Встреча в аэропорту

         Мы с Тороповым застряли в непогоду в маленьком колымском аэропорту — вагонке, с непрерывно топившейся печуркой. Ждали пока развеется туман, и диспетчер даст отмашку на вылет «Анушки».
 В ожидании взлета, стали вспоминать времена «Дальстроя», территорию,  определявшуюся не границами административных районов, а характером поставленных задач. Вспоминал Торопов, я то их уже не застал.

      Люди любят свое прошлое и украшают его цветами. Торопову, отдавшему годы работе в экстремальных северных условиях, цветы были пустяком, он был одним из лучших  маркшейдеров комбината. Не хватало малого, необходимого для занятия должности маркшейдера номер один в комбинате.

      На приисках не хватало специалистов и он, из освободившихся заключённых, которые «до особого распоряжения» не могли покинуть «Дальстрой», стал маркшейдером. В его личном деле так и осталась аббревиатура — «з/к»    обозначающая, «заключённый», хотя Торопов давно не являлся таковым и был реабилитирован. Эти две маленькие буквы и не давали ходу маркшейдеру.

       Я  подготовил годовой отчет по прииску, вспоминал Торопов, и ему предстоял, начальство торопило, поход с отчетом в райцентр, где располагалось горнопромышленное управление.

      Доставить отчет требовалось до нового года.   Отправляться в злющую декабрьскую стужу в  стокилометровый переход ему было не впервой. Все две приисковские машинёшки в промсезон  уработали и теперь они на ремонте в центральных  мастерских. Не ехать же в такой мороз на лошади.

       Сборы в дорогу не занимали много времени — ладная под ремень телогрейка, не любил он полушубки,  полагающиеся ИТР в качестве спецодежды, беличья шапка с длинными до пояса ушами, этими ушами можно прикрывать лицо, если встречный ветерок, подшитые валенки с теплой портянкой, ватные штаны и заячьи рукавицы вот и все его снаряжение. Ну, еще рюкзак, в котором чай и чифирная кружка, сахар, галеты (хлеб на морозе становится камнем), кусок вяленой сахатины, запасные портянки, топор и планшет военного топографа, чудом сохранившийся у него с довоенных времен, с отчетом.
        Я спрашивал его:                — И не страшно было ходить в такой мороз?     А в конце декабря столбик  термометра не на всяком можно увидеть.  Впрочем, температурой он бывал мало озабочен. Идти все равно надо при любом морозе, даже при котором объявляют актировку. 
—  А как же с отдыхом в пути?  — не унимался я. — Так, там на полпути юрта Романова в ней и ночевал, за два дня в одну сторону управлялся. Это сейчас за день со всеми делами управиться можно. Знаешь, идти не скучно, главное не останавливаться. Замерзнуть очень даже легко, а чайку попить свои места есть. Там и дровишки, и затишок от ветра в распадке.

       Идешь, вспоминаешь, что было хорошего, плохое оно толи быстро забывается, толи на ум не идет.
Послали меня как-то в «Дальстрой», а там как раз  вице-президент США находился, наверное, по ленд-лизовским делам. Для этого самого вице-президента Генри Эдгарда Уоллеса в Доме культуры устроили великолепный концерт  с участием бывшей балерины Большого театра  Гамильтон, а меня затащил на тот концерт товарищ, в то время он большим начальником был в «Дальстрое». Он же мне раздобыл хороший костюм, и я выглядел после бани и парикмахерской, вполне, как белый человек, в антракте еще и шампанским с коньячком побаловались. 

       А еще раньше, когда  мы обогнали по добыче золота Калифорнию, праздник был на всю Колыму. Была поставлена задача, в кратчайшие сроки утроить добычу золота. Представляешь, «Дальстрой» догнал один из самых продуктивных районов США. Зэки радовались наравне с вольняшками.
      Торопов бросил окурок в печурку и задумался о чем-то, о своем.               

— Вышел совершено секретный приказ по «Дальстрою», в котором в том числе указывалось   горнопромышленное Управление, куда меня  перевели. Здесь поначалу повольнее было. Тут и стал я маркшейдером. А до этого приходилось и рабочим в маршруты ходить, и шурфы копать, и в шахте кайлить, и на полигоне тачку гонять, всяко было.

       Торопов опять закурил и достал откуда-то нагрудный знак похожий на орден «Трудового красного знамени», «Отличнику Дальстроевцу».   — Таких теперь нет. Награждение знаком утверждалось приказом НКВД СССР и совпало с моим освобождением.
 
       Мне еще посчастливилось, из наших большинство выжило, а из первых колымчан ни зэков, ни охранников, ни овчарок после колымской зимы никого в живых не осталось.

        Сталин умер — все на Колыме целовались как на Пасху!.. А начальство, как всегда, не знало, что делать без инструкций…

         Потом было холодное лето 1953. Знаешь песню  — Это Клим Ворошилов и Братишка Буденный подарили свободу...  На свободу выходили воры в законе и убийцы. Зэков в лагерях ополовинили. Народ в поселке стал бояться выходить на улицу.  Из прибывших по комсомольским путевкам, организовывались дружины противодействовать злу, жизнь стала налаживаться. Сама же Система стала давать сбои. «Дальстрой» реорганизовали и теперь мы с тобой живем в свободной от лагерей Колыме.

        — Помню,  как Шкловский писал: — Рождаются  дети. Их зачинают весело и не постыдно, носят трудно, рожают больно, а живут они потом горько — закончил Торопов.