ГЛАВА 8.
БАР «СТАРЫЕ РОГА».
Проснулась рано, до рассвета.
Полежав в полнейшей тишине спаленки, привстала, дотянулась до блокнота с карандашами и стала рисовать сон, пока не выветрился из гудящей и звенящей головы. Был странен, больше похож на слайды, не совсем связанные по смыслу, хотя его-то вполне поняла, как ни путал бог мысли и разум: Николас погиб. Вот и рисовала ту самую сцену, которая ясно осталась в памяти: гора, на скале сидит Ник. Он то ли думает, то ли прислушивается к звукам вокруг, и то, что слышит, не радует – враг рядом.
«Что же было потом? – силясь вспомнить сон, старалась уцепиться за видения, ощущения, предчувствия. – Хрустнула ветка где-то совсем рядом, Ник резко обернулся на звук и тут… Что это было? Видела чётко: старик вздрогнул, замер и стал падать вниз, в разлом! Что случилось? Выстрел с глушителем или… сердце не выдержало напряжения последних дней? – закрыла глаза, постаралась очутиться мыслями там, над обрывом. – Вдали чья-то тень, но она остановилась тогда, когда Николас сорвался вниз. Значит, не успели расправиться с ним, опоздали: сердце оказалось хитрее, разорвавшись именно в тот миг. Спасло от насильственной смерти, подарив иную: от несчастного случая. Не потому ли Ник не стал нас искать? Не хотел, чтобы я оказалась в роковой момент рядом? Скорее всего так, – автоматически рисуя ясную картинку, грустила и старалась не расплакаться: нервы были на пределе. – Спасибо, Ники! Ты остался до последней минуты воином. Мир праху твоему, мой солдат! Земля пухом…»
Вскоре, не сдержав эмоций, выронила из онемевших пальчиков блокнот с карандашами, которые гулко скатились на деревянный пол, изрядно нашумев и загрохотав – не заметила, разрыдавшись и уткнувшись лицом в подушку.
На шум в комнату вошёл Брюс, окинул обстановку опытным взглядом, беззвучно подошёл к кровати, поднял блокнот и карандаши, внимательно рассмотрел рисунок и… задохнулся, застыл в мистическом ужасе: Ника до мельчайших подробностей изобразила момент смерти Нельмана! Энгли сообщили о ней лишь накануне.
«Откуда узнала? Разговор не могла слышать, оставалась в комнате. Иных источников не имела, следовательно, сработала колдовская интуиция, дар. Вот и не верь в потустороннее…»
Надрывно вздохнул, очнулся от тяжёлых мыслей, опомнился. Положив альбом с карандашами на консоль, шагнул к кровати.
– Тихо, моя девочка. Успокойся. Это лишь сон. Игры разума.
Сел рядом, поднял безвольную девушку с кровати, прижал к груди, укутав в одеяло, стал баюкать, как дитя.
– Как только погода улучшится, мы уедем из этих мест, сменим обстановку. Так надо. Оторви себя от Монтаны, соберись с силами…
Долго не мог успокоить, всё что-то говорил, уговаривал, поддерживал, старался быть другом.
Обессилев от истерики, провалилась в сон.
Брюс, уложив её в кровать, покинул комнату.
Взяв сотовый, вышел на улицу, отошёл от домика, оглянулся настороженно, спрятался за ствол столетней сосны, набрал номер.
– Пора сменить место. Кардинально, – выслушал абонента, кивнул. – Да, пожалуй. Там она ещё не была. Всё новые впечатления. … Согласен. Дайте нам пару дней, – дождавшись ответа, вздохнул облегчённо: – Да. Пора сводить концы и связывать их воедино. До связи.
Вернувшись в дом, остановился в коридоре, прислушался к тишине, удовлетворённо вздохнул и прошёл на кухню. Занялся приготовлением завтрака, воспользовавшись холодильником, под завязку забитым продуктами.
