Введение. Александра Феодоровна Романова и Христианская Монархия.
Монахиня Нектария (Мак Лиз).
Перевод с английского.
Русский текст Вячеслава Марченко.
Консультант перевода Ричард (в крещении – Фома) Бэттс.
Если и найдется такой слепец, что не сможет поддаться свежести и благородству ее характера, вразуми его Бог. Вот уже десять лет нет в живых этой женщины: зверски убита в подвале с самыми дорогими ей людьми. Надо ли, чтобы она была очернена по своей смерти лишь потому, что убийство ее было прелюдией к знаменитому расцвету большевизма и чека? Что же до мести – здесь не о мести речь: ни сама она, ни ее муж не имели склонности к подобным вещам. Но справедливость к памяти этой доброй и скромной Семьи должна быть, в конце концов, восстановлена.
Дж.К. Сквайр, 1928
Мрачная тень лжи вот уже несколько десятков лет окружает имя этой женщины. Оклеветанная современниками и потомками, Царица Александра Феодоровна, естественно, привычно воображается как слабая, больная, деспотичная полуистеричка. Но перед теми, кто близко знал ее или хотя бы раз случайно встречался с нею, представала иная женщина: честная и великодушная, женщина, чья любовь принадлежала Богу, подданным, Семье. Обладая большим мужеством (ведь можно было избежать того мученичества, которое в конце концов настигло ее), она шла, не позволяя себе хоть в малом уклониться от того, с чем были связаны струны ее сердца и души, что было смыслом ее жизни и стало впоследствии основой ее подвига.
Жизнь Александры Феодоровны Романовой, последней Императрицы России и супруги Государя Николая II, пролегла мостом между историческими традициями Христианской Монархии и нашим секуляризованным веком. Пребывая над этой пропастью, она жила в современном мире, душа же и сердце ее принадлежали старинным традициям. До настоящего времени жизнь ее представляется в ложном свете. Даже талантливые писатели не всегда понимали ее окружение и саму суть ее жизни – любовь к Православной Церкви и веру в изначальную справедливость Православной Монархии. Чтобы понять Александру Феодоровну, надо постичь традиционное христианское мировоззрение, и тогда ее жизнь легко раскроется перед нами; без этого почти невозможно относиться к ней справедливо, с должным благопочитанием и по-настоящему увидеть ее образ.
В прежние благоприятные времена человек видел в монархическом правлении напоминание о превосходстве Бога и о власти человека над сотворенным миром. Монархия была частью большего целого, идеей, которая самым естественным образом соответствовала иерархической природе сотворенного мира. Демократическое правительство на земле показалось бы этому человеку таким же абсурдом, как понятие о Небе, управляемом парламентом ангелов.
И хотя мы не совсем растеряли национальную и культурную память, когда Монархия воспринималась частью сотворенного мира (с раннего детства мы естественно воспринимаем слова, которыми начинаются сказки: “В некотором Царстве, в некоторым государстве жил-был добрый Царь“), современному обывателю сейчас трудно воспринять такой образ мышления. Устранив возможность вмешательства Бога в политические дела, мы все больше надеемся на свои слабые суждения при выборе правителей. При нынешних источниках информации мы не можем предсказать результат нашего выбора надолго вперед, и того менее – последствия этого выбора в жизни вечной. Наши предки думали не об отделении государства от Церкви, а о своих семьях, о спасении.
При появлении Византийского Христианского государства епископ IV века, историк, духовный наставник Императора Константина Евсевий говорил о взаимосвязи между Царем Небесным и земным:
“Вот так, украсив себя образом Царя Небесного, Константин взирал на Него как на Первообраз, и правил на земле в соответствии с этим“. Император “несет на себе образ Вышнего Царствия. Подражая Великому Царю, он пролагает праведный путь на земле“.
И как Бог правит на Небе, так Константин правил на земле большей частью цивилизованного мира. Вне Царствия Небесного – темное царство сатаны, а помимо христианской цивилизации есть лишь языческое варварство и хаос или порядок богоборческий.
Когда мы говорим об образе правителя, представляющего Бога на земле, надо очень четко определить понятия, иначе нам грозит опасность принять за истину либо хилиастическую точку зрения – провозглашение рая на земле, либо создание “цезарепапистской автократии“, которая правит и Церковью, и государством (такое представление сложилось у тех, кто поверхностно изучал историю Византии; но подобного никогда, на самом деле, не случалось, хотя отдельные правители, несомненно, впадали в различные искушения по этому поводу.
