Летние вечера мне всегда нравились. Теплый ветерок окутывает тебя будто одеялом, а запах такой непохожий на дневной запах. Запах скошенной еще утром травы отдает пряностями, а около пруда пахнет солью и розмарином. Как приятно сидеть и каждой клеточкой понимать свое присутствие в этом уже другом для тебя мире, сказочном, волшебном, когда с каждой минутой становится все прохладнее и разом забывается этот вечно гнетущий полуденный зной.
И ничего не надо! И никогда, по сути, не было нужно кроме этого вот вечера, этого мгновенья, этого заботливого взгляда прабабушки, которая живет уже целую вечность. Она смотрит так мягко, как будто легкий пух прилетает тебе на голову и путается в волосах. Ты совершенно не чувствуешь этот пух, но он путается и машинально хочется взъерошить волосы.
-- Бабушка, а, бабушка? Мне сегодня сказали, что красивое лицо у меня. А я смотрю, обычное лицо, не обремененное никакими заботами, никакими смыслами. Обычное лицо, мертвое еще лицо, которое ничего не выражает. Да разве это красивое лицо? Красивое лицо это когда морщины от улыбки, это когда взгляд такой, как летний дождь, это когда шрам на полщеки, но улыбка сверкает на этом лице, которое такие виды видело! А у меня пустое лицо. Я пока что ничего не видела. Какие они все глупые дураки, кто говорит, что самые красивые лица это обязательно без морщин, без прыщей, без родинок, боже упаси, без шрамов, без улыбок, без ненависти, без смысла, без жизни. Как это глупо и опрометчиво! У тебя красивое лицо, бабушка. А у меня еще пустое, но ведь это только временно. Только начало лета, а еще столько увидеть придется! Представляешь, как мое лицо похорошеет только за одно лето? – Алиса сидела на траве, скрестив ноги, и говорила, говорила, говорила. Голос ее был хрупкий, кожа еще белая, что даже вены местами были видны. Причудливый узор вен шел от запястий по руке, а потом исчезал. А бабушка сидела на лавочке и внимательно слушала ее. Улыбкой отражала каждый задумчивый взгляд Алисы, каждое беглое, что-то теребящее движение. Смотрела и улыбалась, и было так хорошо.
-- Ну, ну, деточка. У тебя прекрасное милое личико. Самое, что ни наесть, хорошее! А лето… Лето это пора жизни. Не знаю как у других, но еще в детстве я знала, что вот только лето и я начну жить в полную силу! Ох, это было так давно, но ведь и сейчас! Лето! Пора восхищений, пора радости, пора веселости по пустякам, пора необыкновенных ощущений и наблюдений. Первый дождь, первая роса, первая вишня, первый синяк, да, внучка, и такое здесь случается, это тягучий, с каждым днем, становящийся все темнее и темнее загар на твоих руках, ногах, лице. Ну-ка расскажи, что сегодня с тобой случилось, и лицо твое в миг станет красивым.
Алиса вспоминала весь свой день. Вот поле, какие-то мальчишки бездельничают. Потом они подходят к ней, знакомятся, она, не запоминая их имен, бежит купаться на речку, а они за ней. Они плескаются, им до жути весело, и солнце такое жаркое, что и вылезать не хочется из теплой воды. А потом сразу вечер. Она прощается с новыми друзьями и уходит домой. Вот и весь день, полный красок, солнца и жары. Бездумное веселье! А какое же еще должно быть веселье? Улыбки, улыбки, смех,… а сверху солнце! Оно словно капает тягучей магмой прямо в речку и сливается с ней в вечном союзе. И день такой мимолетный, что даже жаль становится. Алиса пыталась вспомнить как можно больше, но получалась только образная картинка. Она тревожным голосом спросила у бабушки:
-- Сегодня был жаркий солнечный день и с самого утра я пошла в поле, а потом купаться на речку. Но это был целый день! А я помню, словно это было десять лет назад. Только общий фон, вид, образ. Я помню лица тех мальчишек, но я не помню имен. Я помню это палящее солнце, которое тонет в речке под вечер, помню как я смеялась, я даже помню смех тех мальчишек. Но я не помню какая была трава на берегу, я не замечала ласточкины гнезда около берега, я просто знаю что они есть, но я их не видела толком. Как это страшно не помнить свой день полностью. Но как же мне все запомнить? Чтобы была гарантия не забыть это никогда? Мы все забываем! Уезжаем – забываем. Уходим – забываем! Это низшая бесчестность. Мне страшно, бабушка. А вдруг, когда я уеду, я тебя тоже забуду? Забуду эту речку, поле, эту траву, полевые цветы и наш дом? Все пропадет. Эти дни исчезнут, будто я не жила. Это так грустно, бабушка, что хочется плакать.