Усмехнулся, перебирая коробки и упаковки на полках: «Эрик весомо предупредил сестру! Что же он такого наплёл фермерам про нас, если домик мгновенно подготовили и укомплектовали по высшему разряду? И этот принял мою девочку за кинозвезду? Не иначе…» Посмеиваясь, споро работал, хлопотал, радуясь, что может удивить подопечную чем-нибудь новым и необычным.
Она вышла из комнатки на запах испанского омлета и свежесваренного кофе, беззвучно вошла и села в уголок на диванчик. Некоторое время молчала, глаз не поднимала, была необычайно бледна и насторожена.
– Ты знал?
Брюс в этот момент вынимал из духовки бисквит, и ему понадобились все душевные силы, чтобы сдержать эмоции и сохранить нарочито беспристрастное поведение. Медленно вынул пирог, снял форму, накрыл выпечку полотенцем, отёр руки, постоял возле рабочего стола, повернулся и посмотрел открыто и решительно на канадку, которая не сводила с него глаз.
– Да.
Боялся её реакции, даже не знал, что будет делать в случае срыва, но ошибся: была тиха и спокойна, лишь ещё сильнее побледнела.
– Когда?
– Вчера. Тот звонок. Не смог сказать, прости.
– Не извиняйся, Брюс. Мы это давно предчувствовали. Днём раньше, днём позже… – задавив слёзную атаку силой воли, посмотрела в окно, в светлое небо, печально улыбнулась. – Наконец, они вместе. Семьёй. Так долго были разлучены! Теперь будут счастливыми…
…На экскурсию выбрались лишь в полдень.
Ехали молча, изредка поддерживая друг друга грустными улыбками. Потеря была болезненна и слишком дорога: Энгли дружил с Нельманом много лет, сросся, стал братом, да и Веронике стоило немало душевных сил, чтобы принять смерть и смириться.
Когда ехала сюда, в Йеллоустон, не могла и представить, что увеселительная прогулка по чужому загаданному желанию обернётся столькими знаковыми событиями, которые перемелют душу в крошево, раздавят, почти уничтожат.
Что держало на плаву трезвомыслия? Память и острое желание рассказать в серии картин историю Николаса. Ради воплощения замысла сжимала душу и чувства в кулак, жила, дышала, путешествовала и рисовала безостановочно, едва выдавалась свободная минутка. Вещи давно были отправлены до востребования на почтамт района – не хотела преждевременной огласки о скором возвращении.
Теперь же писала в альбомах, блокнотах, внимательно следя за сохранностью, понимая, что они со временем станут неоценимым материалом не только для картин, но и для кинофильма – поклялась себе в ту ночь, когда увидела гибель возлюбленного, ставшего почти мгновенно своим и желанным.
Окидывая прошлое помертвевшим сапфиром, лишь удивлялась, как щедра судьба была – одарила настоящей чистой любовью: хлёсткой, пьянящей и опасной.
«Мы, словно два безумных глупых мотылька, Кружились в чудном танце вкруг огня свечи. Манила нас опасная и злобная звезда, Прикинувшись радушным маячком в ночи. Влюблённые летели быстро, без оглядки, Поверив в ту открытость, ясность, чистоту, Но пламя обмануло, обыграв коварно в прятки, И опалило до костей, вскрыв душ наивных наготу…» – стала тихо напевать на русском неожиданно пришедшие на ум стихи, «севшие» на популярную мелодию.
До немоты удивившись литературному вдохновению, вылившемуся в стихотворную форму, замерла на миг, поражаясь, в очередной раз, дарам божьим, вылитым на неё, недостойную. Очнувшись, поймала восхищённый взгляд Брюса в зеркале заднего обзора. Смутившись, тихо перевела текст на английский.
– Какая красивая песня, Ники! И стихи просто великолепны, – окунул в любящую теплоту серых глаз. – Жаль, не понимаю русского. Ваш поэт?
– Нет… моё. Вдруг всплыла в уме рифма. Музыка легла сразу, словно пришла из ниоткуда, будто Ник напевал её мне на ухо. А ведь он тоже не знал языка… – не договорив, отвернулась, стиснула зубы и безмолвно зарыдала.
