Тюремная тематика. Начало рассказа...

Серафима Лежнева Голицына
 
ГЛАВА 1. Подруга Катька "с верхнего" этажа.

   Тюремная тематика, как и большинству людей, была знакома мне лишь отдалённо: по рассказам знакомых не их первых рук, по фильмам, по блатным песням.

   Раньше этажом выше меня жила девчонка Катька, мы дома так и называли её "Катька верхняя". Я знала её с рождения, и была старше её лет на 15. К тому времени, о котором я рассказываю, она была уже долговязой нескладной девицей, ходила, косолапя, имела с рождения ДЦП, почти компенсированное упорными занятиями и лечением её бабушки и тёти. Мама Катьки была наследственно пьющая, отец - инвалид детства "по голове".

   В общем, у этой девушки ростом "за 180", носившей почему-то мужскую одежду с чужого плеча и имевшей внешность и вид клоуна, было не много шансов устроить свою личную жизнь. Если добавить к этому, что Катьку с раннего детства тянуло делать "всё, что нельзя", хорошей партии в смысле замужества Кате ждать не приходилось. Забыла сказать. Лечить-то Катьку от ДЦП лечили "нормальные", в отличии от её родителей, бабушка и тётя, но воспитанием её они явно пренебрегли, а может быть, она была труднообучаемой в некоторых вопросах, и уж ленивой-то - точно. Катька абсолютно не умела делать никакой работы по дому, по обслуживанию себя, а может, просто не хотела ничего этого делать. Кому нужна такая жена? Правильно, никому.

   Наверное, Катька и сама видела, что нормальные парни ею не интересуются. Катя стала переписываться с мужчиной из мест лишения свободы. Видимо, она надеялась, что человек "оттуда", хлебнувший в жизни всякого, будет менее притязательным в смысле выбора будущей жены.

   Катька приходила ко мне вечерами, когда я, возвратившись с работы, готовила в кухне еду для себя и маленького сынишки. Устраивалась в уголке на низенькой скамеечке, и доставала свои  сокровища: письма, открытки, маленькие подарки, сделанные своими руками. Чистя овощи для очередного борща или щей, я слушала, как Катя с выражением читает мне письмо от своего любимого из мест "не столь отдалённых, сколь печальных".

   Нектар для души, да и только! Таких писем мне точно никто никогда не писал. В этих письмах было всё, в чём нуждается одинокая женская душа. В них беспокоились о том, как ты живёшь, не трудно ли тебе, рассказывали свои мысли и мечты о прекрасном, тебе посылали стихи собственного сочинения, и всегда неплохие. И - планы на будущее. "Мы с тобой будем жить не так, как живёт большинство людей, у которых кроме работы и быта ничего в жизни нет. Мы будем вместе расти духовно, читать умные, добрые книги, ходить в театры... своих детей мы научим всему тому, что им так пригодится в жизни..." Да всего не перечислишь.

   Временами я почти завидовала Катьке чёрной завистью. Мне хотелось, чтобы и обо мне так заботились, посвящали мне стихи, рассказывали о нашей будущей счастливой жизни. А то живёшь всю жизнь, "как все": работа - дом, дом - работа.

   После ужина начиналось таинство. Мы садились с Катькой на кухне, и вместе писали письмо для её любимого. В Катькиных письмах всё чаще звучали мои собственные мысли, жизненные открытия и вопросы, даже мои юношеские стихи. Иногда я так увлекалась, что забывала о том, что мы пишем письмо для Катиного любимого, а не моего. А потом мы вместе с моей младшей подругой и соседкой с нетерпением ждали ответ "от него".
 
   О, это было настоящее счастье - получить такой ответ. Саша (так звали того заключённого) тонко чувствовал каждую мысль, умел читать даже между строк. И... он тоже писал в ответ стихи. Стихи у Саши были хорошие и настоящие, и это радовало меня больше всего. Иногда Саша удивлялся, что у его Кати порой возникают такие глубокие мысли о жизни, хотя она ещё совсем юная. Это мои мысли читал Саша, когда я забывала, от кого мы пишем Саше. Но что могла рассказать Катя человеку, который был старше её, успел повидать в жизни многое? О том, что её мама - запойная алкоголичка? О том, что книгам она предпочитает разгадывание кроссвордов, а стихов не любит, тем более, никогда не писала их?

