Это ещё когда было. После удачной стрелки помыли мы с братвой руки - чтоб на них не запекалась кровь конкурирующей банды, сняли наши малиновые пиджаки, натянули спортивные костюмы и помчались тремя тонированными иностранными таратайками на рыбалку - к озеру под кличкой «Весёлое». Такую кличку ему дали давненько, может, до нашей эры. Потому как тут шибко складно веселиться - забил мамонта или отжал бизнес и пошло-поехало...
Винища с собой навезли, шлюшек всякой масти. Ну, стали лагерем, как водится, развели костерок, закинули поглубже невода, начерпали пять вёдер рыбёшки, сварганили душистой ушицы, настругали салатиков, зажарили сочно барбекю и покатил пир горой.
Вот токмо я у них за молодого был и ничего мне не досталось, кроме пожрать от пуза, - ни места в палатке, ни шлюшки под боком. Велели сторожить снаружи да огонь в костерке поддерживать. Сижу, стал быть, я посередь этого храпу, стонов да всхлипов и думаю свою горькую думку: как же, мол, эдак получается - на стрелках рублюсь за троих, под пулями не кланяюсь, от ножей не верещу, боец, каких поискать ногу сломишь, а всё на побегушках. С этой печалькой я и задремал. Вдруг у меня в голове появился голос:
- Ванька, - говорит, - коли спасешь, будут тебе три желанья.
И так пять разов кряду, точно заезжена пластинка. Вздрогнул я, похлопал глазами, а вблизи никого, братва затихла, и на востоке уж рассвет забрезжил. Ну, думаю, почудилось. Ан нет - снова слышу голосок, вроде как молодой девки. Озираюсь - никого, а она опять за своё:
- Освободи, - говорит, - будут тебе три желанья и моя на веки вечные любовная признательность. Я, - говорит, - золотая рыбка.
- Какая ещё золотая? - удивляюсь.
- Ну, - отвечает, - на вашей уголовной фене будет рыжая. Если золото у вас рыжуха или рыжьё, так я тогда буду рыжая рыбка. Та самая - про старуху с корытом читал, поди.
- Ничего не пойму, то ж детская сказка.
- Да в ней намёк, доброму бандюку хороший урок. Одному, - говорит, - тебе токмо и могу довериться. Пойди-ка вытащи из воды садок, там меня и найдёшь среди всякой шушеры...
Ну, делать нечего, неужто терпеть, чтоб в твоей голове не пойми что поселилось - отправишься на приём к психиатру, из бригады уволят, вывезут вон в лесок да закопают.
Пошёл я на мостки, потянул верёвку, вынул из воды садок, гляжу - а там какая-то мелочь и ничего рыжего, сплошная серь.
- И которая из них ты? - спрашиваю. - Всё какой-то монохром.
- Потому что позолота от времени поистёрлась, износилась. А ещё вода не та, то навозу с полей нанесёт, то химикатов. Экология. Вот она я - хвостиком дрыгаю.
- Тут несколько хвостиком дрыгают, что ж мне теперь всех отпускать?
- А ты, - говорит, - давай, по очереди бери нас в руки, как до меня дойдёт, дам тебе знать.
Короче, вычислил я её. И не подумаешь, что волшебная - так себе, невзрачная мелочь, пескаришка.
- Всё, - говорит, - отпускай!
Но я, не будь дураком, напоминаю:
- А как же три желанья?
- И чего же ты хошь?
- А так, - отвечаю, - мне за желаньями лазать в тайные закоулки сознания ни к чему, все мои желанья, - они на поверхности. Первым делом, - говорю, - мечтал бы стать очень авторитетным человеком с золотой цепочкой в палец толщиной, притомился шуршать тут за молодого.
- Ладно, - молвит, - ложись, Ванька, спать и не о чём не сомневайся, всё будет, токмо не жди, что на раз-два-три. На раз-два-три - это в сказках, а мы тут, в натуре, по-всамделишному корячимся.
