Уже который день баба Маня двигалась резко, демонстративно с грохотом переставляла на кухне кастрюли, сковородки и поджимала губы, когда видела, что дед Фёдор хочет что-то ей сказать.
Дед грустно подмигивал нам и выходил из дому. Оно и понятно - дети ведь. А их было двое - я и моя пятилетняя сестрёнка.
Деда было жалко. Он не садился с нами к столу, и мы скучали без его шуточек-прибауточек. Тучи сгущались. И по всему чувствовалось, что вот-вот грянет гром.
И он грянул. Это случилось поздно вечером, когда дед шёпотом взмолился:
- Ну, нельзя так, Маня. Дети всё понимают...
Казалось, что баба Маня только этого и ждала. Она выпрямилась и, под прямым углом наклонившись к сидевшему на стуле у окна деду, зашипела:
- Ах, дети... стыдно ему. А не стыдно с сивой головой по ночам к Вальке шастать, а? Стыднааа..- протянула она почти со всхлипом. Отошла к печке и, как-то бессильно махнула рукой.
Мы с сестрой,замерев, сидели за столом. Глаза сестры были широко открыты. Она держалась за карандаш, как за спасательный круг утопающий.
Бабка заплакала, дед прокашлялся и, глядя в пол, заговорил:
- Прости, Дмитриевна, а? Даже сам не знаю, чего меня туда понесло.
Бабка заплакала в голос:
- А говорил, что век будешь любить...и…и…ии", - она закачалась из стороны в сторону:
- А сам... сам что вытворяешь. А я не люблю, когда со мной так. Как я буду теперь людям в глаза глядеть, а?- Баба Маня встала. Всегда собранная и улыбчивая она выглядела сейчас потерянной и несчастной.
Мы тихонько выскользнули на улицу. Этого никто не заметил. Мы сели с сестрицей на крыльцо, прижались друг к дружке то ли от вечерней прохлады, то ли от душевного смятения. А из-за дверей доносилось:
- Ты прости, а? Я ведь только тебя всю жизнь люблю...
-Любиииииишь. Слышался бабы Мани голос с лёгким подвыванием.
-А сам к молодухам шастаешь.
-Один только разок и сходил. Маня.. .Маня… Я таких как она, нахальных и беспутных, никогда не любил. А вот ты...
Через какое-то время баба Маня вышла на крыльцо:
-Что мёрзнете? В дом быстро. Спать пора.
Мы шмыгнули в свою комнату, разделись и легли. А в голове крутились дедовы слова:
-Я таких как она, нахальных и беспутных, никогда не любил.
Утром нас разбудил запах жареных блинов. Улыбающаяся баба Маня в чистом переднике накрывала на стол. Дед нам весело подмигнул:
-А ну, козявки, мыть руки и за стол.
В доме всё была по-прежнему.