До самого места ехали без звука, стараясь не пересекаться убитыми взглядами даже в отражении окон салона.
– …Всё, пожалуй. Есть в других штатах подобные мосты, многие из них давно лишь музейный атрибут, но имеются и по сей день работающие, выполняющие привычные обязанности…
Тихий голос Брюса отвлёк Веронику от грустных мыслей, заставил на миг отрешиться от потери и беды.
– Они довольно однотипны: Хогбак бридж 1884-го года и Сидер бридж, знаменитый Передний мост, который пришлось в девяностых годах полностью построить заново, поскольку старый просто рухнул от ветхости. Ну, а тот, где снимался твой любимый фильм, Розмэн бридж, построен был в 1883-м году. Старше него лишь Холливелл бридж, что в штате Айова. Он построен в 1880-м году. Когда я его последний раз видел, а это было три года назад, он довольно сильно дал крен влево, но пока был без подпорок и корректирующих тросов. Услышим, если и он рухнет в один прекрасный день.
Улыбнувшись мягко, ощутимо «поцеловал» взглядом, смущённо отвёл глаза, увидел вдалеке указатель придорожного кафе.
– Остановимся? Пора передохнуть.
В притемнённом зальце бара «Старые рога» было довольно людно, что удивило.
Приглядевшись к посетителям, поняли, что это многочисленная компания ковбоев в полном рабочем облачении. Да и специфический запах старой кожи и конского пота, засаленные потрёпанные «стетсоны», вид кожаных набрючин-чапсов на каждом из трудяг говорил о профессии и её издержках.
Мужчины с красными обветренными суровыми лицами, с крепкими мозолистыми заскорузлыми руками, переговаривались громко, перебрасывались колкостями, лапали зады трёх разбитных местных официанток, беззлобно и бесперспективно заигрывали, косясь настороженно на мощного здоровяка-хозяина, окидывающего ввалившуюся ораву горячих парней голубым глазом, правым. Левый был кривым, почти пропадая в углу глазницы. Там же виднелся грубый старый шрам в виде дуги: явно удар копыта животного или подковы лошади.
Джек Рэйвен, по прозвищу «Спуки», рыком обрывал непристойности, перекрывая гулким громогласным басом бесконечный гвалт.
– Ей, парень… Да-да, я к тебе обращаюсь, Майки, – Спуки грозно сверкнул взором на обернувшего малого. – Это не твоя кобыла, мальчик! Оторви лапы от зада Лиззи – на ней законные путы. Поищи свободную лошадку, ковбой. Да не здесь. Моё пастбище уже всё занято клеймёными девочками.
Громоподобный ржач мужских глоток содрогнул старые перекрытия потолка зала, вырвался на деревянную веранду, где курили несколько парней, что сразу заставило их задавить окурки в пепельнице и ринуться внутрь из боязни упустить интересное и важное.
– Обычная жизнь сельской глубинки Америки, да, пожалуй, и не только её. Где есть парни с домашним скотом, будут и подобные разговоры и шутки.
Посмеиваясь, Энгли провёл Нику в отдельный кабинет слева от входа, поманив рукой ближайшую официантку.
– Милая, что можете предложить уставшим проголодавшимся путешественникам?
Девушка с услужливой почтительной улыбкой подала меню, раскрыв сразу на горячих блюдах страницу.
– Эээ… поставим так вопрос: что бы Вы подали близкому человеку? Очень Вам дорогому? – лукаво посмотрев в удивлённую зелень хорошенькой подавальщицы, Брюс покосился на Веронику. – Чтобы накормить и не отравить, – рассмеялся, примирительно подняв руки. – Удивите нас, дорогая!
Рассмеявшись в ответ, девушка вышла, заалев смущённо и польщённо приятным личиком.
– Ещё пару подобных комплиментов Брюс, и ты женат! – прыснула в кулачок Ника, засверкала синевой, сняв большие солнцезащитные очки. – Она прямо расцвела!