В общем, взял я с неё слово, она вроде за базар отвечает, отпустил в воду, вернулся к костерку, подбросил хворосту, и тут меня прямо сморило, закемарил, да так сладко, что прозевал подъём. Братва уж похмеляется, а шлюшки свои мятые рожи в воду окунают. И вдруг за пару секунд потемнело, да дождище как хлынет ливнем. Весь праздник обломился. Мы давай собираться и обратно в город поспешать. За этим делом я про рыжую рыбку и думать забыл - мало ли что приснится на свежем воздухе да опосля кровавой стрелки.
Ну, расселись мы по таратайкам, тронулись, и надо ж мне было оказаться в одном салоне с бригадиром. И надо ж было его бабе взгромоздиться мне на коленки. К тому же она ягодицами так и трётся - электризует. Ну, он и заподозрил.
- А вы часом, - говорит, - не того? Может, она к тебе ночью из палатки-то выползала у костерка погреться?
Мы оба давай отпираться, клянёмся, но бригадир конкретно осерчал.
Проехали всего ничего, вынул он свой пистолет и велит мне вылезать наружу. Тут я и с жизнью простился - всё, думаю, завалят и закопают почём зря. А дождище хлещет и хлещет. Короче, бригадир поленился мокнуть, шмальнул в меня прямо из салона через приспущено стекло, да чудом не попал - наверно, пуля от капель срикошетила. Но я, не будь дураком, кувыркнулся рожей в саму грязюку, лежу, будто с концами зажмурился. И рванули они дальше...
Токмо недалече. В аккурат сотня метров оставалась до железнодорожного переезду. Уж не знаю, как там чего - в сумерках подробностей не разглядишь, однако летящий сквозь дождище товарняк собрал все три таратайки в кучу. А таратайку бригадира так сплющил, что её потом разбирать даже не пытались, выкопали яму пошире и погребли разом всю компашку - вроде как в братковской могиле - вместе со шлюшками, чтобы и там, значит, не скучали, на потустороннем свете.
Остался я под ливнем один. Поднялся из канавы, глядь - а у моих ног поверх грязи лежит окровавленная голова бригадира, на шее - золотая цепочка, аккурат в палец толщиной. Видать, после удара сорвало да в окно выкинуло. Забрал её себе, в смысле цепочку, кое-как вернулся в город, притаился на секретной хате, дрожу, не знаю, что делать. И тут ко мне целая делегация кооператоров и барыг.
- Ты, - говорят, - наша крыша, возьми наши деньги, а то мы чувствуем себя будто осиротелыми.
Тут токмо я и вспомнил про свою рыжую рыбку - вот оно как! И всё пошло-поехало - сколотил я собственную ОПГ, конкурентов подмяли на раз-два-три, и через десять лет стал я самым уважаемым человеком в регионе.
Тогда ко мне и подкралась новая печалька. Края наши просторны, но всё же тесно мне сотворилось, прям ни громко вздохнуть, ни тихо пукнуть, каждую минуту гложет мыслишка - вот бы перебраться в столицу! Короче, я покумекал, прикинул, что куда, на каком основании, и погнал на Весёлое озеро. А там всё переменилось - где мы сооружали памятный пикник, теперь стоит палатка, а с неё торгуют пивом да копчёным угрем. Ну, мне до этого дела нет, я велел охране разогнать народ, а сам тороплюсь на мостки и давай кликать мою рыжую рыбку, делиться горем. Она приплыла, спросила и охотно приняла заказ - ровно, как обещалась.
- Ну, это, - говорит, - милое дело, в аккурат задачка по мне, родная стихия, потому как нынешний ваш краевой депутат отлетел на самое южное море, катается там теперь на яхте. Иди, Ванька, прими валокордину да спать ложись, а уж как проснёшься, сам всё услышишь, в интернете прочитаешь.
