Прогоревший камин давал ровное тепло и в полумраке комнаты уголья светились нежным ласковым светом. Атос и Рауль сидели в молчании, слушая, как в доме затихают шаги и голоса. Скоро до них перестал доноситься даже громкий бас Портоса и в спальне графа слышно было только как потрескивает единственная свеча, которую оставили зажженной.
- Вы хотели о чем-то поговорить со мной, – Атос сделал едва заметную паузу, – …Рауль?
Виконт покачал головой. Он сидел, подперев голову рукой, и на его губах была нежная, чарующая улыбка, которая делала его так похожим на отца.
- Нет, я хотел убедиться, что с Вами все хорошо.
- Вы напрасно волновались. Мне неловко, что из-за меня поднялся такой переполох. В этом не было необходимости.
- Разве можно было что-то возразить нашему дорогому герцогу?
- Ну, ладно он! Но вы! Вы оба! Это д’Артаньяну пришла в голову мысль забрать у меня платье?
- Вы обязательно пожелали бы выйти.
- Конечно!
- Вот видите. Он предпочел не тратить время на споры.
- Рауль! Вы с ними заодно?
- Я только посижу тут, пока Вы не уснете.
- Да вы все деспоты какие-то!
- Д’Артаньян и Портос тоже Вас любят, – улыбнулся Рауль.
Атос только покачал головой.
Виконт наклонился к нему и взял отца за руки. Он уже не улыбался, а его взгляд стал тревожным и требовательным:
- Обещайте, что Вы больше не будете ничего от меня скрывать. Прошу Вас!
- Мальчик мой, не стоит так… со мной все в порядке.
- Нет, я знаю, все было очень серьезно. Вы не можете так поступать со мной! Оставлять меня в неведении.
- Рауль, я не собирался Вас пугать. Это все пустяки! Право слово, можно подумать, что я умираю! – Атос попытался говорить шутливым тоном, но Рауль отрицательно покачал головой и еще крепче сжал руки Атоса.
- Обещайте! У Вас не будет тайн от меня?
- Но, Рауль…
- Или я больше ни на шаг не отойду от Вас. Я не хочу, чтоб это повторилось. День и ночь я буду здесь, и Вы не сможете меня прогнать.
- Я ничего так не хочу, как видеть Вас рядом с собой, – медленно сказал Атос. – Ничего так не хочу.
- Тогда Вы больше не будете от меня таиться?
- Что Вы хотите знать?
- Вы действительно чувствуете себя лучше?
- Да. Уже все прошло, – Атос чуть тряхнул головой и прижмурил глаза, как человек, сдерживающий неожиданный зевок. Его щеки порозовели, а взгляд стал несколько блуждающим.
- Вы хотите лечь?
Атос замешкался с ответом. Сначала он привычно вскинул голову и, кажется, готов был о чем-то распорядиться, но задержав взгляд на Рауле, неожиданно смягчился:
- Да, помогите мне.
- Вам опять нехорошо?
- Рауль, – граф поморщился, – я еще не до такой степени ослаб. Просто какая-то тяжесть в голове. Да и день, признаться, показался мне слишком долгим.
Рауль помог отцу встать, взял у него халат и когда Атос лег, слегка задернул полог.
- Спокойной ночи… – Рауль улыбнулся, – …отец.
Атос, борясь с дремотой, еще нашел в себе силы улыбнуться в ответ:
- Спокойной ночи, Рауль.
Виконт наклонился и поцеловал отца:
- Завтра утром я приду Вас проведать.
- Завтра я вам задам! Верните только одежду.
Рауль улыбнулся:
- Не ругайте Гримо. Он отважно Вас спасал.
- Еще один спаситель… – пробормотал Атос, засыпая.
Рауль подождал, пока глубокое и равномерное дыхание отца не убедило его в том, что тот крепко спит, обошел кровать, аккуратно расправляя бархатные складки, и тихонько вышел из спальни.
Его тревожила одна мысль.