Посмеивались до тех пор, пока им не принесли заказ две официантки в сопровождении шефа.
Войдя в кабинет, Джек внимательно присмотрелся к посетителям, задержал пытливый и всевидящий глаз на клиентке, замер, выпрямился, подобрался, став ещё величественнее и выше.
– Госпожа… – тут же приложил руку ко рту: «Узнал. Молчу», – надеюсь, наше скромное заведение не разочарует столь высоких и уважаемых гостей, – склонил седеющую голову в почтении. – Какое вино предпочитаете, мисс? – увидев скромное покачивание черноволосой головки: «Не пью. Выбор за Вами», одобрительно улыбнулся. – Тогда, лучший кофе и густые, свежайшие сливки?
За услужливость и понимание был награждён самой очаровательной голливудской улыбкой и всполохом бесподобного сапфира, достойного красной дорожки самого именитого кинофестиваля.
– И нашу фирменную запеканку с фруктами!
Отступив к стене, Джек позволил обслуге быстро накрыть царский стол. Обратился к младшей официантке:
– Молли, скажи Мэри о пироге тотчас. Пока наши уважаемые гости продегустируют блюда, она успеет его испечь, – вновь посмотрел на Веронику. – Вы не слишком спешите, госпожа? Окажите, пожалуйста, старику честь, погостите у нас пару дней. Видели этих конских спецов? – криво усмехнулся, склонив голову за плечо, в сторону галдящего зала. – Завтра награждение лучших объездчиков лошадей. Маленький праздник для парней нелёгкой профессии. Посмотрите их в действии, поддержите Вашей чудесной улыбкой, – едва заметив отрицательное движение головы, поспешил успокоить: – Пресса ожидается только своя, местная, чужаков вообще не бывает, да и очки всегда можно найти побольше и потемнее. Всё будет хорошо, – подождал, пока посетители шёпотом посоветуются, уловил молчаливое согласие, радостно вздохнул. – Спасибо от всего сердца! С домиком решим через час. Я вам сообщу адрес и дам провожатого. Приятного аппетита, дорогие гости!
Склонив в молчаливой благодарности головы, Ника и Брюс едва дождались, когда величавый и раздувшийся от гордости Рэйвен выйдет в шумный зал, затем просто рухнули друг на друга и, зажимая руками рты, расхохотались. Их опять приняли за столичных залётных гостей!
– Нет, это невозможно! Брюс, хоть ты скажи, за кого они все меня принимают?.. – сквозь смех и слёзы выдавила Ника.
– Как? Тебе никто ни разу не говорил, на кого ты похожа? Или она на тебя?
Поражённо оборвал смех, замер, рассматривая, словно впервые, тонкое, алеющее милым непорочным румянцем, личико девочки.
Покачала головой, тоже затихнув.
– Хлоя Морец, – видя, что не совсем поняла или забыла, кто это, пояснил: – «Ужас Амитивилля», «Защитник», «Отчаянные домохозяйки», «Мрачные тени», «Провинциалка», наконец, – расхохотался. – Мне поневоле приходится с туристами смотреть на вечерних показах эту чушь, вот и стал специалистом не по своему желанию. Она вообще-то блондинка, но часто перекрашивает волосы и меняет причёску, – посерьёзнел, погладил нежную, как бочок персика, щёку красотки, невольно задержал большой палец возле уголка женских губ. – Синие крупные глаза, чистая белая кожа, густые волосы, пухлые детские губы особенного контура, красивый аккуратный пикантный носик… – опомнился, убрал с её лица затрепетавшую руку, виновато улыбнулся. – Вы очень похожи. Типаж один, видимо. Правда, у Хлои лицо круглее.
