Покидая кабинет Артомонова, мы треснули, как шарикоподшипник, и рассыпались по сторонам. Но, кто-то должен был первым произнести это.
- Очередная экспедиция, - мрачно закрыл для всех проблему Полтавский.
Эдик Полтавский, молчаливая персона с выразительным лицом. Глаза и рот у него двигались одновременно. Острый его нос являл собой ничем не уникальную величину за исключением одной детали. Он никак не вязался в содружество глаз и рта. И как можно умудряться изощренно действуя глазами и ртом, сохранять нос в абсолютном спокойствии? Худощавый, с гибким, как у ящерицы,сухим телом, Эдик был человеком "ста семи профессий", как выражался о нем Конягин. До трудоустройства в наше спецпроектное варево, Полтавский успел побывать радистом, менеджером логистики, экскаваторщиком, сценаристом, представителем интересов слепоглухонемых абитуриентов в некоммерческой организации "Полная чаша", коллектором при банке, ассистентом в маникюрном салоне, натурщиком, ветеринаром, и даже заместителем зав. кафедры "языки и культуры народов мира" в гуманитарном университете, спасателем на одном из морском побережье Черного моря. Но, более всего Эдика тянулся к неизведанному. У него была врожденная способность сбрасывать кожу, или, выражаясь иначе, плыть без якоря. Полтавский в прямом смысле ни к чему не привязывался, зацепиться за риф его кораблю не грозило за отсутствием якоря. У него не было тайн, тузов в рукаве, его не терзали прошлые недоделанные дела.
Однажды Полтавский умудрился даже жениться. Весьма удивившись даме, которая через непродолжительное время представилась его женой и законно попросила единого крова и стола, Эдуард отказал ей во всём и даже не задумался прибыть в ЗАГС для оформления развода. С тех пор Полтавский так и остался по паспорту, в статусе женатого мужчины, впрочем, супруга которого давно имела другого мужа противно орущих детей.
Полтавский идеально подходил спецпроекту "темные времена". Он был не болтлив, отличался завидным здоровьем и бронебойной психикой. А, увидев графу "состоит в браке", командир Артомонов так хохотал, будто к нему пришел устраиваться не будущий экспедитор, а всемирно известная когорта клоунов.
- Очередная экспедиция, - мрачно сказал Эдик.
И, несмотря на то, что даже Полтавский был мрачен и подавлен, мы разыскали в себе силы, чтобы обсудить положение. Скрывшись в прилегавшей к зданию Большого Офиса, парковой зоне, мы расселись на лавки вокруг стола под навесом, свод которого живописно изображал битву Иолая и Геракла с Лернейской Гидрой. Самсонов самозабвенно уставился на древнегреческий сюжет.
- А ведь Еврисфей так и не признал эту победу за Гераклом, - вставил Полтавский, который знал всего понемногу, - Иолай, прижигавший головы гидре, был расценен, как полноценный помощник.
Все промолчали. Самсонов с достоинством посмотрел на Эдика.
- Парни, - Гришка проявил намерение первым, - если нам есть, что сказать, давайте. Тянуть еще хуже. Хотите, я начну? Коротко - я ощущал себя чем-то наподобие червя. Только того червя, который еще минуту назад был человеком и не забыл об этом, и при этом убежденный, что теперь он обыкновенный червь, без мозгов и возможностей. Тупая, бесстыжая тварь, слабая, как самая слабая мягкая ползущая субстанция, которая подчинена всецело и - зависит всецело. Ни воли, ни амбиций, только ботинок и я под ним.
- То же самое, - продолжил я за Гришей, - ботинок и я под ним. Знание наличия ботинка и его железной власти надо мной - пожалуй так. И еще самый страшный страх на свете, если такой страх на свете есть, и,если мы вообще были на нашем свете.
Самсонов с тревогой смотрел то на нас, то Полтавского, то на внутреннюю сторону навеса. Иолай четко делал свою работу, касаясь концом горящего факела отрубленной шеи чудовища. Геракл был обречен победить.
- Давайте обрубим факты, - вдруг вернулся из мифологии Самсонов с остатком глагола.- Мы прибыли неизвестно куда. Раз. На нас воздействовал неизвестной природы звук и что-то погрузило нас в гипнотический ужас.
- Почему гипнотический?- вмешался я
- Ну, не знаю. Гипнотический, как иначе. Как можно почувствовать первобытный инстинктивный страх, не столкнувшись хотя бы в фантазии с ближайшей угрозой смерти или чем-то невероятно непереносимым?- парировал Самсонов, поднаторевший в разговорах с Конягиным.
- А я согласен, - сказал Полтавский,- согласен с Самсоновым. Было там чего-то от гипноза, или подобное.
- Дальше, - резюмировал Самсонов - Звук. Гипнотический ужас. Полная темнота. Слепящий свет. Честно говоря, темнота и свет для меня в копилку не идут. Ну темно. Ну, светло... Еще мы знаем, что поверхность мягкая, проваливающаяся, на ощупь, и грубая, как льняная ткань. Важно - формат возврата иной.
- И не напоминай,- попробовал грустно пошутить я, - я обрастаю долгами за спасенную жизнь, а самооценка вещь хрупкая.
- Так вот, - говорил Самсонов, не обращая на меня внимания, - Максимальное время присутствия нам неизвестно. Знаем, что больше, чем всегда. Верхний предел надо исследовать.
- Набор юного натуралиста укомплектован, - закончил Гришка. Сплошные страсти и немного конкретики. Удручает. Не говоря о том, что нам предстоит туда вернуться.
- Об этом ни слова, - заверил я.
Полтавский вытянулся и коснулся рукой центральной головы гидры, источающей пламя, на которую Геракл нацелил свой меч.
- Гипнотический сон, - бормотнул он, - знаете, что? Давайте сходим к гипнологам.
- До завтрашней конференции я - броня, - заявил Гришка. Тем более, Артомонов приказом запретил нас пытать на предмет посещения. Что ты хочешь добиться от гипнологов?
- Просто хочу спросить, куда делся обратный код, - уверенно заявил Полтавский. В его голосе таилась какая то вздорная надежда, как у подростка, отмыкающего папин сейф, зная, что тот не скоро вернется с работы.
- А, пошли, - резко встал с лавки Самсонов. - Вопрос - ответ.
И мы отправились к гипнологам.