    Я не раз говорила Кате, что, если она действительно хочет найти человека для своей жизни, нужно писать ему о себе всё так, как есть. Но писать, "как есть", Катя не хотела.

    Это стало своего рода игрой, или даже мечтой. Я, молодая взрослая женщина, успевшая побывать замужем и родить ребёнка, имеющая в своей жизни почти только одни заботы и работу, кучу всяких заморочек и дел, писала письма от Катькиного имени, и даже получала на них ответы.
 
   "Когда наконец ты пришлёшь мне свою фотографию, любимая? - писал в очередной раз наш с Катькой общий адресат, - я так хочу увидеть твои глаза, твою улыбку, твои руки..."

   Несколько раз я отправляла Катьку в лучшее в городе фотоателье. Перед этим я собственноручно отмывала её под душем, приводила в порядок её всегда запущенные и неухоженные волосы, одевала её прилично. Фотографии показывали всё того же Карлсона гренадёрского роста в юбке, сидящей на ней, как на корове седло, с круглым лицом клоуна, носом - картошкой, маленькими невыразительными глазками, белыми ресницами, и крупными, как у мужчины, пальцами рук.

   Снова и снова говорила Катьке: "Если он полюбит тебя такой, какая ты есть, это и будет человек для будущей совместной жизни. Иначе ты обманываешь и его, и себя".

   - Стану такой, какой он меня знает по письмам! - горячилась Катька, - Я буду много читать, пойду в бассейн и похудею, научусь делать красивый макияж, я сегодня же начну писать стихи! А иначе, если он увидит меня такой, какая я есть, он меня разлюбит.

   - Если разлюбит, значит, вы с ним не подходите друг другу. Ты найдёшь такого, которому будешь интересна именно ты, - повторяла я.

   У Катькиного адресата был немалый срок, поэтому её не пугала мысль о том, что он выйдет на свободу, увидит её, и помашет ей рукой.

   - Ты лишаешь его возможности подыскать ко времени своего освобождения подходящую для себя женщину. Он теряет с тобой время.

   После таких разговорах Катька уходила обиженная, я продолжала заниматься своими делами. Но мне не хватало уже Сашиных писем порой.

   А потом всё начиналось с начала. Приходила Катька, приносила письмо: "Почему ты так долго не писала? - беспокоился Саша, - Не болеешь ли, не случилось ли чего-то плохого?" А как она могла писать своему любимому, будучи со мной в ссоре? Ведь Саша уже привык к моему почерку. Катька после своего ДЦП, которое, как известно, никогда не проходит полностью, писала, как курица лапой, да ещё с бесчисленными ошибками.


ГЛАВА 2.

   Зачем я взялась тогда помогать писать письма Катьке? Просто я привыкла к ней, знала её чуть не с пелёнок, она часто прибегала ко мне, начиная со своего довольно раннего детства, и я старалась помогать ей, чем могла.

   Сначала эта переписка казалась нам просто игрой. Катька сказал мне, что ей кто-то из знакомых передал адрес мужчины, который надолго сел в тюрьму, очень грустит потому, что никто ему не пишет. Мне представлялась переписка с этим человеком чем-то вроде тимуровского дела, просто писать иногда человеку, у которого по каким-то причинам не было близких и друзей.

   Предыдущую главу я начала с того, что Саша, так звали человека, с которым  стала переписываться Катька, называл её уже "моя любимая". Конечно, это случилось не сразу. Он посылал ей душевные заботливые письма, свои рисунки, стихи, поделки. Мы старались не упасть перед ним лицом в грязь, и тоже писали ему интересные добрые письма.

