ИЗ СБОРНИКА "РАССУЖДЕНИЯ О ЖИВОПИСИ".
ГЛАВА-36. ВАН ГОГ. "ПЕЙЗАЖ В ОВЕРЕ. ПОСЛЕ ДОЖДЯ".
Эта картина Ван Гога знакома даже многим из тех, кто не увлечён живописью. У каждого автора есть такие произведения, которые почему-то подаются публике в репродукциях гораздо чаще, чем остальные. "Пейзаж в Овере" относится как раз к таким, часто подаваемым, вещам.
Очень трудно понять, почему это бывает. Очевидно, всё дело в тех "посредниках", которые стоят между творцом и публикой. Конечно, значительно важнее мнение самой публики. Какие произведения автора выделила бы она сама? Ещё важнее мнение о своих вещах самого автора. Какие свои творения он хотел бы подавать людям в первую очередь и как можно чаще? Не знаю, в чём тут дело, но в любом виде искусства очень часто бывает, что среди мало популяризируемых произведений вдруг открываешь исключительно высокие образцы. Почему же они задвинуты во второй эшелон?
Однако я вынес в заголовок эту, широко известную, картину. Я подумал, что найдётся немало людей, для которых творчество Ван Гога непривычно и сложно. Будет лучше поэтому показать его на сравнительно более знакомой картине.
Название "постимпрессионисты", применяемое к Ван Гогу и некоторым другим художникам самого конца 19-го века, является ещё более случайным, чем прежний термин "импрессионизм". Действительно, что это означает? Только то, что со своей манерой творчества они вышли ПОСЛЕ импрессионистов. Но в чём заключается суть этой манеры? В названии этого не видно.
Своим творчеством Ван Гог открыл новое искусство. Не слишком ли высокопарно это утверждение? Не преувеличение ли это? Думается, что нет. Многие нестандартные художники 20-го века в ответ на яростные нападки критиков отвечали: "К нам неприложимы критерии старой, привычной вам живописи. Это совсем другая живопись." Вот у истоков такой, "другой", живописи и стоял Ван Гог, - конечно, не он один, но он был очень заметной фигурой в этом новаторстве.
Что это за "другая живопись"? В чём тут новаторство?
Прежде живопись воздействовала на чувства зрителя изображением объектов окружающего мира. Лучше сказать - умелой комбинацией таких объектов, построением из них общего составного сюжета. Живопись развивалась от ступени к ступени через всё большее проникновение в характер натуры, через всё большее умение передавать эту натуру во всех её свойствах и нюансах. Верность натуре, видимой нами, считалась главным условием правильности творчества.
В новой, так называемой "другой", живописи видимая натура со всеми её внешними чертами используется в ещё большей степени не как цель, а как средство. Цель же - передача своего отношения, своих эмоций, своего настроения, своей позиции. Для этого, если нужно, художник может изменять видимое, подавать его по-своему, так, как нужно ему для достижения его цели.
Как отдельные, частные приёмы это применялось и раньше. Взять, например такой приём как гротеск. Ведь гротеском автор намеренно искажает видимое, но для того, чтобы нагляднее дать свое отношение к нему. Почему бы не построить на этих или подобных принципах всё творчество?
Будет ли это отходом от реализма? Понятно, что всё зависит от того, о реализме чего мы говорим. Реализм видимого, может, и нарушается, но реализм сути при этом, наоборот, вскрывается глубже.
Художник прежнего типа, видя в одном месте реку, в другом - склон с холма в долину, в третьем - группу деревьев, мог соединить их в один пейзаж со склоном к реке и деревьями на первом плане. Но если можно комбинировать цельные объекты, почему нельзя комбинировать и изменять нужным образом отдельные черты обьекта? Пусть это будет фантастическим несовпадением с тем, что мы видим "фотографически", но зато это позволит передать через вызываемые чувства ту идею, которую считает нужным передать автор. А тем, кому такое творчество кажется неправильным, можно привести в пример, скажем, гоголевскую повесть "Нос".
Во всех комментариях к этой картине Ван Гога можно прочесть совершенно правильные слова о "заострённой динамике линий", о "напряжённо вздыбленной земле" и тому подобное. Вот только с интерпретацией красного колеса мне не очень хочется согласиться. Комментаторы пишут: "В самом центре композиции как символ солнца и вечной жизни помещено красное колесо со спицами." Почему символ солнца и жизни? Конечно, это субъективно, - мнения самого автора мы не знаем. Но мне этот композиционный центр представляется символом напряжённого неизбежного страдания. Как если бы из весёлого беспечного пира вдруг раздался бы чей-то один крик боли и ужаса, так и здесь - среди пышного зелёного великолепия вдруг бросается в глаза одинокое красное колесо, - как крик среди смеха, как страдающее человеческое лицо среди веселящихся рож. Это чувство подчёркнуто чёрным пятном повозки над колесом, возбуждающей краснотой крыш и красными каплями цветов на переднем плане слева. Может быть, я ошибаюсь, но я это представляю так.
----
Если в косной "академической" живописи предписывалось изображать объекты согласно устойчиво сложившимся представлениям о них, то импрессионисты (как говорилось в предыдущей главе) выдвинули принцип: "Писать не то, что мыслишь, а то, что видишь на реальном свету и воздухе". К живописи так называемых "постимпрессионистов" можно применить обратный принцип: "Писать не как видишь, а как мыслишь". Но не в смысле возврата к косному "академизму", а в смысле предоставления большей свободы своему мышлению о жизни.
Когда-то в детстве я прочёл произведение фантаста Александра Беляева "Властелин мира". Речь в нём идёт об учёном, который с помощью специальной машины, нажимая соответствующие комбинации кнопок, влияет на людей, внушает им необходимые ему мысли и действия, то есть управляет миром. Оно сильно потрясло меня. Ведь и в самом деле: если знать наборы рефлексов человека (и врождённых и приобретённых) и понимать механизм их запуска и условия их усиления или ослабления, то можно управлять человеком, как угодно. Я тогда очень увлёкся психологией, теорией рефлексов Павлова, прочёл много учебников и даже наметил себе цель - поступить после школы в Ленинградский университет на специальность "Психология и физиология головного мозга". Это не сбылось. Но влияние этой книги осталось до сих пор. И сейчас я вспомнил о ней.
Разве не так же действует и творец в любом виде искусства? У него есть свои "кнопки", и комбинируя их, он может делать с нашими чувствами всё, что ему захочется.
Это свойство присуще всякому настоящему искусству всех времён; так называемое "новое" искусство лишь ставит эту цель более открыто, прямо, непосредственно. Понятно, какая громадная ответственность ложится на человека, который по-настоящему талантлив в этом деле.
Действительно великим является тот автор, кто умеет применять эту силу для блага, для реального счастья (а не для иллюзии счастья), для правильной переделки людей и жизни.