«Если бы я не видел, что отца поили молоком, – подумал виконт, – я бы решил, что ему подали вина или чего-нибудь из местных напитков. С завтрашнего дня он не сделает ни одного глотка и не съест ни одного куска, если я не буду точно знать что это и зачем! Я сам займусь этими лекарями».
Поглощенный своими мыслями он прошел по коридору, не заметив за спиной фигуры, прилепившейся к стене в десятке шагов от покоев Атоса. Впрочем, заметить ее было мудрено – она была одета в темное, а в коридоре не горело ни одной свечи.
Это была Аньес.
Не решившись настоять на том, чтобы вместе со всеми пойти к Атосу, она все это время просидела у себя, мучаясь догадками и предположениями. За какой-то час волнение и неведение из спокойного и здравомыслящего человека превратили ее в издерганную и готовую на любую глупость женщину. Выждав достаточное, по ее мнению, время, чтоб дать возможность доктору осмотреть Атоса и принять необходимые меры, она взяла свой бирюзовый кулон и прокралась к комнате графа.
Ей не хотелось сталкиваться с Раулем. Его неожиданная холодность удивила ее, но она не стала над этим задумываться – сейчас все ее мысли занимал только Атос. Аньес надеялась, что Портос и д’Артаньян с пониманием отнесутся к ее повторному предложению. В самом деле, если у нее есть средство, которое они могут применить уже сейчас, глупо пренебрегать такой возможностью. Да и доктор должен ее поддержать.
Увидев выходящего из комнаты Рауля, она инстинктивно прижалась к стене, и он не заметил ее. Аньес решила, что случай на ее стороне: «Наверное, он пошел что-то принести. Тем лучше, мне будет легче говорить без него».
Она постучала и затем осторожно заглянула в комнату. Первым ее чувством была радость, которая тут же сменилась разочарованием. В спальне не было посторонних, но и Атоса тоже не было. Чтоб не стоять на пороге, Аньес вошла. Подойдя к столику у камина, она собралась оставить кулон там, рассчитывая, что доктор или д’Артаньян и так поймут, что к чему, но тут в глубине комнаты возле самой кровати она заметила дверь.
Дом Монка был вместительным, но все же недостаточно большим, чтоб каждому гостю можно было обеспечить покои из двух-трех комнат. Аньес, как единственной женщине, не только позволили самой выбрать помещение, но и отдали две комнаты. К тому же спальня была большой и с помощью ширм Аньес отгородила приличный угол для гардеробной. Все это с комнаткой для горничной, составило сносные апартаменты. До сих пор Аньес, что естественно, ни разу не была в спальне у Атоса и понятия не имела, что, в отличие от нее, он довольствовался только одной комнатой. Она была одновременно и спальней и кабинетом и всем, что мог пожелать гость.
С приездом Портоса и д’Артаньяна свободных помещений, понятное дело, не добавилось. К тому же, далеко не все комнаты можно было использовать как гостевые – некоторые годились в лучшем случае для слуг, а некоторые и вовсе не имели мебели.
Стараниями мужчин Аньес была избавлена от этих хлопот. Когда они только приехали, Атос сразу решил, кто и где будет жить. Гримо с Оливеном приготовили помещение не только для Аньес, Атоса и Рауля, но и для Портоса, д’Артаньяна и Арамиса. В комнатах все вымыли, вычистили и снесли туда самую приличную мебель. Так что, хлопоча о размещении приехавшего Портоса, а после д’Артаньяна, Аньес могла ограничиться распоряжениями касательно смены белья, мытья полов и тому подобного, в основном беспокоясь о трапезе и том, чтобы Гримо или Оливен вовремя растопили камины.
Теперь, оказавшись у Атоса, уверенная, что его апартаменты не меньше ее собственных, она только подивилась странной причуде архитектора, разместившего кабинет за спальней, и направилась к дальней двери, не сомневаясь, что найдет за ней Атоса с друзьями.