   Когда дело дошло до признаний в любви и совместных планов на будущее, я поняла: то, что мы делаем, совсем не игрушки. Мы обманывали человека, который жил с верой в то, что есть молодая женщина, которая любит его, а он любит её, с которой у него родство душ, и всё такое прочее. Чем дальше, тем меньше мне нравилось то, что мы с Катей делаем. Маленькая ложь рождает большую неправду.

   Когда я прочла в Сашином письме: "Любимая, я именно такой и представлял тебя себе: твои задумчивые серые глаза, длинные ресницы, тихая улыбка, твоя коса..." Стоп! Какая коса? У Катьки на голове были три пера в два ряда.

   - Ты послала ему мою студенческую фотографию? - закричала я в ужасе от своей догадки. - Но зачем ты это сделала?

   Катька молчала, моргая короткими, светлыми, как у Пятачка, ресницами. Я стала читать Сашино письмо дальше. "Спасибо, моя хорошая, что ты прислала тетрадь со своими стихами, - писал Саша, - я читаю их так часто, как только могу. Многие уже знаю наизусть. Ты не рассердишься? Несколько твоих стихов я послал в нашу газету, конечно, под твоим именем. Мне хотелось, чтобы такие люди, как я, тоже могли читать твои стихи"

   Я выбежала из кухни, где, по обыкновению, мы с Катькой секретничали. Моя комната... Письменный стол... Верхний ящик стола... Так и есть! Тетрадь с моими стихами пропала! Теперь мои стихи начнут ходит по рукам у ЗЭКов, они начнут переписывать их, отсылать своим адресатам и адресаткам. И все мои стихи разойдутся по стране под именем "Екатерина Фёдорова"! А ведь это всё, что я написала на то время в своей жизни. У меня не осталось даже черновиков своих стихов, а интернета тогда ещё не было.

   Мне хотелось вытрясти из Катьки душу за то, как она поступила со мной. Но я не находила нужных слов, просто онемела. Ещё одна мысль взволновала меня:

   - Ты говорила, что он пишет тебе до востребования на почту. Это правда?

   Катя молчала. Значит, у человека, который получил большой срок, а за что, мы не знаем, есть Катин адрес, а значит, и мой. Ведь Катька живёт в квартире, расположенной прямо над моей. Хороший нос тумака чует издалека.

   Дальше события разворачивались следующим образом. Сначала у Катиного отца случился инсульт, его парализовало, отправили его в какой-то интернат для таких же лежачих больных, как он. Вскоре умерла Катина мать, напившись какой-то отравы, потом умирают, одна за другой, "нормальные" бабушка и тётя Маши, а её дядька, муж тёти, неродной Кате по крови, нашёл себе женщину втрое моложе него, и Катька оказалась не нужна в своём доме. Она стала скитаться по каким-то сомнительным знакомым, что оказалось на деле тем, что Катька "пошла по рукам". Поживёт то у одного одинокого пьющего мужика, то у другого, и так далее. Столько событий разного плана произошло в жизни моей младшей подруги и соседки сравнительно быстро, за несколько лет.

   Поначалу Катька, немытая и одетая, как бомжиха, ещё появлялась периодически в моём доме. Я кормила её, давала ей чистую одежду, немного денег, и она снова пропадала куда-то. Теперь места её стоянок переместились сначала в ближний пригород, потом в дальний, а потом она стала "Дальнобойщицей" - девушкой, которую подбирают на трассе и возят с собой, пока она не надоест. Так прошло ещё какое-то количество времени.


ГЛАВА 3. ПЕРВЫЙ ЗВОНОЧЕК "ОТТУДА".

   Возвращаюсь осенним дождливым вечером с работы. В то время не было ещё домофонов, мобильников, компьютеров в каждом доме, и много другого, что есть сейчас. Пока достаю из сумки ключи от квартиры, с верхней площадки неторопливо спускается мужчина обычного для того времени вида: чёрная кожаная куртка, чёрные джинсы, чёрная трикотажная шапочка до бровей... Руки мужчина держит в карманах. Не люблю открывать квартиру, когда почти за спиной у меня стоит здоровенный чужой мужик. Оборачиваюсь, выжидательно смотрю на него.

