером.
Когда он хмурился, а он умел только хмуриться, ругаться или повышать голос совсем не умел, то над городом нависали свинцовые тучи и никто не мог не только говорить, но и даже дышать полной грудью, становилось очень душно.
Женился Ира я не знаю как, в нашей семье было всё очень засекреченно, "товарищи" приучили не распускать язык, но женился он на барышне ещё более бывшей, чем вообще можно себе это представить.
Звали её Клавдия Романовна и вы понимаете, что если у вас жена с таким именем и отчеством, то щей она вам никогда не сварит.
Клавдия Романовна была дворянкой адски настоящей, ничего не умела и никогда не работала. Зато заменяла МР3 плеер с аудио книгами. В голове её была отличная библиотека, которую она могла воспроизводить часами и даже сутками. Голос у неё был ленивый и дрожаще красивый.
Очень часто они брали меня на прогулки, помню я не всё, был тогда ещё совсем ребёнком, но какие-то кадры врезалась в память совершенно ярко.
Когда мы собирались на улицу, деда Ира застёгивал пальто неверно, всегда не на ту пуговицу, шапка ушанка была развязана и одно ухо свисало вниз.
Супруга поправляла Ире беспорядки, смотрела нежно, брала его под руку и мы шли гулять в город.
Что очень важно сказать, дед мой, по обычаю своему глубоко задумавшись, обычно посвистывал. Но не то, чтобы мелодию, а как-то: тьпрююю-тьпрююю, вроде и не свист, а навязчивый звук.
Мы гуляли, а Клавдия Романовна негодовала.
- Ира, вы опять свистаете!
- Кто свистает, Клавдия Романовна?
- Да вот вы, Ира, и свистаете. Немедленно прекратите, мне с вами неудобно.
- Опять вы, Клавдия Романовна, всё выдумываете, вот у Аркаши спросите, он вам и ответит, что я не свистаю, а гуляю просто.
- А вот пусть он вам и скажет, что вы именно свистаете и совсем не гуляете!
- Всё вы опять придумали, Клавдия Романовна, я никогда не свистал, даже в жизни никогда не пробовал. А ребёнка не трогайте, он ещё ничего не понимает.
Деда Ира после этого разговора совсем обиделся, задумался вовсе глубоко и начал свистать жестоко и пронзительно так, что уличные собаки, поджав хвост, убегали от греха подальше.
Деда Ира преподавал, студенты его страшно любили, впрочем любили его все, за его ум, рассеянность, необыкновенную интеллигентность, твердый характер и справедливость. За то, как он свистал, любили его особенно.
Утром, перед лекцией, деда Ира обычно делал Клавдии Романовне завтрак, надев галстук и старенький передник, чтобы проснувшись, супруга могла покушать и быть счастливой.
В один день, к вечеру ближе, деда Ира пришёл к нам и ругал своих студентов товарищами и арабами, не знаю почему он так не любил арабов, но это было самое у него ругательное слово.
Дело в том, что приготовив завтрак Клавдии Романовне, он так и пришёл на лекцию в стареньком переднике, провёл её и только потом, по окончании, одна из студенток сказала ему тихо, что Юрий Александрович выглядит сегодня немного необычно.
Что самое интересное - никто и не подумал смеяться.
А еще, деда Ира, писал на листах всякие добрые и смешные штуки, потом их мял и выкидывал в корзину. Клавдия Романовна их тайно вынимала, переписывала в свою тетрадь почерком теперь необыкновенным, с завитушками и кренделёчками и они ей кажется очень нравились.
Умерла она вскоре после деда Иры, они любили друг друга необыкновенно.
Единственная фотография деда Иры и Клавдии Романовны, которая у меня есть.