Постучав, она слегка приоткрыла дверь и негромко позвала:
- Ваше сиятельство! Господин граф! Прошу прощения, что потревожила Вас…
Ей никто не ответил. Аньес толкнула дверь. За ней обнаружилась маленькая комнатушка, треть которой была занята громоздким сооружением – чем-то средним между шкафом и комодом. На нем стоял тазик с водой, кувшин и лежали бритвенные принадлежности. Кроме этого в комнате были кровать, стул, на котором висели плащ и шляпа, и лежали баулы, в которых Аньес признала дорожные вещи Атоса.
Это была обитель Гримо.
Аньес растерялась. Она машинально выдвинула несколько ящиков комода – там лежало белье. Другие отделения деревянного «монстра» были пусты – ни камзолов, ни рубашек, ни панталон.
Ничего не понимающая Аньес вернулась в спальню и уже внимательнее оглядела все вокруг. Комната показалась ей не просто пустой, а покинутой. Ни посуды на столике, ни забытого платка или оставленной рубашки. Даже халат, аккуратно повешенный на спинку кресла, казалось, был приготовлен, чтобы быть убранным, а не надетым.
«Господи, какая я глупая! Они просто устроили его в других покоях, где больше места! Гримо уже начал переносить вещи, поэтому комод почти пуст. А виконт просто приходил взять что-то, что было нужно графу. Тут никого нет».
Вздохнув, Аньес медленно прошлась по спальне. Она уже не боялась, что ее тут застанут, напряжение отпустило ее и ей стало грустно.
«Я могу сидеть тут хоть до утра. Я опоздала».
Аньес подняла глаза на полог кровати и испытала острое желание заглянуть за него. Но она тут же устыдилась своего порыва. Однако через мгновение мысленно махнула рукой: «Ну и пусть! Это просто комната, просто кровать… Его здесь нет».
Она покрутила в руке бесполезный кулон, пожала плечами и спокойно отодвинула в сторону тяжелый бархат.
Камин давал тепло, но мало света. Единственная свеча уже догорела и сначала Аньес подумала, что глаза ее обманули, и она видит то, что хочет, вместо того, что есть. Она оперлась рукой о край кровати, наклонилась вперед и едва не вскрикнула.
Нет, ей не померещилось.
Атос преспокойно спал в своей постели и никуда не собирался перебираться.
Теперь Аньес замерла, боясь шевелиться, боясь дышать. Мысль, что Атос может открыть глаза, парализовала ее. Она хотела бы бежать без оглядки, но боялась неосторожным движением разбудить его. Она не знала, сколько времени простояла так, не зная, на что решиться. Ее рука затекла и начала дрожать. Аньес медленно опустилась на кровать, не сводя глаз с лица Атоса. Он крепко спал, и ровное спокойное дыхание наполняло его грудь. Аньес же напротив – задыхалась. Она прижала руки ко рту, сдерживая себя, и почувствовала на губах холод. Это был кулон, о котором она совсем забыла. Тут у нее мелькнула мысль, от которой закружилась голова и ее тело охватила слабость.
«Я могу сама надеть ему кулон… Сейчас…»
Она пыталась объяснить самой себе, что это очень разумная мысль. Что завтра Рауль может принести свою бирюзу, но это будет только завтра, а ее кулон уже будет действовать целую ночь. В лечении очень важно не упустить время, доктор наверняка согласился бы с ней…
Она убеждала себя, находя все новые аргументы, но все это меркло по сравнению с возрастающим желанием просто прикоснуться к Атосу.
Аньес трясущимися руками открыла замочек на цепочке и положила ее поверх ворота рубашки. Потом очень медленно стала просовывать кончики пальцев с зажатой между ними цепочкой под шею Атоса, стараясь поглубже вдавить подушку. Ей пришлось склониться почти к самому лицу спящего. Она прикрыла глаза, зная, что если будет смотреть на него, то не сумеет совладать с желанием коснуться его губ.
