Начало:
http://www.proza.ru/2015/06/17/1485
Будто сговорившись, люди вспоминали С.Е.Евстигнеева не только молитвенником, утешителем людей, провидцем, целителем, но и большим тружеником, аскетом и постником. А.К.Дикарева, понародному, точно определила значение молитвенного подвига старца Сергия. Она заявила: «Жизнь наша была такая тяжелая! И люди радовались тому, что Бог прислал нам такого святого человека! Он говорил: «Молитесь, молитесь, и Бог вам поможет!» (док. № 64).
К сожалению, из публикации священника Галеха можно понять о будто бы стремлении старца избегать физического труда. Односельчане же старца Сергия из Дивинска, ставшие после закрытия их деревни в 1950 г. жителями Шуринки, в один голос говорили противоположное. П.И.Евдокимов утверждал: «…Он был трудолюбивым, много молился и других к молитвам приучал…. Но главное, что о нём говорили, – трудолюбивый. Бывало, даже на праздник – с утра молился, а после обеда со всеми шёл в поле. Всё говорил: «В труде греха нет, можно трудиться и на праздники». И мама моя также потом мне говорила: «Попраздновала с утра, а с обеда работай» (док. № 18).
После смерти родителей (предположительно в 1929 г.) Сергей жил, как тогда говорили, по людям. «То там поживёт, – говорила В.С.Казанцева, – то здесь, то одним работать поможет по хозяйству, то другим» (док. № 67). По утверждению его землячки (из соседней деревни Коровино) Р.Г.Афанасовой, Сергей долго жил у Коровина Мартемьяна Александровича и пас у него овец. «Интересно, – говорила она, – он не гнал овец, а выходил за ворота и говорил им: «Ну, пойдёмте, мои хорошие». И овцы за ним, «мя - мя - мя», шли» (док. № 65). По рассказам жены старшего брата Максима Т.О.Чемандры, Сергей в те годы «предпочитал общаться с бедными или пострадавшими людьми, например, с вдовами» (док. № 68).
В отношении к работе у С.Е.Евстигнеева проявлялась не только традиционная русская культура труда, но и не менее традиционный, как для любого русского мужика, патриотизм и нелакированная под показной лозунг гражданственность. «Помню, как он говорил нам: «Девочки, мои хорошие, вы должны страну на ноги ставить, вы должны работать в упор». Мы и работали в упор, – вспоминала Р.Г.Саенко. – Я 62 года отработала, 62 года! Это тебе не шутка. Детей брошу одних, а сама – в поле. Всё боялась, что они полезут к колодцу и утонут» (док. № 22).
Но наиболее собирательны, характеризующие отношение к труду, трудолюбие самого старца, пожалуй, были слова З.И.Иохим: «Батя был всегда как-то при деле. Однажды зашёл к нам в дом, мы тогда ещё в Дивинске жили. Видит, ступка стоит, и соль в комке лежит. Он сразу же говорит: «Давайте, я вам соли натолку». Сел и натолок» (док. № 21).
Вот эти слова «дай хоть соли натолку» и отражают сущность русского крестьянина, непривыкшего сидеть, сложа руки. Думается, далеко не все современные читатели способны до конца понять, что стоит за этим «хоть соли натолку». Тот, кто это понимает, понимает и глубину падения трудовой культуры в советское время.
«Хорошо помню его слова о грехе безделья, что надо трудиться», – говорила В.М.Пенкина (док. № 46). И эти слова могли бы быть эпиграфом к характеристике отношения старца к труду.
Журналистка Е.В.Ореховская говорила: «Знаете, у меня сложилось впечатление, что он всё время работал, помогал женщинам в поле и, как все они говорили, на клейтоне крутил барабан» (док. № 17). В.Б.Евдокимова вспоминала: «Мама говорила, что, если он у клейтона встал с утра, так до вечера и крутил ручку. Работал он с ними и на поле. По словам мамы (она у меня с 1915 г. рождения), он любил повторять, что труд облагораживает человека» (док. № 18).