  - Добрый вечер, - вежливо обращается ко мне мужчина, - вы случайно не знаете, как найти девушку из квартиры, что над вами?

  - Какую девушку? - устало спрашиваю я.

  - Там живёт не одна девушка?

  Теперь в квартире надо мной живёт девушка, гражданская жена Катькиного дяди, её, что ли, хочет найти этот тип?

  - Вас интересует Лена? - спрашиваю я.

  - Какая Лена? - удивляется мужик, - Разве там живёт Лена?

  - Да, и уже давненько, - отвечаю я, сжимая связку ключей в кулаке, открывать квартиру при нём мне не хочется.

  - Мне нужна другая девушка, - голос мужика становится мягче, - нежная и удивительная. Зовут её Катя Фёдорова.

  - Катя Фёдорова там давно не живёт.

  - Почему?

  - Она живёт теперь в другом месте. А где, я не знаю.

  - Знаешь, - мужчина вкрадчиво смотрит мне в глаза.

  - Я действительно не знаю, где сейчас Катя.

  - Знаешь, и очень хорошо.

  - Я вас не понимаю, - на душе становится тревожно.

  - Сейчас поймёшь, - мужик достаёт из внутреннего кармана небольшую любительскую фотографию. Мою фотографию. - Ты - Катя Фёдорова. Я тебя сразу узнал по этой фотографии. Почему ты переехала жить этажом ниже? Замуж вышла, наверное?

   Тут мне стало страшно: незнакомый мужик одной рукой прихватил меня за локоть, а другой рукой (наблюдательный тип, однако) стал разгибать мои пальцы в кулаке, где я держала ключи от своей квартиры.
 
   В минуту ужаса, а именно его я испытала тогда, либо совсем тупеешь, либо начинаешь очень быстро прокручивать в своих мозгах возможные варианты событий. Моя любимая фотография с косой на плече, она пропала у меня с книжной полки тогда же, когда исчезла моя тетрадь со стихами, похищенная когда-то Катькой для своего любимого "из мест не столь отдалённых". Значит мужчина, что держал меня сейчас обеими руками, оттуда?

   - Вас зовут Саша? - спросила я, выдёргивая кулак с ключами из лапы мужика. Свой локоть я тоже освободила от его руки. Только сейчас заметила: обе его руки в чёрных перчатках.

   - А ты ждала Сашу?

   - Никого я не ждала.

   - Так ты вышла замуж? Или по-прежнему одна? Почему живёшь теперь в другой квартире?

   - Я не Катя Фёдорова, - сказала я, - и могу вам всё объяснить.

   - Саше будешь объяснять, когда он придёт.

   - Когда он придёт? - по инерции спросила я.

   - Когда надо будет, тогда и придёт.

   - Я могу показать свой паспорт. Я не Катя фёдорова. Это легко доказать, поднимитесь выше этажом в квартиру, где она жила. Возможно, её дядя знает, где она сейчас находится.

   - И письма писала не ты? Почерк сличать будем?

   Я промолчала. Вот влипла! А начиналось всё почти с игры, с тимуровского желания поддержать человека, которому было одиноко.

   - Ну, прощаюсь, - сказал мужчина во всём чёрном, - но ненадолго. А это тебе на память.

   И уточнил, глядя на меня тяжёлым пристальным взглядом:

   - Чтобы помнила Сашу. А он тебя забыть не может. Ты ему нужна. Все эти годы он помнил. И ждал.

   Мужик протянул мне руку в чёрной перчатке. На кожаной ладони лежало письмо в запечатанном конверте. А под ним - разноцветный листок клёна: жёлто-бордово-зелёный. "Любят они красивые жесты", - подумала я. Но письмо и кленовый листок взяла. А что мне оставалось делать в сложившейся ситуации?
2015 год.