Старушка сидела в задумчивости. Морщины разгладились, тело обмякло, а глаза расплылись в размышлениях и мыслях. Алиса четко видела как молодость давно вытекла из тела бабушки румянцем на щеках, гладкой кожей, густыми ресницами и темными русыми волосами. Густая и ярко-алая, как кровь, молодость вытекла. Те глаза, которые раньше были как два солнца, теперь тусклые, и жизни почти нет в них. Алисе чудилось, что некогда горячая, бурлящая в жилах кровь бабушки также медленно вытекала, как когда-то давно медленно вытекала молодость.
Бабушка направила свой зрелый старческий взгляд на Алису:
-- Мы помним то, что хотим помнить. Что нам нужно. Самые светлые воспоминания остаются, тусклые уходят. Хочешь, забывай, хочешь, сохраняй образ всю свою жизнь. Но меня напугало другое, внучка. Ты сказала, что толком не разглядела ласточкины гнезда на берегу? Это правда грустно. Я стара, и порой кажется, будто бы уже тысячу миллионов лет прожила, а ты, наверное, думаешь, что я и вовсе жила целую вечность. Жизнь вытекает из меня. Вот здесь, через ребра, – старушка положила свои руки на ребра, и умоляющим взглядом посмотрела на Алису. - Я становлюсь простой оболочкой, но ты другое дело. Тебе нужно жить. Лучше забудь всех, забудь себя, забудь язык, но прошу, не трать время попросту, живи. С каждым вдохом улыбайся! Это что-то вроде эйфории. У меня по молодости даже голова кружилась от восторга, от мира, от солнца, от неба! Каждое прикосновение, каждое дуновение ветерка в летний зной, это все жизнь. Истинный восторг чувствовать ее всем своим существом, всем тем, что есть в тебе. А теперь каждый мой вдох, каждая капля летнего дождя уходит из меня, – бабушка еще на секунду призадумалась, а потом уснула прямо на скамейке. Алиса посмотрела свои гладкие мягкие руки, а потом потрогала огрубевшие и морщинистые руки бабушки.
-- Нет, не могут мои руки сделаться такими. Бабушка, наверное, никогда не была молодой, вот и рассказывает. Не может быть все таким подлым, что сначала человек живет, а потом умирает, он либо должен вечно жить, либо вечно умирать, как бабушка.
Целую ночь и целый сказочный рассвет Алиса просидела на берегу, изучая ласточкины гнезда. Она шепталась с листьями, лепетала что-то неразборчивое солнцу, и все время говорила себе:
-- Старость – вздор! Я никогда не буду старой, и солнце это никогда не вытечет у меня через ребра, и небо не потускнеет в моих глазах, а эти ласточкины гнезда всегда будут и никогда не исчезнут!
Она сидела, вдыхала, и с каждым вдохом голова шла кругом. Она смеялась, кричала, и лицо такое красивое было у нее. Вся жизнь ее, словно щебетание ласточек, неугомонная, светлая, торжественная! Теперь не было сомнений. У Алисы самое красивое лицо на свете!