Август
Впервые со дня моего возвращения в Италию небо притворилось, что собирается сжалиться над нами. Нахмурилось, поворчало, брызнуло из надутых щекастых облаков, как сбрызгивают пересохшую морщинистую наволочку, чтоб с шипением обжигающего пара как следует прогладить. Обмануло, словом, коварно обмануло.
Неделю просидели дома, спасаясь от теплового удара обильным питьём, холодным душем, сомнительными сквозняками, мокрым полотенцем на голове. Завешивала террасу простынями и пододеяльниками, а когда всё бельё было перестирано, пледами: чтоб создать тень и иллюзорный закоулок «прохладного» климата ( хоть на градус-другой поменьше сорока ), куда ставились два раскладных пляжных кресла и где я проводила основное время - за “Адой” Набокова.
А сегодня рискнули подняться в холмы.
Нашли относительно защищённую от прямого попадания солнца дорожку - ответвление от асфальтовой. То гладкую, с плотно утоптанной землёй. То заваленную острыми тёмно-серыми и чёрными каменьями магматической горной породы, смытыми сюда тысячами ливней: нога на каждом шагу подворачивается. То посыпанную местной базальтовой крошкой, словно углём, и похожую на неряшливую, для самосвалов, колею к стройплощадке.
Начинается она памятной табличкой: здесь обнаружена одна из нескольких в провинции неолитических стоянок. И ещё - информационная деревяшка ( удобный для уроков истории, географии, естествознания перекрёсток!): двадцать пять миллионов лет назад здесь было море. Тут же, на обочине - культовое сооружение начала семнадцатого века, посвящённое Святому Семейству, поставленное как оберег во время эпидемии чумы. И отсюда же можно отправиться на самостоятельную экскурсию по охотничьим местам.
Тропинка ведёт мимо современных, ревниво-любовно оборудованных "засидок", где в сезон охоты стрелки прячутся от зазевавшейся птицы, нерасторопного зверька, откуда палят по зайцам, фазанам, диким голубям..., где потом пируют, разжигают огонь, жарят добычу... Мимо огородов с помидорами и капустой, окаймлённых поникшими зрелыми подсолнухами, мелкими розами, ромашкообразными сиреневыми астрами (у нашей бабули - они богаче, ярче, разнообразней).
В лесу, в стороне от тропы ( не лезут в глаза )- узкие, в три этажа, башенки из камня, которого тут прямо под ногами: бери - не хочу. Пристанища для путников, для пастухов и охотников настроили сразу после войны. Любой мог расположиться на ночлег, развести очаг, оставить в погребе на хранение подстреленную дичь. Над дверями, раньше всегда открытыми, высечены хорошие слова:"...Добро пожаловать, дорогой друг, заходи, здесь отдохнёшь, будешь желанным гостем... ".
Сейчас на тяжёлых, похожих на амбарные ворота, деревянных дверях, висят замки. Но башенками пользуются. Редко, правда. Их даже ремонтируют, крыши меняют, назойливые лианы, впивающиеся в старые стены, регулярно срубают.
Одна башенка превратилась в частный летний дом. Наверху - спутниковая тарелка. Вокруг - инжировый сад, парк с причудливо постриженными деревьями и кустами, плюшевые зелёные лужайки. Огромная территория огорожена непролазным переплетением лавра, чёрной бузины, яблонь-дичек, ежевики, хмеля и ещё чего-то. За воротами нараспашку - не меньше пяти автомашин. Детский топот и весёлое повизгиванье... Женские голоса, призывающие немедленно "манжаре пасташутта" (есть макароны)...
Однако, в этой башенке сохранились кое-какие традиции: дощечка на столбце у ворот гласит: по заказу вам выпотрошат, общиплют, обдерут и даже приготовят любую дичь. (Видимо - семейный, не основной, попутный, бизнес...)...
...Чувствуется приближение завершающей стадии кругового природного цикла. Растения отяжелели. Плодами, крохотными, средними, крупными. И трава отяжелела, и даже мелкие, сильно изрезанные в лепестках, цветки, и крапива...Груши, яблочки падают, скатываются на дорогу. Придорожный виноград пока скромен, ягодки невелики и бледны. Сжимает ядрёные разнопалые кулачки лещина. Светло-зелёные шары грецких орехов играют в мигалки с солнечными пятнами на листве. Ёжики каштанов - ещё нежные и безобидные на вид, но только попробуй – дотронься: ещё как уколют! ...Лесных и полевых звуков – почти никаких. Лишь незнакомая птица из недр кроны ясеня, увешенного серьгами, изредка без надежды повторяет один и тот же призывный открытый слог. Да цикада нечаянно цыкнула. Да земляные пчёлы гудят: скос рыхлой почвы под оголившимися вывороченными, уже бездушными, корнями - весь в дырочках, почти возле каждой маленькое суетливое насекомое. Прочитала в интернете у Виктора Гребенникова, что это - коллеты, одинокие пчёлы, которые для своих детёнышей делают удивительно крепкие, непроницаемые для сырости ходы-помещения, причём, умудряются во время прокапывания витиеватого тоннеля не столкнуться с соседками.
Нанюхались знойных августовских, сладких и терпких, будоражащих память о детстве, запахов.
Вернулись домой – испекли белую буханку хлеба. Серёжа выковыривал серединку, я обламывала хрустящие корочки. Вредно, страшно вредно – но вкусно. Да ещё с молоком из холодильника!
...А теперь – уже темно. Из открытого окна пахнет грядущим дождём. Может, снова – обман? Шутка ночи?
Фото автора.