«Нельзя… он почувствует… только один раз… потом пусть прогонит… один раз… нет… нельзя!»
Понимая, что уже не выдерживает, она сделала последнее движение, чтоб просунуть цепочку, резко выдернула руку и замерла, ожидая, что Атос проснется. Но он даже не пошевелился, продолжая спокойно спать. Переведя дух, Аньес снова нагнулась и застегнула замочек.
«Кажется все. Господи! Совсем забыла! Доктор сказал «держать камень на теле»! На теле!».
Аньес на секунду закрыла глаза. На смену отчаянию пришла решимость. Если уж она осталась здесь с ним наедине, рискуя не только своей, но и его репутацией, готовая быть застигнутой врасплох в совершенно двусмысленной ситуации, то не глупо ли не довести всё до конца? Она уже сделала полдела.
Аньес несколько раз медленно вдохнула и наклонилась, задержав дыхание, стараясь как можно меньше тревожить Атоса. Потом, сама удивляясь собственной собранности, быстро и ловко развязала слабо затянутые тесемки ворота рубашки Атоса и обнажила его шею. Зажав в ладони кулон, она подержала его, чтоб камень стал теплым, положила Атосу на грудь и несколькими мелкими движениями продвинула вниз. Ее пальцы соскользнули с гладкой поверхности камня и коснулись теплой кожи, прошлись по выпуклостям грудных мышц. Аньес почувствовала, что ее накрывает темная волна, в голове стало мутиться, и она испугалась, что сейчас потеряет сознание. Из последних сил она заставила себя встать и как сомнамбула направилась к двери.
Аньес вышла в коридор и, пройдя пару шагов, была вынуждена остановиться, прислонившись к стене. За ее спиной послышался шорох и от неожиданности она вскрикнула. В ответ кто-то издал странный звук, похожий на вопросительное мычание, и Аньес чуть не рухнула на пол – теперь уже от облегчения.
- Гримо?
- Хм.
- Я… как раз шла узнать… я хотела спросить, как граф.
Гримо, почти невидимый за охапкой одежды, которую он держал, подошел поближе, приглядываясь в полутьме. Убедившись, что перед ним мадам де Беренжер, он пару раз неодобрительно вздохнул, но ответил:
- Хорошо. Спит.
- Я не хотела его тревожить и не стала заходить.
Гримо еще раз выразительно хмыкнул, одним этим звуком красноречиво высказав все, что он думал о возможности проникновения женщины в спальню его господина. Аньес прекрасно его поняла:
- Да, конечно, не могла же я войти! Я постучала, но никто не ответил, и я не знала, что делать. Но, к счастью, появились Вы. Значит, все в порядке?
- Да.
- А доктор? Он дал ему свои лекарства?
Аньес показалось, что Гримо усмехнулся, но она не была уверена, что правильно истолковала его гримасу, поэтому положилась на его слова:
- Дал. Помогло.
- Я очень рада. Тогда я пойду.
Почти совсем успокоившись, Аньес развернулась и пошла к себе, но ее не оставляло чувство, что слуга смотрел ей вслед.
После того, как Гримо побывал в Ла Фере и узнал историю женитьбы графа, он раз и навсегда запретил себе думать о женщинах в жизни господина. Он стал придерживаться точки зрения Гийома – хороший слуга тот, кто не рассуждает, а повинуется. Если хозяин пьет – нужно дать ему хорошего вина, если ранен – корпию, а если желает увлекаться – то нужно соблюсти тайну и обеспечить его безопасность. Такой подход позволил Гримо принять и Рош-Лабейль, и связь с Бон де Виллесавин, и нашествие в Бражелон герцогини де Шеврез, и путешествие в обществе Аньес де Беренжер, во время которого граф иногда озадачивал его своим поведением.
В отличие от Бон, Аньес не была неизвестной мадам, и Гримо не было необходимости наводить о ней справки. Никто ни от кого не прятался и все же Гримо чувствовал, что много чего происходит подспудно. Однако, граф был его господином, а, значит, как бы Атос ни поступал – он всегда прав.