А.М.Чайка, у родителей которого старец останавливался в Промышленном, говорил: «Мы корову держали, сено возили на тележке, он обязательно что-то поможет по хозяйству, то дровишек наколет, то ещё что» (док. № 38).«Батя Сергей помогал нам и в поле, и везде, – говорила Р.Г.Саенко. – Мы девчонками на клейтоне зерно обрабатывали. Машина большая такая, тяжёлую ручку крутить надо было. Подойдёт к нам, молитву прочитает, давайте, мол, девочки, помогу. И начинает ручку крутить. Мы перехватываем у него эту ручку и с песнями продолжаем. Вроде, легче стало. Хороший он человек был. Особенно он жалел нас, девочек. Мы же небольшие были. Ходили полоть, и он с нами. Пойдём колоски собирать после уборки, и он – с нами. Устанем, а он: «Девочки, давайте ещё раз». Он – впереди, а мы – за ним. Так и идём с песнями» (док. № 22).
По свидетельству респондентов старец не был членом какого-то колхоза. З.И.Иохим утверждала: «В колхозе он не работал, чтобы трудодни получать. Да, какое там! Он же от председателя прятался, гонял его председатель нашего колхоза им. Кагановича» (док. № 21). Об этом же – и В.Б.Евдокимова: «Членом дивинского колхоза (кажется, им. Кагановича) он не был, иначе, как бы он свободно ходил из деревни в деревню. На каких условиях работал, я не знаю. Может, как наёмный. Да нет, не похоже» (док. № 18).
Ответ на вопрос, почему его не преследовали, согласно советским законам, как «тунеядца», видимо, заключается в словах его родной племянницы В.П.Селиховой. В родне его считали как бы за ненормального, вроде юродивого. Наверное, поэтому к нему с работой в колхозе власти и не приставали. Тогда с этим строго было, нельзя было не работать, посадить могли. Вообще-то его, наверное, и дядя Митя прикрывал: всё-таки – председатель колхоза» (док. № 1).Но вот что говорил родной сын этого «дяди Мити», которого мы разыскали в д. Морозово.
«…Этот богомол, …дядька Сергей у нас поживёт, потом куда-то, молча, уйдёт, потом опять придёт, – говорил Юрий Дмитриевич Евстигнеев. – …Но дядька и отец не ссорились. Да и мало дядька жил в нашей избе, всё ему надо было болтаться по деревням. Отца вызывали из-за дядьки в райисполком, нет, в райком, ругали, давали выговора, говорили, что выгонят из партии. А он потом ругал мою мать» (док. № 39).
Слова «этот богомол», «болтаться по деревням», видимо, надо воспринимать в качестве определяющих недружелюбное отношение племянника Юрия к своему дяде Сергею. И племянник в такой оценке старца, судя по всему, был не одинок. «Да ходит тут какой-то шарлатан», будто бы говорил своей дочери Ульяне её отец председатель колхоза Ф.М.Тишкевич (док. № 47).Но нам, признаться, было удивительно не встретить пиетета к старцу от его ближайшего родственника.
Что косвенно подтвердило наше предположение о сомнительности версии «прикрытия» председателем колхоза «Красный боец» (до этого – им. Эйхе) Д.Е.Евстигнеевым своего родного брата старца Сергия.
Если бы в семье Дмитрия Емельяновича было отношение хотя бы приблизительное тому, что мы встречали в рассказах респондентов, то уж, конечно, оно бы передалось Юрию Дмитриевичу.Правда, дочь Юрия Дмитриевича, Галина (1979 г.р.), ничего не знала даже и о своём родном деде Дмитрии, что уж говорить о двоюродном деде Сергее!
