Бабушка Саша

               
   - А вот и я пожаловала! Ничё хорошего там одной, на Сахалине,- бабушка Саша, в светлой овчинной дохе до пят с поднятым воротником, в новых белых бурках, с коричневым кожаным саквояжем в руках, и её многоместный багаж загромоздили комнатушку с плитой и казённым гардеробом.
   - Небось, койка для матери найдётся?
   Бабушка Саша так мало с нами жила. Я её почти забыла. Но после первых слов поняла: что-то подобное уже слышала. В памяти всплыло: «Матери – и таку поддергайку! Аль денег на воротник недостало?» - папа швыряет подарок в печь, хлопает дверью. Бабушка -  в слёзы: «Изверг!» - за кофтой в печь, топтать задымившиеся рукава, латать прожжённые дыры.
   Высокую кровать с блестящими шариками на перилах установили вдоль стены, напротив плиты.
   Бабушка распаковала багаж. На панцирную сетку бросила пышную перину и необхватные пуховые подушки, загородившие шарики. Для ручной швейной машинки «Тула» привезли из казармы  обшарпанную тумбочку с инвентарным номером.
   Из саквояжа бабушка вынула несколько пачек облигаций и положила в гардероб.
   - К чему теперь они?- пожал плечами папа,- разве, детям играть.
      Бабушка обиделась, отвернулась и перестала папу замечать.
   День за днём – одно и то же. Придя с работы, папа протискивается между плитой и «барской» кроватью ( так свою душную постель называет бабушка ), мимо бабушкиной спины в следующую комнату, где – небольшая кушетка, моя раскладушка, корыто, приспособленное под кроватку для Татьянки, и закрывается.
   Возвращается мама, сетка с тетрадями, сетка с продуктами:
   - Александра Николаевна, а что, Петя не ужинал?
   Бабушка, в персиковом атласном халате с воланами и рюшами, закусив верхнюю губу, рассматривает в зеркальце, прислонённом к машинке, выщипанные брови, огрызком чёрного карандаша подводит тонкую дугу почти до виска:
   - Он с матерью, вишь, не желат знаться.
   Почему так плохо, когда мы вместе?
   Бабушка заводит приятельниц, приглашает их на чай, называет себя белошвейкой, шьёт ситцевые платья и капроновые фартуки с рюшами. Готовит кашу-сухарницу с маслом и скандалит с папой.
   Они кричат надсадно, лица малиновые. Я затыкаю уши. Папа хватает меня за руку, стремительно шагает, куда глаза глядят: по незнакомым улицам. Где-нибудь на берегу Днестра замедляет шаг, садится на поваленное дерево и долго сидит, закрывшись ладонями.
   И потом мы невесело бредём назад
   С мамой бабушка тоже не находит общего языка. ( Может, потому что мама не признаёт рюшек и на работе носит строгий костюм? )  Меня называет первеницей,  хоть, я потом узнала: это неправда. Захваливает, не понятно, за что ( я страдаю, утопая в патоке превосходных степеней ). Наряжает в рюшечки, приговаривая:
   - Настоящая барыня!
   При первой же возможности я стараюсь улизнуть во двор.