Оставалась Аньес. Как и говорил д’Артаньян, любому не обделенному проницательностью наблюдателю очень скоро становились очевидными ее чувства. Гримо никак нельзя было назвать глупым и недалеким, тем более, таким не являлся граф де Ла Фер. Однако, граф никак не показывал свое отношение к происходящему. Вернее, явно не показывал. Чтобы обратить внимание на некоторые признаки, нужно было знать Атоса, как знал его Гримо. Для сторонних граф был вежлив с дамой и только. А если господин предпочитает делать вид, что не понимает чувств женщины… Что ж, Гримо поступит так же.
Поэтому все, что сделал Гримо, застав Аньес у спальни Атоса, это проводил ее взглядом.
На всякий случай, он как следует оглядел комнату, но ничего подозрительного не увидел и решил, что мадам действительно просто хотела тайком от всех узнать о состоянии Атоса.
«То-то господин д’Артаньян посылал меня к ней отчитываться, – проворчал про себя Гримо. – Наверное, догадывался, что она все одно не усидит, явится. Ладно, беды в том никакой нет, лишь бы господина не трогала».
Его опасения явно разделял Рауль. Явившись утром ни свет, ни заря, он первым делом поинтересовался, не тревожил ли кто Атоса. Получив один отрицательный ответ и один положительный – на вопрос проснулся ли граф – виконт прошел к отцу.
Атос не спал уже около получаса, но еще не вставал. Он чувствовал себя довольно свежим и отдохнувшим и позволил себе немного понежиться только потому, что было еще очень рано. Потягиваясь, он ощутил на груди какой-то тяжелый предмет и с удивлением нащупал нечто отличное от привычного крестика.
«Что за черт! – Атос с удивлением рассматривал крупный голубой камень. – Что это? Откуда? Странно, но я не помню… Даже когда я напивался раньше, я всегда знал что делал, а тут... Совсем не помню. – Атосу стало нехорошо. – А вдруг я действительно болен?».
Он покрутил кулон в руках, пытаясь пробудить вчерашние воспоминания.
«Днем Рауль привез д’Артаньяна. Вечером приехал Портос. Они заставили меня пить молоко. Могу спорить, подмешали туда какой-то местной браги на меду, недаром я так сильно расслабился и мгновенно уснул. Но ведь я же все помню! И наш разговор с Раулем. Но вот это… Да я никогда в здравом уме не стал бы надевать на себя женские украшения! Постойте… женские?!».
Атос впился взглядом в кулон.
«Это же драгоценность Аньес! Я видел его на ней раз или два. Да, точно, и серебряная цепочка та же. Но каким образом…».
Словно, чтоб окончательно его добить, память услужливо подсунула утреннее воспоминание – развязанные тесемки ворота, распахнутая на груди рубашка, отодвинутый полог.
Атоса бросило в жар.
«Кровь Христова! Она, что, сама… ночью… и я лежал тут перед ней, полураздетый… Но ради чего? Скомпрометировать меня? Опозорить? Чтоб все потом увидели на мне этот кулон и решили, что мы… Неужели она способна на такую подлость? Боже, о чем я! Она же женщина! Женщина!».
Он схватил кулон, намереваясь сорвать его, и тут услышал шаги – в спальню вошел Рауль. Атос двумя руками ухватил ворот рубашки и стянул его на шее, пряча злополучную подвеску.
- Доброе утро, отец. Как Вы себя чувствуете? Вас знобит?
- Нет… то есть да… Доброе утро, Рауль. Я уже собирался вставать. Прошу Вас, позовите Гримо, я оденусь.
- Давайте я помогу.
- Нет! Не нужно. Пусть это сделает Гримо, а то, – Атос без труда нахмурился, – я действительно почувствую себя больным и беспомощным.
- Хорошо, – кивнул Рауль. – Я подожду.