Что это? Подтверждение изречения: «Нет пророка в своём Отечестве!»? Или мы столкнулись ещё с одним свидетельством утраты русской народной культуры, в которой консолидация родственников была фундаментом сплочённости нации. Эту-то сплочённость и не удалось разбить ни одному внешнему врагу – от татарина до немца. Её удалось осуществить советской власти – русские родственники разобщены.
Правда, критик тезиса о вине советской власти в разобщении русских родственников, видимо, вправе сослаться на урбанизацию и прочие цивилизационные процессы, естественно разделяющие людей. Но почему в таких цивилизованных странах, как Япония, Южная Корея, Тайланд, Индия и др., такие связи остались?
А не потому ли, что религия там сохранилась как духовно консолидирующая субстанция? Опрос студентов показывает, что многие даже не знают отчества своих прямых деда и бабушки, обходятся «баба Настя», «дед Коля», не говоря уж о прадедах или родственниках по линии двоюродных потомков.
Показательно, что потомки сестры С.Е.Евстигнеева Евдокии и брата Дмитрия узнавали о существовании друг друга от нас, исследователей, о чём простодушно призналась Галина, да и не только она. «Вот-вот! Вы нам адреса наших родственников дадите, мы целое лето по гостям ездить будем», – пошутила внучатая племянница старца Н.А.Селезнёва, обращаясь к нашей исследовательской группе (док. № 60).
Итак, колхозником Сергей Емельянович не был. Версия его «прикрытия» братом – сомнительна. Почему же власти не обращали внимания на его незанятость «общественно-полезным трудом»? Можно предположить, что власти действительно воспринимали старца, как выразилась В.П.Селихова, «за ненормального, вроде юродивого». Тем более что питался он людским подаянием (док. № 60).
Авторы, писавшие о старце, это людское подаяние не то, чтобы замалчивали, но писали об этом как-то скороговоркой, проявляли деликатность, видимо, опасаясь навредить светлой памяти старца. Они, по всему видно, опасались, как бы современный читатель не принял старца за, как говорили тогда, «побирушку», или, как говорят сейчас, «бомжа».
Респонденты же, родившиеся в 20-30-е гг., говорили об этом без стеснения и жеманства, как об обычном деле. Ведь они несли в себе ещё православную культуру, по которой жить людским подаянием не было постыдным. Тем более что речь шла о признанном в народе молитвеннике.
Странствовать по монастырям и храмам, питаясь милостыней, было обычным делом на Руси. Просить подаяние не считалось унизительным, поскольку просящий паломник подвигался к делу Божьему (отсюда – подвиг.
Дать продукты на дорогу, накормить странника, оставить его у себя ночевать считалось для хозяина участием в благом деле, поскольку он приобщался к подвигу во имя Бога, совершаемого другим человеком. Это, во-первых, а во-вторых, рассказчики говорили о подаянии старцу как, фактически, об оплате за его молитвенный труд, а вовсе не о милостыне нищему или страннику.
Они все дружно говорили, что Сергей Емельянович Евстигнеев никогда не брал денег за крещение детей, отпевание покойников и другие молитвенные действия. Не брал он подаяние и деньгами, о чём они говорили со слов своих родителей, и о чём твёрдо сказала Т.Г.Денисова, когда она сама пыталась дать ему 10 коп. Деньги фигурировали только в рассказе П.Н.Гуровой о том, как они купили у него два ведра картошки: «…Он однажды приехал к нам на лошади с семенной картошкой, это помню. Они были вдвоём с мужчиной. Мы с мамой купили два ведра…. Где батька Сергий брал её, я не знаю. Может, сам выращивал, может, где купил. Только он сказал, чтобы мы её сажали глазками и окучивали два раза, а не один раз. Мы так с мамой и сделали. С тех двух ведёр мы накопали 82 ведра». Гурова же и подчеркнула: «Но не думайте, что он милостыню просил. Никогда он не просил» (док. № 24).
