Часть 1. Ответ "гуманоидным лисам".
Смертная казнь – нет страшней наказания,
Нелюдей чаще всего не щадят,
Но не в России – у нас, как в Германии,
Даже серийных убийц не казнят.
Власть подчинилась Совету Европы
Не применять эту кару совсем,
Там гуманисты, а мы их холопы,
Только вопрос есть: «Им это зачем?»
Хитро кивают при этом на Бога,
Мол, только он вправе жизнь забирать,
Что ли забот у него там немного?
Будет возможность ещё наказать!
Как далеки господа от народа,
Не разделяя тревоги его,
На толерантность в Кремле стала мода,
Мнение Запада прежде всего.
Не было в нашей стране суда Линча,
Не дикари мы, палач для того,
Только мне дикостью кажется нынче,
Что столько лет не казним никого.
А ведь преступность растёт год от года,
Киллерам платят с лихвой за убой
И на наркотики дикая мода,
Страшно гулять людям поздней порой.
Но прививают зато «толерантность»,
Нам про терпимость теперь говорят,
Вместо добра в отношениях жадность,
Несправедливостью только лишь злят.
Вправе ли ханжески святостью жизни
Тяжких преступников ныне щадить,
Надобно ль это народу, Отчизне
Чтоб за наш счёт их ещё и кормить?
К совести подлых призвать не пытайся,
Пусть и взирают на небо глаза,
В них по нужде малой хоть оправляйся –
Скажут моргая: «То божья роса!».
Снова и снова вопрос повторяю:
«Что за забота Европе о нас?»,
Но подсознательно всё ж понимаю,
Что одурачить хотят ещё раз.
Нет, не добра нам желают потомки
Гутов, саксонцев, вандалов, норманн,
Судьбы не раз превращавших в обломки
Многострадальных российских граждАн.
Стоны доносятся через столетья
Братьев по вере – не только славян,
Жить наш черёд наступил в лихолетье,
Кровью детей обагрился Беслан.
Силою новый порядок навязан,
В Сербии НАТО устроило «блиц»,
За изуверства никто не наказан,
Ибо у них «гуманизм без границ».
В прах разбомбили больницы и школы,
Электростанции, церкви, мосты,
Будут заводы теперь «кока-колы»
Там, где веками стояли дворцы.
Ну, а в насмешку над правом для понта
Суд учредили в Гааге потом,
Где прокуроршей была Карла Понта,
Натовцы сербов судили лишь в нём.
Циники только напрасно старались,
Даже вину доказать не смогли,
Над Слободаном в тюрьме издевались
И до скончанья его довели.
Нам создают управляемый хаос,
В общество клинья стремятся забить,
И с «толерантностью» водят нас за нос,
Ведь разобщёнными легче рулить.
Хищников стая ждёт краха России,
Алчно глядят на Сибирь и Кавказ,
Хоть мы себя обирать не просили,
Им дают щедро нефть, никель и газ.
Чтоб нас пленить, применяют оружие:
Лживые СМИ, наркоту и гипноз,
А олигархов охранники дюжие
Рьяно спасают. Какой же прогноз?
Там, «за бугром», он цинично прописан –
Столько людей для РФ ни к чему,
Каждый второй из нас должен быть списан,
Чтоб не кормить лишних ртов.
Почему?
В чём виноваты мы? Лучше послушать,
Что волк ягнёнку однажды сказал
В басне Крылова: «мне хочется кушать…» –
Кто-то и нас на обед заказал.
Нам объявили войну террористы,
Взрывы гремят в магазинах, в метро,
На стадионах шахиды – бомбисты
Рвутся в толпе. И бессилен УгРо.
Через агентов влияния страхи
Нам о невинно казнённых несут,
По телевиденью слышатся «ахи»,
Что так и нас под расстрел подведут.
Может тогда устранить суды вовсе,
Чтоб не карали невинных они,
Пусть разбираются в приступе злости
Граждане сами в воскресные дни?
Если же трезво подумать, по сути,
То лучше «мух отделить от котлет»,
Мы в большинстве всё же здравые люди,
Прежде дожил до преклонных кто лет.
Кто приобрёл вместе с возрастом мудрость,
Сил не имея любить и убить,
Но отличает от честности гнусность,
Может без гнева людей рассудить.
Впору уже возродить суд старейшин,
Чтоб аксакалы решали одни:
Будет ль убийца за зверство повешен –
Думают прежде о внуках они.
Им безразлично, что скажет Европа,
Совесть за доллары не продадут,
Знают они, что не будет «потопа»,
Если злодея на казнь отдадут.
Ибо надеяться хочется людям,
Что как уйдут, дело их не умрёт
И потому беспощадными будем
К тем, кто спокойно нам жить не даёт.
Не о гуманности врут «демократы»,
Жизни спасая садистов – зверей,
Тех, кто навеки народом прокляты,
Губящих женщин, старух и детей.