Отношения Царя со своими подданными есть аналогия отношений Бога со Своими созданиями. Но вид, степень послушания созданий Божиих своему Творцу выше политики отношений между Царем и его подданными, поскольку это уже отношения между самими созданиями Божиими. Отношения земного Царя и подданных – это отношения отца и семьи. Будучи поставленным главой семьи через таинство венчания, он предстает перед Богом во всей ответственности за благоденствие и правильное поведение своих детей; он не отрицает их свободной воли, но воспитывает их, применяя весь свой авторитет, обучая их, научая примерам из житий угодников Божиих.
Концепцию идеального христианского государства, как ее представляли византийцы, сформулировали, по крайней мере, частично, епископ Евсевий в IV веке, Император Юстиниан в VI-м и Патриарх Фотий в XI-м. По их общему мнению, задача государства – обеспечить справедливость, мир и порядок в обществе, что даст гражданину большие возможности ко спасению души. Кроме того, задача государства состоит еще и в защите земного института Церкви как сосуда христианской веры. Для многих Императоров защита истинного Христианства и распространение устойчивого идеала христианского государства по всем концам земли было делом первостепенной важности.
Поскольку сейчас мы живем в обществе, в котором есть еще следы двухтысячелетней христианской цивилизации, но, в то же время, которое низводит христианство просто до положения одного из многих философских направлений, нам сложно постичь ту объективную силу и ревностное желание, что лежали в основе построения христианского государства в прежние времена.
Две тысячи лет отделяют нас от того времени, когда человек встретился с Господом. Человек был лицом к Лицу со Всеведущим Авторитетом – момент присутствия Бога на земле во плоти, внушающий благоговейный страх. И вот, мы потеряли это чувство в наш обмирщенный, наш самый светский из всех веков. Тогда впервые Бог говорил не через кого-то, а напрямую, открыто с людьми об их естестве, о конце и пути к состоянию блаженства, для которого Он создал их.
Если бы нам удалось сегодня путем осознания духовной реальности, хотя бы отчасти, вместить в себя опыт такого потрясающего первозданного пробуждения от состояния удовлетворения своими надуманными философиями, это отрезвило бы нас как ледяной душ. Тогда мы могли бы, хоть в какой-то мере, понять взгляд Николая II Александровича и Александры Феодоровны на свой монарший долг правителей Империи и носителей христианского Богооткровения.
Вот как освещает этот вопрос сам Император Константин:
"И все эти ссоры и разногласия могли бы восстановить Бога не только против человечества, но и против меня самого, чьей власти и заботе Его святая воля вручила мне повелевать на земле. И до тех пор я не смогу ожидать от милостивой воли Всемогущего, чтобы Он послал мне довольство, процветание, счастье, пока не почувствую, что все люди пришли к Православной вере".
Императора помазывают на Царство как самодержавного правителя, а не как часть представительного органа власти. Его должность исключает всякое разделение власти, поскольку она исключает, в конечном счете, всякое разделение ответственности. По словам святителя Иоанна Златоуста, Отца и учителя Церкви IV века, Император имеет духовную обязанность противостоять злу как видимому, так и невидимому. В своей духовной ответственности он стоит один, "тайна бо уже деется беззакония, точию держай ныне дондеже от среды будет (ибо тайна беззакония уже в действии, только [не совершится] до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь)" (2 Сол. 2, 7).
И в том, что византийские христиане искали в отношениях между Церковью и государством, была целостная симфония. В то время как Император имел власть и право, данные ему при венчании на Царство, защищать чистоту веры, выступая на Церковных Соборах, равно как и управлять государством, у него не было решающего голоса в делах Церкви и вероучения – последнее было привилегией епископов. В то же время, моральной обязанностью церковных иерархов было противостоять государственной политике, если она велась против христианских принципов правления или интересов Церкви, но право решающего голоса принадлежало все-таки Императору. История дает нам такие примеры, когда Императоры созывали Церковные Соборы и когда епископы требовали прекращения несправедливой социальной политики.
Как далеки подобные отношения от нашей современной практики разделения Церкви и государства: тогда, в большинстве своем, народ, подобно ветхозаветному Израилю, воспринимался и как Церковь, и как государство. Нам сегодня трудно это понять, мы низвели наши принципы христианского поведения до индивидуального выбора и оставили только жалкие крохи христианских идеалов, чтобы “подкормить“ нашу цивилизацию.
Идеал христианского общества сливается с концепцией Императора Константина о Византийской Империи как о Втором Риме: в то время Римская Империя включала в себя все известные государства цивилизованного мира. При падении Константинополя в 1453 году Россия подхватила знамя Православной Империи как наследница, названная Третьим Римом, и она сохраняла положение золотого века Православия вплоть до трагической гибели Российской Монархии.
Для любого право верующего христианина наиболее желаемой формой правления государством является правление, основанное на христианских принципах и Истине.