– Надо же… – поразилась, помолчала, нахмурилась, что-то припомнив. – Ну, если уж говорить о сходстве… Пожалуй, мой тип ближе к Джессике Строуп. В ней нет слащавой детскости, как у Морец, более серьёзна и… содержательна, что ли? Да, цвет глаз светлее моего, скорее, тёмно-серый, зато лицо степеннее, созревшее словно. «Анатомия страсти», «У холмов есть глаза», «Любит – не любит»… Да, я бы приняла себя за Джесс. Интересно, а о ком подумал наш циклоп-ресторатор? – расхохоталась, покосившись на стену зала. – Спрашивать и разубеждать не будем. Останусь загадкой. Пусть поважничает годик-другой. Такая редкостная гостья…
– Да, ты уникальна. Если смешать Строуп и Натали Портман – копия, – любовно погладил взглядом смутившееся личико, вздохнул тайком, ругнул себя, взял эмоции в руки. – Ешь! Стынет…
Обед в славном старинном баре неожиданно затянулся: то ли парни «узнали» таинственную гостью, так скоро скрывшуюся от них в кабинете, то ли проболтались официантки, то ли сам хозяин напустил загадочного тумана, но факт остался фактом – стали пижонить, выкаблучиваться, устроили шутливое соревнование в песнях!
Тонкие перегородки всё позволяли слышать, и чем шумнее и возбужденнее звучали голоса, тем сильнее напрягался Энгли. Улучив момент, попросил Джека поторопиться с домом, но незаметно для трудяг.
Он понимающе кивнул и… выпроводил ораву во двор, якобы для нового конкурса на свежем воздухе.
– Пройдите за стойку и войдите в подсобку, господа.
Озираясь, проводил посетителей в чрево бара, где передал помощнику, молодому пареньку невысокого роста.
– Том, я могу на тебя положиться? – зыркнув свысока, одобрительно хлопнул его по плечу. – Не подведи меня, друг. Ты всё понял?
Парень лишь молча кивал, спокойно и с достоинством, смотря на мощного шефа.
– Там будь осторожен, завези их с дальней стороны ограды. Атрибуты в порядке? Милли подготовила номер? – дождавшись кивка, облегчённо вздохнул. – С богом! До встречи, господа!
– Какой приз обещан победителю? – Брюс насторожился, прислушавшись к приглушённым голосам за стенами бара.
– Секрет! – хохотнул Спуки и, стиснув руку гостю в суровом пожатии, ушёл.
– Прошу следовать за мной, господа, – Том терпеливо ожидал у приоткрытых дверей.
Через полчаса, окружным и путаным путём, привёз их на стареньком пикапе в музейную зону округа. Объехав ограду, завёл неприметную рабочую машину к отдельно стоящему дому, невдалеке от которого разместилась различная сельскохозяйственная техника, инвентарь, старинные повозки и прочая утварь и предметы быта позапрошлого века. Остановившись возле большого стога потемневшего сена, облегчённо вздохнул, повертел головой, осматривая окрестность, улыбнулся.
– Никого. Порядок. На месте. Выходим.
Выйдя, внимательно осмотрелись, удивились ветхости строения, но, как оказалось, это был новодел, лишь стилизованный под старину. Видимо, старая постройка не дожила до наших дней, и, чтобы не разрушать ансамбля музея под открытым небом, её восстановили с полным соблюдением и внешнего, и внутреннего вида. Но и он был обманчив.
Когда гости подошли к боковой пристройке, увидели возле веранды старинную почерневшую дубовую бочку, перевёрнутую дном вверх, на которой стоял самый настоящий керосиновый фонарь со стеклянной колбой – всё явно древнее и настоящее.
– Маяк, – скривил в усмешке губы Том. – Когда хозяин возвращался заполночь, ему оставляли свечу или такой вот фонарь. Традиция.
Войдя на веранду, открыл дверь дома большим, кованым, старинным ключом, пригласил жестом в комнату, сам не вошёл, отдав ключ на пороге.
– Просьба: как решите зажечь свет, опустите жалюзи, закройте шторы. Музей, проживание не подразумевается, – хмыкнул, бурно покраснел лицом. – Используется редко. До встречи, господа!
Проводив парня, Брюс и Вероника переглянулись, постояли несколько минут на веранде, касаясь мастерски сделанных перил и балясин, вдыхали осенний воздух, смешанный с ароматом земли, сена и остывшего железа утвари, пахнувшей ржавчиной, кислинкой и терпкостью меди.