Впрочем, достаточно будет сравнения –
«Звери подобных себе не едят»,
А геноцид хуже, чем преступление
И тяжелее вина во сто крат.
Бедно в России живёт население,
На миллион каждый год меньше нас,
Им за «реформы» не будет прощения.
Верю, наступит возмездия час.
Путают нас о правах человека,
Много исписано лживых страниц,
Как надо жить до скончания века,
Сладостно пенье сирен и лисиц.
Что их заботит какой-то Пичушкин –
«Битцевский», как именуют, маньяк,
Грезивший славой не меньше, чем Пушкин,
Зверь кровожадный, ночной вурдалак.
Быть не хотел заурядным пьянчушкой,
Пусть и талантов совсем не имел,
И обзывали по жизни: «пичушка!»,
А прогремел и без доблестных дел.
Очень мечтал превзойти Чикатило,
Только «рекорд» повторить не успел,
Ведь у того шестьдесят с лишним было,
В прошлой стране присудили расстрел.
Шашки маньяк приобрёл в магазине,
Чтоб расставлять пешки в клетках доски
В память о Стёпе, Марине и Зине,
Им убиенных от скуки – тоски.
Восемь на восемь там клеток–ячеек,
Если по жертве в неделю всего,
Выполнить за год план можно злодею
И подвести результат: «Итого».
Брал у других, что на свете дороже,
Жизни людские как нить обрывал,
Как же позволил такое ты Боже,
Или бесстрастно на это взирал?
Видно убийца кому-то и дорог –
Коли такому дозволено жить,
Тех, чья вина будет меньше раз в сорок,
Следует вовсе присяжным простить?
Ну, а Пичушкин, забравшись на нары,
Будет теперь предназначенный срок
Об убиенных строчить мемуары,
Как истязал и куда уволок.
В них сорок восемь разделов напишет –
Столько убийств совершил душегуб,
Каждую жертву посмертно унизит,
Ведь по сравнению с ним она труп.
Тут же подсобят ему журналюги,
Книгу помогут при жизни издать,
Кто-то пожалуй прочтёт на досуге,
Чтоб ощущения те испытать.
Уж помещён в «комсомольской» газете
В цвете исполненный фотопортрет,
Смотрят маньяка подросшие дети,
Значит и те, у кого чести нет.
Годы спустя пожалеет Европа,
О снисхожденьи начнёт говорить,
Выпустить скажут пора остолопа,
По-человечески жизнь завершить.
Только родные своих не забудут
Канувших в Лету супруг и детей
И поминать крепким словом власть будут,
Что не наказан жестоко злодей.
Жертвам маньяк не принёс покаяния
И без отмщения годы пройдут,
Нужно-то было всего лишь признание,
Пусть, что при этом его проклянут.
Он ведь добился намеченной цели –
След свой в анналах оставил такой,
Эка беда, что умрёт не в постели,
А вдруг ещё да вернётся домой?
Кто не боится же кары Господней,
В неотвратимость не верит суда,
А наслаждается жизнью сегодня,
Должен встряхнуться, хотя б иногда.
В вере не должно закраться сомнение,
Будто Христос про кого-то забыл,
Есть ведь такая ещё точка зрения –
Был бы, то этого не допустил.
Нелюдей надо карать принародно,
Чтобы «пичушкин», стоящий в толпе,
Знал, что с ним будет как людям угодно,
Коль зашагает по той же тропе.
Чтоб иногда охватил дикий ужас
Только всего лишь от мысли шальной,
Не усмехался презрительно: «Ну Вас!»,
Если, случалось, стыдили виной.
Вечера утро всегда мудренее
И потому пусть на первой заре
Казнь совершится маньяка – злодея
На пожирающем нечисть костре.
Пусть это выглядит как приношение
Жертвы Всевышнему, дабы он знал –
Люди за грешника просят прощение,
Нужен для этого им ритуал.
Впрочем, сожженье таким благородно –
Всё же не Жанна-де Арк и Бруно,
Вдруг да кому-то покажется модно,
Чтобы потом показали в кино.
Думаю даже, что было бы лучше
Не палачу наказанье вершить,
Для назидания может быть круче
Божиим тварям его совершить.
Чтоб угодить гуманоидным лисам,
Видели все, что народ наш не мстит,
Бросить в оковах прожорливым крысам –
Бог снизойдёт, так пускай и щадит.
Смертная казнь – это противоядие,
Если нет мочи народ защитить,
Пусть остановит же ада исчадие
Всех, кто задумал невинных убить!
К каждой двери караул не приставишь,
Всех не обыщешь – устанет рука,
Смертника казнью не запугаешь,
А вот заказчика – наверняка!
Не доводите народ до бунтарства,
Люди не вправе вершить самосуд,
Смертью карать может лишь государство,
Пусть без греха все на свете живут!
И не пытайтесь нас только разжалобить,
Нелюди хуже зверей, это факт!
Режут на мясо «бурёнку» и, стало быть,
Казнь не убийство – естественный акт.
