***
Памяти Леси Украинки
Марк сидел на лавочке и болтал ногами. Впереди было еще целое лето. А то, что лето это не в городе – даже хорошо. Место его нынешнего пребывания – маленькое село в одну улицу, зеленое поле в желтых одуванчиках за проселочной дорогою и близкий пруд, манящий синевою неба. Брат Володька, что привез его сюда, обещал к тому ж достать камеру от колеса Камаза, чтобы плавать на ней, как на лодке. Здорово, конечно, хотя… кто бы мог подумать, что село будет таким пустым: ни сверстников, ни кинотеатра, ни реки. Правда, пруд…
Брат так ему живописал родное село, пока ехали в эту глухомань, а приехали – сам поразился здешнему запустению. Ровесников и у него здесь не оказалось, разве только пара ровесниц. Одна из них, Оксана, жила в соседней хате. Возле ее лавочки возились близнята. Странно – такая молодая, а уже дети. Володька, похоже, тоже опешил, увидев одноклассницу мамой.
Когда сидеть надоело, Марк спрыгнул и пробежался во весь опор по дороге до околицы. Обратно завернул к пруду и убедился: вода была еще холодной. Нарвал одуванчиков с желтыми и белыми головками, и устроил между ними бой – в одну руку желтоголовые «немцы», в другую белоголовые «наши». Взмах! Схлестываются головки на тоненьких шейках-стволах, желтые катятся в траву, наши победили!
Подойдя к дому, увидел на лавочке Володьку с гитарой. Играл брат старательно и увлеченно, низко склонившись к деке, жаль – петь не умел. Особенно завораживала у него мелодия популярной песни «О чем плачут гитары». Мимо с полными ведрами на коромысле прошла Оксана и помахала рукою, да невдалеке, через пару хат, стояла белявая девушка и слушала, склонив голову к плечу.
***
Марк шел по дороге и смотрел на свои новые сандалии. Ну почему в селе все ходят босиком? У них что – сандалий нет? И потом: горячо ведь! Или нет? Дорога была черноземной , укатанной колесами грузовиков, вся покрытая сетью мелких трещин. Наступив на задник сандалии, вытащил ступню и, ступив на дорогу, зашипел – правда, горячо!
Шел он из соседнего большого села, прижимая к груди пачку книг. Какое счастье, там есть библиотека! Ведь это невозможно – читать найденные на чердаке пожелтевшие журналы «Здоровье»… а тут сказки, в потрепанных и затертых обложках. Еще бы - это то, что читают! От избытка чувств ему захотелось петь. И он запел негромко, как умел: «...плачут гитары? ну, что же – пусть! если на парня находит грусть…» Путь его лежал мимо пруда, и солнце точечно зависло над головою – ноги сами понесли к берегу. Положив книги на куцую траву (коровы выщипали ее до основания у водопоя), Марк стянул через голову ветхую футболку и застыл – из-за ближних кустов вышла белявая соседка. Была она в зеленом купальнике, с мокрых потемневших волос стекала вода на грудь. Протянула руку:
- Олеся. А тебя я знаю – ты Марк, Володин брат.
Марк пожал протянутую руку и внутренне сжался – рука была мокрая и холодная. И купальник зеленый… Русалка! – подумалось.
А дома в тот день все было заброшено в угоду чтению, брат едва заставил молока попить на ночь. Темнело поздно, с книгой сидел у подоконника, ловя последний вечерний свет, когда в хату вбежал Володька и выскочил уже с гитарой. Марк выглянул - на лавочке брата ждала Олеся. Зазвучал гитарный перебор – «почему в семнадцать лет парню ночью не до сна?..»
Вздохнув, уставился в книгу, но буквы прыгали перед глазами – до чего ж она красивая , эта Олеся!