«Как это так, он жил подаянием? – искренне возмутилась Г.А.Лебедева. – Он вам не побирушка какая-нибудь, не нищий! Я видела нищих, которые куску хлеба рады были. А он был духовно образованным человеком. Хотя, что это я? Ведь его действительно люди кормили всем миром. Но и было за что! Наверное, правильно сказать, ему люди давали за его молитвенный труд» (док. № 56).
«Святой он или не святой, не знаю, – говорила В.Т.Новосёлова (1928 г. р.), работавшая агрономом с братом старца Дмитрием. – Но точно знаю, он трудолюбивый. Разве это не труд – призывать людей к тому, чтобы Бога почитали, верили в Бога?» (док. № 58).Не приходится сомневаться, что были современники, опрометчиво отзывавшиеся о старце, как будто бы бездельнике, не желавшем работать.
Даже его родной 74-летний племянник, напомним, пренебрежительно высказался: «…Этот богомол … всё ему надо было болтаться по деревням».
Причина такого пренебрежительного отношения к духовному труду лежит в утрате православной веры, православной культуры, что является следствием огрубления нравов в ходе формирования коммунистического мировоззрения. Согласно коммунистическим установкам, все служители религиозного культа есть социальные паразиты, которые будто бы «даром хлеб едят».
Об официально принятой в советское время характеристике труда религиозных деятелей вполне определённо можно судить, например, по названию Указа Президиума Верховного Совета СССР от 4 мая 1961 г.
Указ назывался: «Об усилении борьбы с лицами, уклоняющимися от общественно-полезного труда и ведущими антиобщественный, паразитический образ жизни». По версии этого документа такими «паразитическими» лицами и были люди типа старца Сергия. Власть, как видим из комментария человека старшего поколения, небезуспешно внушала народу, что молитвенники не трудятся, а «болтаются» по деревням.
Вопреки тысячелетнему отечественному историческому опыту, в советское время духовным стало считаться не божественное, религиозное, а выраженные в художественных образах искусства моральные ценности и традиции. Хотя люди старшего поколения правильно понимали суть духовного образования.
«У Таисии много сестёр было, – говорила А.Д.Артамонова о Т.Г.Денисовой. – Они все глубоко верующие. С ними было о чём поговорить. Они знали Евангелие, жития многих святых. С нашими же людьми сейчас нет разговоров, они могут говорить только про житейское. А с ними….!» (док. № 53).
В СССР образованность человека стала восприниматься либо на уровне его простой грамотности, либо наличия у него свидетельства об окончании не только средней школы, но даже семилетней. Вот потому-то духовный труд С.Е.Евстигнеева и воспринимался в качестве «болтался по деревням». Так он воспринимался слишком большим числом людей, воспитанных коммунистической партией. Таким большим, что, несмотря на восстановление в 90-е годы храмов, оцерковление российского народа так и не произошло. И для нации это имеет негативные последствия в виде массового аморального поведения людей и низкой их гражданственности.
«А ещё я запомнила, – определила уровень духовного образования старца Г.А.Лебедева, – что отец Сергий как-то уж очень хорошо говорил. Сейчас про таких говорят, что у них правильная речь. Такая речь идёт от начитанности человека. Отец Сергий и был таким начитанным» (док. № 56).
Он был убедителен для слушателей. Поэтому к нему тянулись люди. «Он говорил и о Боге, и о жизни. Нас, детей, учил старших уважать, друг друга – не обижать, не ябедничать и не делать плохое, – вспоминала ветфельдшер В.М.Пенкина. – Вроде и родители говорили об этом же, но у него получалось всё как-то по-другому – убедительно, занятно и хотелось его слушать и слушать.
Как только мы узнавали, что он приходит, все готовились. Взрослые пораньше коров загоняли, дети выглядывали, не идёт ли… Я, вот и думаю, чему же главному нас батька учил? Он нас добру учил. Учил нас уступать друг другу» (док. № 46).