Часть 2. "Реинкарнация" маньяка.
Я думал, что о нём забудут,
Лишь след останется в стихах
Моих про этого паскуду,
Известного, но во грехах.
О славе грезил, словно Пушкин,
Хотя талантов не имел,
Сумел прославиться Пичушкин,
Как мастер кровожадных дел.
Родные жертв его запомнят
И власть за жалость проклянут,
Но много помнящих и кроме,
И даже тех, его кто чтут –
Невеста вдруг ему сыскалась,
В расположение вошла,
Чтоб жизнь напрасной не казалась,
Надеждой теплилась душа.
Она наверно размечталась,
Что вдруг избранник «сердцеед»,
Любви невиданной заждалась,
Коль страстных мужиков с ней нет.
В единственном пускай хоть разе,
Не страшно умереть в экстазе,
Так любит, знаю, богомол –
Когда на случку он пришёл.
Жаль, прав в стихах я оказался ,
Что написал семь лет назад,
Пичушкин в СМИ не затерялся,
О нём публично говорят –
На НТВ шла передача,
Хоть назывался в ней «злодей»,
Но это для него удача –
Он жив, а тех ведь нет людей!
И их имён не вспоминают
Не специально, и не вдруг,
Они в могилах пребывают –
Что «клёвого» для журналюг?
А тут невеста ждёт маньяка,
Видать свидание дадут,
Да им ещё представят дьяка
И прецедент тем создадут.
Там снимут фильм намного дольше,
Покажут в ФРГ и Польше,
Смотреть в Европе будут все,
Одобрит власть ОБСЕ.
Пускай нам Запад рукоплещет:
«Мы знаем про такие вещи,
Как ценность жизни, гуманизм –
Да здравствует либерализм!»
Но сбит над Украиной «Боинг»,
РФ бойкотом удостоен,
Горит под залпами Донбасс,
А эти дальше учат нас.
Бомбит Израиль сектор Газа,
Не осудили их ни раза,
Молчит Америка, Европа –
Ведь не случилось там потопа,
С землёй сровняли лишь дома
И виноватых там нема.
У нас от «либералов» вонь,
Лишь тему казни в СМИ затронь,
И даже наш Верховный суд
Нам говорит: «Неправы тут,
Перед Европой обязались!»,
В бумагах будто расписались,
Хотя пример нам подают,
Как там на подписи плюют.
Пустяк им мнение народа,
А тему казни год от года
Тогда лишь только поднимают,
Как где-то что-нибудь взрывают –
Так из котла спускает пар,
Чтоб не взорвался, кочегар.
Поговорят и враз замнут,
Острее тему подберут.
Достала «пятая колонна»,
Готовят белые знамёна,
Придёт момент, сдадут страну,
Но кто объявит им войну?
Сорвать со многих надо маски,
Где наши Минин и Пожарский
И кто покажет нам пример,
Неужто либерал – премьер?
Есть адвокат один заметный,
Который против казни смертной,
Фамилию не помню точно –
Со «щами» что-то. Он нарочно
Про байку говорил одну,
Не называя нам страну,
Что кражи были, мол, тогда
В средневековые года
На площади во время казни
За воровство – врал без боязни.
На это я б его спросил:
«А ты в то время сам там был
Или тебе кто рассказал,
Что наблюдал, как кто-то крал?».
Ещё твердил авторитетно,
Что правосудья не заметно
На его взгляд у нас в стране,
Карают по чужой вине,
Знать надо о такой напасти,
А он ведь представитель власти!
Язык, бывает, помело,
Когда дают ещё «бабло»
И слово на телеэкране,
Чтобы поверили мы с Вами.
Похоже, чувствуют они,
Что будут роковые дни,
Другие встанут у руля,
Вернутся эшафот, петля.
Они в тихую убивают,
Никто об этом не узнает,
Как умер генерал Петров,
Любого, кто восстать готов,
Сразит полоний или яд,
Об этом только говорят.
Но не раскроют тайну слухи,
Как умер депутат Илюхин,
Другие тоже странно «сдохли» –
Салье Марина и Лев Рохлин,
И даже бывший мэр Собчак
Скончался непонятно как.
Мы, как народ, источник власти,
Желаем детям своим счастья,
Чтобы какой-нибудь урод
Не смог на них прервать наш род,
А потому из-за боязни
Быть должен страх и смертной казни.
И, чтобы не было сомнения,
Исполним жертвоприношение,
Как нашу благодарность Богу,
Что разрешил послать в дорогу
Туда, где вотчина чертей,
Тех, что опаснее зверей.
Ведь казнь всего предупреждение
Тем, кто готовит преступление,
Не может волновать людей
В тюрьму упрятанный злодей.
К народу относитесь честно,
Какая там ещё невеста –
На телевиденьи звезда?
В темнице должен быть всегда!
Маньяку б от людей исчезнуть,
А, если уж не канул в бездну,
То и совсем не вспоминать,
Его ж прокляла даже мать.
Картинка из Яндекса