***
Вроде и не изменилось ничего с тех пор, как появились у Марка книги – все так же бегал на пруд, ходил на колхозное поле за сладким молодым горохом… да новыми красками теперь заиграло все. Лежал на поле, руки за голову, смотрел на синее небо, полускрытое высокими зарослями гороха, и грезил, что вот раздвинутся стебли, выйдет к нему крошечный гном в зеленом сюртучке и предложит три горошинки, выполняющие три желания. На пруду Марк с книгою в руках нет-нет да и поглядывал на водную гладь: конечно, русалок не бывает, но…
По вечерам лавочка, где любил сидеть Марк, частенько бывала занята Володькой и Олесей. Правда, гитару он брал теперь все реже, будто тяготясь ею.
Зато Оксана будто проснулась , и то и дело стали по-соседски забегать странные ее близнята: «мама зовет помочь…» Гитара там не требовалась – коса либо топор, но брат шел охотно, и Марку это было странно: не интересно ведь… а, тем не менее, из соседнего двора то и дело доносились взрывы смеха. Когда заходила Олеся и не заставала Володьку дома, Марку становилось обидно за этот смех, он все порывался сбегать за братом, но белянка удерживала его холодною своею рукою и тихо сидела , склонив, по обыкновению, голову набок.
Все сложно у этих взрослых, думалось Марку, а , если разобраться, все тут довольно легко объясняется: просто Оксана ведьма. Оттого-то у нее и глаза такие… горят будто. И у близнят ее глаза злющие. И еще ему казалось отчего-то, что теперь русалка Олеся плавает на пруду по ночам, лежа неподвижно на воде в лунном свете. Он даже просыпался пару раз среди ночи, выходил на крыльцо, и , поеживаясь от влажной свежести, вглядывался в далекую лунную гладь озера … да не видел там ничего.
***
Заканчивалось лето. Марк стал вовсе шоколадного цвета, но не располнел на деревенском молоке, как предполагал Володька. Да и брат, частенько проводя время в хозяйственных хлопотах у Оксаны, становился все более поджарым.
Были прочитаны и сданы в библиотеку все сказки, а лики сказочных Алис и Аэлит вспоминались Марку лицами Оксаны и Олеси. Используя последние жаркие денечки, проводил он время на берегу и, обхватив руками коленки, смотрел, как, на дороге у хаты, распахнув объятия, все пытался обнять Оксану Володька, а та хохотала и уворачивалась.
Хотелось увидеть Олесю, но она последнее время куда-то пропала. Когда спрашивал у брата, тот вздыхал и отводил глаза
«Володь! Зачем ходишь к Оксане? – не выдержал как-то. - Она же… ведьма. А Олеся хорошая, хоть и русалка»
«Ты , Марк, совсем с глузду съехал со своими сказками!» - рассмеялся брат и велел собираться, подошло время уезжать. Это вызвало у Марка странную горечь сожаления, будто потерял что-то, что не вернуть уже.
Подвозил их до станции дед Василь на старой подводе. Накануне вечером заходила к ним Оксана, глаза ее были уже не блестящие, но красные и припухшие, и спросила одно только : «уезжаешь?» А потом ходил брат к Олесиному двору, стоял там долго – никто не вышел.
И никто из соседок не провожал их поутру, лишь близнята, набычившись, стояли на пороге своей хаты. Володька сел на солому, привалившись к борту подводы, и тихо тронул струны– Марк и забыл уже, когда брат в последний раз брал в руки гитару.
Когда проезжали мимо Олесиного дома, Марк вскрикнул вдруг:
- А! Береза! Смотри, Володь – береза!
«Правда, береза…» - дед удивленно почесал кнутом спину. «И что?» - перестала играть гитара .
Что ж ты, брат! Как же не видел, что не было раньше березы у ее дома! Это ведь она, Олеся, березою стала…
А путь их лежал дальше дорогою по полю, и тихо плакала в руках Володьки гитара:
«Просто раз и навсегда
Наступает в жизни час
Тот нелегкий час, когда
Детство уходит от нас…»