Наша семья была сугубо городская. Связи с деревней у нас не было, так что и сада своего тоже не было.
Но в Тбилиси во время моего детства и отрочества было много зеленых островов, многие из которых называли «садами», (хотя к ним больше подходило бы слово «парк»).
Может быть, их называли так потому, что некоторые из них располагались в глубине жилых домов, не выходя своими входами непосредственно на улицу, и нужно было пройти между домами, чтобы войти в них.
На левобережной стороне города, вдоль главной улицы, которая называлась когда-то Михайловской (в честь Великого Князя Михаила Романова), потом – уже на моей памяти- Плехановским проспектом, а сейчас- проспектом царя Давида Строителя (хотя , точнее было бы переводить его с грузинского, как «Воссоздателя») таких крупных садов было четыре.
Рядом с самой оживленной площадью на перекрестке с ул. Котэ Марджанишвили (выдающимся режиссером,одним из основателей национального театра) располагался сад, о котором я хочу сейчас Вам рассказать.
Кстати, еще немного об этой улице – старожилы до сих пор называют ее «Кирочная», из-за красивой немецкой лютеранской (протестантской) церкви – кирхи (см.фото), когда-то стоявшей на ней.
А вообще-то, в этом районе города до войны было большое немецкое поселение со своими ухоженными садами, пекарнями, пивоварнями и пр. Была и немецкая школа, очень престижная, в которой могли учиться не только немцы (как моя будущая тёща), но и «дети всех народов» многонационального города.
Но вся эта благодать была практически уничтожена во время войны: немцев поголовно сослали в Казахстан,Сибирь, школу закрыли, а церковь разрушили, причем, заставили это сделать пленных немцев.
Сперва хотели взорвать ее,но пленные буквально по камню, по брёвнышку, вручную разобрали это огромное здание.
Разумеется, весь этот добротный материал был использован потом на других стройках.
Но, вернемся к саду, который нес странное на наш детский слух, название – «сад Арто». Естественно, мы думали, что это в честь кого-то по имени Арто. Но потом оказалось, что это аббревиатура и расшифровывается «АРТистическое Общество».
Это был, по нашим понятиям, БОЛЬШОЙ сад, с чуть ли не вековыми липами, платанами, елями и пр., создающими спасительную тень в жаркие летние дни. Сюда приходили стар и млад - для всех находились свои развлечения.
Была эстрада, по вечерам - танцы под настоящий оркестр! Были большие шахматы, столы для игроков в обычные шахматы, нарды (я не помню, чтобы кто-нибудь играл в те годы в домино).
В летние месяцы в саду открывался детский лагерь и вот тогда днем все эти разные деревянные качалки и др. нестрашные аттракционы были для нас бесплатными!
В клубе работали различные кружки, но, разумеется, ведущим был драмкружок.
Вот в этот драмкружок и ходила моя будущая мама в 40-41 г.г., учась в последних классах школы,– читала стихи, играла ведущие роли в спектаклях, в общем, принимала во всех мероприятиях активное участие. Разумеется, мой будущий отец , с которым они вместе учились и дружили, не мог пустить дело на «самотек» и тоже записался в кружок.
Не имея специального музыкального образования (где у моей вдовствующей бабушки, в одиночку растившей двоих сыновей, была финансовая возможность на это!), но, благодаря абсолютному музыкальному слуху и нескольким урокам бабушки на фортепиано, он очень хорошо играл «на слух».
Подбирая любые мелодии и напевая небольшим, но приятным голосом, он был душой любой компании.
В кружке он часто аккомпанировал выступающим чтецам (разумеется, в первую очередь- маме), солистам, или оформлял музыкальное сопровождение спектаклей.
А потом, уже во время войны, ему даже доверили большую роль юноши, который очень переживал, что его, из-за сломанной в детстве ноги, не взяли в Армию, на фронт. Все его успокаивали, уверяли, что он и в тылу принесет больше пользы, потом его взяли на работу на военный завод и т.д.
Но, главное, что и в спектакле он должен был играть роль влюбленного в маму.
Как артист, он, очевидно, значительно уступал в таланте музыканту, и, как потом шутили друзья , «он все свои чувства буквально вложил в пол театральной сцены», так как все реплики и монологи произносил, не поднимая головы и не глядя на свою партнершу.
После окончания школы, он с друзьями пошел в военкомат, затем - в армию, где и служил до конца войны.
Мама пошла учиться в медучилище. Работала в госпитале.
Но об этом я уже писал (см. «Шел второй год войны» и «Шел все тот же 42 год» )
А на второй год после войны родился я.
А потом - уже я ходил в сад Арто.
Сперва - просто гулять на воздухе (тогда машин было еще относительно мало), если у кого-нибудь из родителей выдавалось немного времени в выходной, или на праздники.
Или мы забегали в него, возвращаясь с работы мамы, или бабушки, когда они брали меня с собой. Потом - с детьми из моего детского сада, расположенного тоже неподалёку.
Потом - уже школьником и пионером.
Я даже выступал на той же сцене, размахивая красным флагом, стоя на вершине живой пирамиды во время праздничных концертов.
Потом - уже студентом старших курсов, когда сбегали с лекций, или практических занятий.
Но вот с моими детьми мы туда уже не ходили- мы переехали в другой район и поблизости были уже другие места отдыха.
А территория сада за эти годы уменьшилась за счет различных построек, при этом нещадно вырубили много деревьев.
Нет уже ни аттракционов, ни танцев под живой оркестр...
Ничего сейчас в его остатках не напоминает о том месте,
где раньше городская жизнь била ключом, где люди встречались, влюблялись, назначали свидания, куда потом приводили своих детей и внуков...
И только в памяти старых тбилисцев, людей моего и более старшего поколения, остались воспоминания, непроизвольно вызывающие улыбку при одном только упоминании –
«С А Д А Р Т О».