И вот пока я спал, на том южном море приключилось... Депутат, стал быть, как ему и положено, гоняет по волнам на яхте, слева - шлюшки, справа - виски, прямо по курсу и на корме - разные другие удовольствия. Денёк солнечный, и беды ничего не предвещает. Но тут касатка яхту в бочину - хрясть, депутат за борт - шлёп, акула его большую часть - хвать, а уж какие мелкие потрошка остались, пираньи да хищные кальмары с рачками догрызли. Собрали чего-то по частям, похоронили с почестями, но в закрытом гробу.
Ну, и тут внеочередные выборы, народ мне всецело доверяет, президент одобряет, вот и кресло в Думе - сиди, кумекай, законы полезные для страны сочиняй, и все зовут по имени-отчеству.
Но не прошло и десяти годков, как одолела меня новая печалька. Весь мир объехал, деньжат в оффшорах и трастовых фондах поднакопил, в элитную недвижимость, в брильянты-ожерелья да во всякие шедевры вложился, кажется, живи, не тужи, но что не ночь, так хоть волком на луну вой. А луна, как услышит мои первые аккорды, тут же за смурные тучи и прячется.
Делать нечего, психоаналитикам доверия нет, никуда от депрессии не денешься. Велел я снарядить мои таратайки премиум класса, и большущей колонной с мигалками да крякалками понеслись мы к Весёлому озеру - счастья для души просить.
Приехали, а уж там всё опять переменилось, глядь - кафешка на берегу стоит, а в кафешке официанткой девчонка хлопочет - рыжая, прям золотом отливает, да вся свежая, глаз не отвести - годов восемнадцати. Еду подаёт, а сама всё на сторону зыркает - сидит там, по ходу, её возлюбленный, парнишка молодой да крепкий. Смотрю я на официантку, и рыбку звать незачем - вот оно, моё счастье.
Однако я к ней и так и эдак - заберу, мол, с собой в самую Москву, одену в меха, брильянтами да жемчугами обвешу-осыплю, будешь моей принцессой... Токмо она на меня едва скосилась:
- Что это вы, - говорит, - такой старый да болезный на вид, а всё глупости на уме?
В общем, ни в какую. Ну, думаю сам себе, погоди - как ты у меня завтра запоёшь... Вышел на бережок, окликнул свою кудесницу, примчалась:
- Здорово, Ванька, давненько не видались.
- Политика, - отвечаю, - дело муторное, тружусь без продыху. Народ у нас непростой, у каждого миллион желаний...
- Ладно, - говорит, - кончай баки заливать, поди, не на выборах! Чего тебе?
Объяснил ситуацию - хочу, мол, чтоб эта девчонка стала моей, чтоб любила меня до мозга костей, а всё остальное у нас имеется, будем с ней счастливы.
- Фигня вопрос, - отвечает рыбка, - иди, спать ложись, прими димедрол, ни о чём не парься. Будет день, будет пища.
Лёг в холодную постель, предвкушаю, в уме всё свою официантку перекатываю с левой полушарии в правую - стал быть, любуюсь.
Утром поднялся бодрый. Вот она моя жизнь - версия 4.0, здравствуй, солнце! Сладко так потянулся, костями хрустнул, рожу ополоснул, в карман сунул упаковку афродизиаков и вышел в кафе к завтраку - в лучших чувствах. Сел за столик, жду.
И вот идёт моя любовь - с подносом, каблучками стучит, рыжими волосами, точно золотом, сверкает, в синих глазах плещутся намёки на моё скорое и бесповоротное счастье. А чуть поодаль сидит её парень, удочкой поигрывает да глядит на меня с вызовом, так бы и бросился - шибко ревнует. Тут моя красотка передо мной тарелку - бряк, и категорично заявляет:
- Ешьте вон свою пескаришку, дурачина старый, да валите туда, откуда вас черти принесли!
Я в тарелку - глядь, а на ней моя волшебная рыбка лежит - зажарена уже. Хлоп, на меня глазом, хлоп - укоризненно так зыркает. Ну, и я тоже - хлоп, хлоп зенками.
- Сорри, - говорю рыбке, - никак не думал, что этим закончится.
*