Попытки реформ Николая Александровича и Александры Феодоровны и самые невинные благожелательные проявления увязли в болоте журналистских искажений фактов и открытой лжи общества, превративших Царскую Чету в глазах многих подданных в бесчувственных деспотов. И разве не ирония, что их документально зафиксированные попытки облегчить судьбу своего народа в нашем падшем мире привели к абсолютной власти тех, кто почти весь мрачный ХХ век сеял террор и несчастья на территории, равной более чем четверти земного шара?
Противники Монархии указывают на автократию как неизбежный признак монархического строя, и в то же время многие из современных правителей пытаются получить абсолютную власть во всей полноте, – но ведь христианский Монарх, номинально обладавший такой властью, в реальности ее никогда не имел. Абсолютная власть не может существовать в Христианской Монархии, которая не приемлет вынужденного подчинения Богу, Чья благодать наделила правителя властью, а его подданных свободной волей на благо или на грех. Однако, здесь не столь важно, является ли абсолютная власть теоретической реальностью или нет. Без сомнения, проявления жестокости, репрессий и деспотизма, допускаемые теми, кто считал, что их положение дает им привилегии действовать по собственной воле, игнорируя свою ответственность как перед Богом, так и перед подданными, дают повод для торжества антимонархистам. Безжалостный правитель для народа такая же трагедия, что и жестокий отец для своих невинных, запуганных детей, и этому нельзя найти оправдания.
Но имеем ли мы право, только из-за того, что так мало было монархов, преуспевших в святости и безупречности правления (равно как и отцов), отрицать справедливость этой естественной и органичной формы общественного строя, признанной подавляющим большинством наших предков? Отрицать – ради чего? Ради представительного правительства, кажущегося нам более справедливым и беспристрастным? Тогда можно спросить, не променяли ли мы главного назначения человека (если мы еще помним, что это такое) на иллюзорную свободу временных гражданских прав?
Теперь у современного мира, жаждущего личной и политической свободы, есть все, кроме утраченной Монархии. Наш демократизм "освободил" нас от традиционных моральных норм и семейных уз. Наверное, настало время спросить: а не выплеснули ли мы за борт вместе с "тиранами"-монархами естественное желание народа иметь своего отца как и в любой семье; ведь любой отец может удовлетворить потребности души человека и народов – и никакие личные свободы, даже полученные в полной мере, не заменят его. Быть может, мы, сами того не сознавая, осиротили себя.
В то время как сложный механизм взаимного контроля и уравновешенности представительного правительства задуман так, чтобы урезывать произвольные злоупотребления властью и избавлять людей от бед и кровопролитий от рук тирана, этот же механизм бдительно следит, чтобы во главе народа не стал святой. Выборный процесс не допускает к власти людей, чей широкий кругозор или видение слишком превосходили бы общепринятые нормы. По своей природе выборы уже защищают население от правителя, чьи идеалы справедливости, милосердия и самопожертвования отяготят всех новой ответственностью и христианским образом жизни.
Поскольку все мы упорно верим, что имеем неотъемлемое право жить свободно, без тирании, смею сказать, что многие тайно голосовали бы против правительства, которое хотело бы сделать нас добродетельными за счет нашего же благополучия. Выходит так, что мы свободно выбираем посредственность, поскольку сам характер современного правительства (и, неизбежно, характер человеческой натуры, нисходящей по спирали, если она не стремится активно к Богу) все больше и больше требует от избирателя голосовать сообразно его желаниям и все меньше и меньше – согласно принципам, за которые, возможно, придется чем-то поступиться.
Прогресс цивилизации несет в себе опасность и того, что, по мере стирания национальных границ путем экономического сотрудничества и смешивания культур этнических групп, традиционная функция национального государства – воплощение "души", культуры нации – может скоро выйти из употребления. Экономическая взаимозависимость между странами столь сильно соединяет нас, что разрыв связей между ними представляется земному пониманию опустошающим. Для предотвращения этого разрыва сознательно создается этакий фасад добродетели, отражающий "новый мировой порядок". Слабости этого порядка еще не всем очевидны, но многие уже усматривают в нем зловещие признаки: это устанавливаются подмостки, на которых будут разворачиваться финальные события по пророчествам Книги Откровения.
Прежде чем пала Византия, она тысячу лет несла на себе тяжелый груз почетного права называть себя Царством Православным на земле; это же право еще будет отстаивать Россия; право, которое падшее человечество никогда не сможет полностью реализовать на земле. Но все же это была праведная мечта и благородная попытка, свойственная лишь людям, верившим в искупление и видевшим блистающую славу Воскресшего Господа, людям, которые хотели создать на земле общество, способное прославить Творца Света, общество благоприятствующее спасению членов своих.