– …Ты это видишь?! – Ника звонко расхохоталась, едва не рухнув на пол комнаты.
Это был большой просторный номер настоящей комфортабельной гостиницы: высокие потолки, огромное панорамное окно, через которое виднелись горы, большая трёхместная, не меньше, кровать, в головах которой имелась сплошная консоль, заменяющая туалетный и прикроватный столик, пара кресел в углу, в ногах кровати стоял большой масляный радиатор; пол покрыт ламинатом, текстиль добротен – тёмно-зелёный велюр, из него же выполнены шторы на тёмной подкладке.
Источников света не было видно, нашлись лишь тогда, когда гости щёлкнули выключателем: по периметру потолка зажглась светодиодная лента, разлившая мягкое жёлтое сияние.
– Да… это место для особых гостей, – хохотнул Брюс.
– Любовное гнёздышко для… троих!
Хохотали долго, краснея лицами, прыская вновь и вновь, прикрывая ладошками рты. Не скоро успокоились.
Обнаружили, что обитаема не только эта комнатка, но имеется и маленькая кухня с запасами еды и питья, приличная душевая и гардеробная. Не было лишь средств связи, никаких. Полная автономия и секретность.
– Да, отличное место, чтобы скрыться и оставаться долгое время незамеченными.
Брюс принёс в спальню соки и выпечку, пристроил поднос на консоли, подал стакан Веронике, томно возлежащей на огромной кровати в старинной, длинной, ночной батистовой сорочке с большими воланами – обнаружила под подушкой.
– Кстати, я заметил снаружи деревянные ставни. Если их закрыть, вполне можно подумать, что дом необитаем и закрыт давным-давно. Схожу, прикрою…
– Нет. Не надо. Никто сюда не сунется. Завтра в селении праздник, там все крутятся, мы в безопасности. Пусть природа смотрит в окно, – мечтательно смотрела в темнеющие сумерки, наблюдала за игрой света и тени на склонах гор. – Видишь? Луна восходит. Прояснилось небо, звёзд столько… Красота. Ты не против, Брюс? Можно, я не стану закрывать шторами окна? Электричество не понадобится – луна заменит свет. Нынче полнолуние.
Ответить не смог, лишь кивнул задумчиво головой. Он страшился не незваных гостей, а этой ночи. Боялся Ники! Если она сделает шаг навстречу, ему не устоять, чувствовал всем телом, которое сотрясала мелкая нервная дрожь. Брюс полюбил. Впервые в жизни.
Через час комнату стали заливать синие, потом ярко-голубые потоки лунного света, холодя и порождая трепет в душах.
Ника что-то рисовала в неверном освещении, тихо шепча себе поднос то ли ругательное, то ли просто с кем-то невидимым разговаривая.
Брюс, надев тёплую флисовую пижаму, которую нашёл во встроенном шкафу комнаты, неслышно лёг на постель, оказавшись в тёмной части, куда не доставали голубые руки ночного светила. Долго смотрел на завораживающий пейзаж ночных гор, сине-фиолетовый иней на вершине, на мерцающие недостижимые звёзды… Не заметил, как провалился в беспробудный сон – сказалась накопившаяся усталость и постоянное напряжение, страх за жизнь девушки и предсказуемо проигранная война с любовью, вспыхнувшей так поздно и совсем непрошено.
Покосившись на притихшего мужчину, девушка медленно оторвалась от блокнота, неслышно положила на консоль, со вздохом облегчения сползла на ложе.
«Слава богу, уснул. Спасибо, Ник, помог его угомонить. Нет, родной, не боюсь страдальца, только жаль до слёз, – заскулила безмолвно, покачав головой. – Бедный-бедный… И этот спалился! Отрава, яд, зараза ты, Никитка… Никому нет покоя и радости с тобой. Проклята…»
Июнь 2015 г. Продолжение следует.
http://www.proza.ru/2015/06/20/3