Исключительно актуальны для современного читателя слова землячки старца по родной деревне Е.И.Беловой (Звонковой): «Это же такой человек был! Чистый человек. Не пил, не курил, не сквернословил. Если кто при нём заругается, даже не матом, он сразу же: «Нельзя, раба Божья …. Грех это!» (док. № 54). Не пример ли он нам смирения и интеллигентного поведения в условиях разгульного пьянства, хамства, курья и матерщины не только мужчин, но, увы, и женщин?
Вопреки негодным слухам, чистота языка была вообще характерна для российского народа. Ведь тогда ещё сохранялась в народе православная культура. «Люди тогда другими были, – говорила В.В.Козловская (1925 г.р.). – Например, не матерились, считали это большим грехом. От отца своего, простого крестьянина, я никогда не слышала мата. Тем более не матерились женщины, Боже упаси, какая проговорится матерно, застыдят, грех это! А сейчас, живёт одна, сама некрещёная, двое детей некрещёных, говорит только матерно. Кого такая воспитает? Муж – жена раньше были венчанные. Как тут материться!?» (док. № 49).
По словам П.Н.Гуровой, смирение и ласка проявлялись у старца особенно к детям: «Он никогда не ругался, голос не повышал.
Если ребятишки что набедокурят, он их как-то почти ласково похлопывал по плечам со словами: «Господи, благослови! Господи, благослови!» (док. № 24). Глубокая интеллигентность старца стоит за словами о нём В.С.Казанцевой: «Он часто говорил загадками и притчами. Он и людей обличал с их помощью. И делал это как бы с извинительной улыбкой, Мама говорила, что батька, порой, говорил людям резкие вещи, но всегда так скажет, так подойдёт к человеку, что тот не обидится» (док. № 67).
После смерти старца прошло ровно 60 лет. Осталось немного людей, кто знал его лично. Каким же в памяти людей остался Сергей Емельянович Евстигнеев? Со слов очевидцев, собирательно портрет его выглядит таким:
Худощавый, выше среднего роста, с негустой рыжеватой с проседью бородкой и длинными волосами.
С приятным, негромким, ласковым, спокойным голосом и хорошим музыкальным слухом.
Умный.Интеллигентный.
С отличной памятью (знал много молитв, службы совершал по памяти).
Убедителен для слушателей, с хорошей речью.
Физически сильный и по-крестьянски неутомимый (мог целый день крутить ручку сортировочной машины, пройти за день несколько десятков километров).Исключительно трудолюбивый.
Независимого характера (шёл против власти и досужей молвы о жизни подаянием).
Непритязательный и аскетичный в быту (ел очень мало – постник, одевался скромно, всегда был опрятен и чист).
Нестяжатель (не брал деньги ни за свой молитвенный труд, ни в подаянии).
Граждански ответственный (какое, казалось, ему было дело до судеб людских и судьбы страны?).
Молитвенник (не только организовывал моления для людей, но и сам молился по ночам).Утешитель людей.Целитель.
Имел духовное зрение, обладал прозорливостью.Говорил притчами и загадками.Проницательный.
Настойчивый («начальники» деревень его выгоняли, а он приходил снова и снова).
Обладал умением принимать добрые помыслы (находил оправдание неправильным поступкам людей).
Волевой (будучи слепым, крыл крышу, хотя мог бы кого-то и попросить).Любил детей.Не терпел ругани и грубости людской.
Людьми воспринимался святым или, в крайнем случае, священником или монахом.
А в качестве заключительных к портрету старца и к его жизни подойдут слова отца Сергия Плаксина: «Я нисколько не сомневаюсь в молитвенном подвиге старца Сергия. Он и жил как монах… Был ревностным в вере, боголюбивым, Церковь любил. Это был народный старец, которого ГОСПОДЬ наделил такими дарами.
Слава БОГУ за всё!