Он позвал Гримо и отошел в другой конец комнаты.
Атос слез с кровати на ту сторону, что была дальше от Рауля, и повернулся к сыну спиной. Гримо уже стоял рядом, готовый раздевать господина, но граф отвернулся и от него и судорожно стащил ночную рубаху. Затем, не оборачиваясь, схватил приготовленное белье и быстро натянул на себя.
- Штаны, камзол. Быстрее, Гримо!
- Отец, все в порядке?
- Да, Рауль. Я уже достаточно належался в этой постели. Хочется скорее выйти.
Рауль, думая, что понимает графа, улыбнулся:
- Я кое-что принес для Вас. Вы не будете смеяться?
- Отчего же?
- Не знаю. Вчера я готов был испробовать что угодно, а сегодня это уже кажется мне глупым. И тем не менее…
Атос быстро оглядел себя, еще раз убедился, что камзол застегнут до самого верхнего крючка, а кружево ворота надежно скрывает шею, и облегченно вздохнув, подошел к Раулю.
- Я готов. Что Вы хотели мне показать?
- Вот это, – Рауль протянул руку.
Атос вздрогнул:
- Бирюза? Зачем? Я помню, подобные украшения были на сбруе Вашего коня. Красиво оправлено.
- Я хочу, чтоб Вы какое-то время носили их. Видите, тут можно закрепить и будет нечто вроде браслета.
- Да, неплохо, но зачем это мне? Вы же знаете, Рауль, я не питаю склонности к таким вещам. Я не ношу колец и браслетов. Да и вообще украшений.
- Я объясню, – Рауль смущенно замялся. – Дело в том, что доктор вчера сказал, что бирюза может способствовать излечению.
- Рауль, – Атос удивленно поднял брови, – Вы верите в подобное? Дитя мое!
Рауль пожал плечами, и на его лице появилось просящее выражение:
- Может быть…
- Мальчик мой, – Атос развел руками, – если это Вас успокоит – пожалуйста.
- Что бы Вы хотели на завтрак?
- Рауль, не надейтесь, что я и дальше позволю всем носиться со мной. И да, кстати, не стоит ради меня беспокоить местных коров!
Рауль опустил голову, пряча невольную улыбку:
- Вы помните?
- Еще бы! А если серьезно, то я бы действительно чего-нибудь перекусил, а до завтрака еще долго ждать.
- Хорошо! Через полчаса все будет готово.
- Спасибо. Вы составите мне компанию?
- С удовольствием.
- И пожалуйста, больше никакого молока!
Как только за виконтом закрылась дверь, с лица Атоса исчезло все веселье.
- Гримо, пойди узнай, может ли мадам де Беренжер уделить мне четверть часа для беседы. Уверен, она уже не спит.
Атос вышел вслед за Гримо и ждал ответа в двух шагах от комнаты Аньес. Едва слуга появился на пороге и кивнул головой, граф сразу же вошел.
Аньес в эту ночь не спала ни минуты и была бледной и уставшей. Вернувшись от Атоса, она поначалу пребывала в эйфории от своей смелости и от радости, что смогла хоть что-то сделать для любимого человека. Однако, постепенно успокоившись, она представила, что должен подумать о ней Атос и это устрашило ее. Дрожа, она ждала утра и неминуемого наказания за свою дерзость.
Увидев Атоса, она готова была упасть перед ним на колени и молить о прощении. Но, сидя падать на колени затруднительно, и она только указала Атосу на кресло рядом с собой, так и не сумев выдавить ни звука.
Атос кивком поблагодарил ее за приглашение, но остался стоять.
- Доброе утро, мадам. Прошу прощения за слишком ранний визит, но, выбирая между удобством и приличием, я всегда отдаю предпочтение последнему. Поскольку наши гости еще спят, мы сможем не делать наш разговор достоянием других.
Аньес опустила голову, что можно было принять за знак согласия.
- Полагаю, Вы знаете о причине моего визита?
Не дождавшись ответа, Атос продолжил:
- Я хочу вернуть Вам Вашу вещь и извиниться за то, что неверно истолковал Ваши намерения.
- Позвольте мне объяснить, – робко вмешалась Аньес.
- Я избавлю Вас от необходимости быть откровенной. Виконт уже назвал мне источник Вашего заблуждения. Никогда не доверял докторам! Вот Ваш кулон, – Аньес услышала, как звякнула цепочка от соприкосновения с полированным камнем каминной доски, – и простите меня за поспешные выводы.
- Я не понимаю, о чем Вы. Вам не за что извиняться.
- Я был неправ, приписав Вам определенные намерения, и признаю это. Но я не собираюсь прощать Вам то, что Вы себе позволили. Я вызвал у Вас жалость? Вы, верно, подумали, что я нуждаюсь в опеке? Сожалею, если заронил эту мысль собственным поведением. Но, уверяю Вас, Вы ошиблись. Я привык сам заботиться о себе и редко принимаю помощь. Тем более выраженную таким образом.
Атос старался сдерживаться, но воспоминание о том, что произошло прошлой ночью, поднимало в нем волну негодования, и в последних словах отразилась уже ничем неприкрытая ярость.
Аньес отшатнулась, и это отрезвило Атоса. Повышать голос на женщину в любом случае было недостойно.
Атос умолк, стараясь взять себя в руки, но, как назло, ему на память приходили обрывки его собственного сна, когда Аньес так низко слонялась к нему, и теперь ему казалось, что он своими глазами видит, как она раздевает его, чтобы надеть кулон.
- Вы… как Вы могли? Как Вы посмели?
- Я только хотела помочь, – прошептала Аньес. Она подняла голову и умоляюще поглядела на Атоса. – Ведь когда мне было плохо, тогда, на корабле, помните? Вы, не колеблясь, бросились мне на помощь. Если бы тогда Вы стали думать о приличиях, об уместности или чем-то подобном, я, оставленная в одиночестве, успела бы сойти с ума от страха. Но Вы были выше этого и просто пришли в мою каюту.
У Атоса перехватило дыхание.
- Вы нуждались в помощи, – хрипло пробормотал он. – Ни о чем другом я не думал.
- Мне тоже показалось, что я могу помочь. Больше ничего. Если Вы считаете, что я оскорбила Вас… я даже не смею просить у Вас прощения.
Атос был вынужден опуститься в кресло. Он тщетно пытался найти слова для ответа.
- Вы бы приняли услугу от друга, но, к сожалению, я не принадлежу к их числу, – тихо сказала Аньес. – А теперь я стану для Вас врагом?
Атос медленно покачал головой.
- Нет. Вы только хотели помочь, как и я Вам. Я рассчитывал на честный разговор, но сейчас я едва ли честен сам с собой. Простите мне мою резкость, но прошу Вас, больше не поступайте так со мной.
- Я не придумала, как еще предложить свою помощь.
Атос пожал плечами:
- Как? Вы могли… ну, не знаю…
Аньес грустно улыбнулась:
- Мне нет места рядом с Вашими друзьями.
- Поверьте, я не считаю Вас врагом и… я приму ее сейчас.
Атос поднялся и Аньес тоже встала. Она взяла с камина кулон и повернулась к Атосу. Не глядя ему в лицо, она расстегнула цепочку, и едва касаясь его шеи, осторожно надела украшение прямо поверх кружевного воротника.
- Все, – Аньес подняла глаза и встретилась с его странно потемневшим взглядом. – Нужно поправить. – Она указала на кулон, не осмеливаясь еще раз коснуться Атоса.
- Я сам.
Атос убрал кулон под воротник и расправил кружево:
- Благодарю Вас. Если позволите, я откланяюсь.
Аньес кивнула. Не отдавая себе отчета, она сделала несколько шагов за Атосом и, когда он вышел, уперлась лбом в закрытую дверь.