«Как подчеркивают и зарубежные, и отечественные средства массовой информации, встреча Генерального Секретаря Центрального Комитета Коммунистической Партии Советского Союза Леонида Ильича Брежнева и президента Соединенных Штатов Америки Джимми Картера, состоявшаяся вчера, 18 июня 1979 года, имеет важнейшее и непреходящее значение и окажет в самом скором времени свое плодотворное влияние. В столицу Австрии товарищ Брежнев привез, как груз мира и человечности, предложения советской стороны по продолжению политики разрядки, о которой лидеры двух держав договорились еще год назад. Московские инициативы являются тем необходимым дополнением к речи Леонида Ильича на XXV съезде КПСС, где он решительно заявил, что Советский Союз, как всегда, будет поступательно и последовательно»…
Болошев выключил радио в своей «Волге». Да, «Волга» начальственная; он - не последний в той цепи, которая в народе именуется «аппарат», причем, не самогонный, а самый что ни на есть мощный и влиятельный. Нелегко было ему, белорусу, да еще с оккупированной территории, пробраться в этот мощный клан, который связывает огромную страну - от Магадана, где колбаса в магазине редчайшая вещь, до сытой Прибалтики, где такая вкусная сметана. Но он все-таки не прибалт, а белорус… Слово «прибалт» вызвало в памяти Болошева неприятные воспоминания. Казалось, что тот страшный день исчез навсегда, что тот человек (или не человек, а сверхсущество с ледяными глазами.. ..). Нет, он, конечно, слишком разволновался. В его возрасте мужчине не стыдно глотать валидол. Он вытащил из бардачка таблетку и начал рассасывать ее.
Ох, еще эта встреча с Машеровым. Никогда он не хотел бы ее повторения. Андропов в Москве в здании Комитета поручил Болошеву мягко и тактично поговорить с «хозяином Белоруссии» о том, что тот недостаточно активно ведет борьбу с сионизмом. Сам Андропов, судя по всему, подумывал о проведении широчайшей компании. Гайки были уже закручены; лица «неприятной национальности» не могли рассчитывать ни на престижные ВУЗы, ни на солидные заплаты в почтовых ящиках. Как (под шумок застолий) рассказывали ближайшие друзья Болошева, такие же функционеры, как и он, у самого Андропова были еврейские корни; вот он, боясь потерять вожделенную власть, и бежал впереди поезда. Ну, а Машерову Болошев втолковывал, что нужно как можно больше увеличить выпуск литературы, обличающей сионистов и их попытки захватить власть над миром, их могущество в странах Запада. На соседней Украине, при полной поддержке Щербицкого, такие издания выходили миллионными тиражами; а что касается евреев, то там уже было давно введено «золотое» правило - на 10 поступивших в ВУЗ представителей «коренных национальностей» приходился только один еврей.
Болошев видел, как темнело лицо Машерова при этих словах. Затем тот поднялся и, подойдя к Болошеву, четко и внятно произнес:
-Передайте тем, кто Вас послал, (он подчеркнул это слово) я – коммунист, в отличие от Вас и Щербицкого. И в партию меня приняли в партизанском отряде. Я читал немецкие брошюры, обращенные к белорусам. В них говорилось о том, что евреи правят миром, что Германия ведет борьбу не против белорусского народа, а против мирового еврейства. Замените слово «евреи» словом «сионисты» и вы в точности повторите музыку современных «борцов с сионизмом». Я не могу молчать; эта борьба - неприкрытый национализм и антисемитизм; огромная угроза для нашей партии . Ленин предупреждал об этой опасности до последних своих дней. Раздувая кампанию шовинизма и национализма, мы, коммунисты, закончим так же, как Николай Кровавый. Мы потеряем доверие народа, затем - власть и, наконец, разрушим Советский Союз. Подобные волны национализма не могут не вызвать ответных в союзных республиках - каждому захочется доказать, что его народ «лучше». Чем все это может закончиться, я четко представляю: кровопролитием и беспрецедентным насилием.Может быть, те же люди, что сейчас на Украине «творят» брошюры об опасности сионизма, завтра с тем же пылом будут строчить книги, славящие Бандеру! Меня удивляет, что этот очевидный вывод не может понять руководство партии . «Борьбы с сионизмом» я в Белоруссии не допущу. Так и передайте тем, кто Вас послал.
Разговор не получился, что являлось еще одной причиной пососать валидол.
Дорожный указатель известил его, что до Бобруйска -20 километров. Это были не родные места. Болошев появился на свет в другом белорусском городе, вернее, тогда, при царе, еще деревне. Но окраины Бобруйска любил - из-за обилия луговых тетеревов, охота на которых была его страстью.
Сегодня он собрался в одно из сел; «веска» - благодарно вспомнилось ему родное слово. Там, действительно, великолепные места. Правда, тот, кто создал белорусский край, не забыл о том, чтобы на его земле были и дремучие леса, и смертельные для чужаков болота. Поэтому всегда опытному охотнику, которому хотелось вернуться домой с трофеем, а не оставаться навеки в болотном плесе, необходим проводник. За ним и ехал Болошев. В село Радимичи.
Белорусская деревня…дощатые домики с полусгнившими крышами; струйки пара из самых неожиданных мест; степенные крестьяне с длинными бородами; коровы, козы ; собаки, охранявшие их от любого чужого… Болошев для них тоже был « чужим».
-Здравствуйте, обратился он к старушке с миллионом морщин на лице, беззубым ртом, но такими живыми и проницательными глазами. Много страшного видели эти глаза, но не потускнели со временем. Остались такими же, как древний и одновременно молодой белорусский народ. Как три славянских племени - русские, украинцы и белорусы -наследники огромной, могучей и вековой Киевской Руси….
Болошев быстро объяснил, что ему нужно в деревне.
-Марцинкевич тебя проведет, - медленно, словно в раздумье, произнесла собеседница. - Только пьет он. Второй день в запое
Болошев знал, что у его земляков пьянство было не в почете. Редко он встречал надравшихся самогона из бульбы крестьян. Жизнь в деревне нелегка; будешь пить - живо разоришься. Да и секретарь парторганизации будет долдонить тебе о том, что «в то время, как весь советский народ строит новое общество, товарищ Тарасюк морально разлагается».
-Разлагается!, - как будто прочитав его мысли, радостно сообщила старушка, - когда дерябнет, то ужо разложится. А вообще-то непьющий он. Родителей у него немцы убили. С тех пор сиротствует, бедняга. А так – хороший мужик.
Болошев решил, что «хороший мужик» ему подойдет. Да и денег не понадобится. Бутылка «Столичной» - отличная плата.
Он пересек улицу ,прошел два дома и остановился у сложенной из огромных бревен избы. Все говорило здесь о достатке, об аккуратном хозяине, о трудолюбивом человеке. «Пьяница?»- недоуменно спросил самого себя Болошев.
Он постучал в дверь.
-Кто там?- раздался грубый голос, Тимошка, достал уже. Не пойду я на рыбалку. Моташна (Муторно) мне.
-Товарищ Марцинкевич, - быстро заговорил Болошев, - вы ошибаетесь. Я ни о какой рыбалке с вами не договариваюсь. Мне от вас другое надо.
-Ну, входи, коль другое, - услышал он и вошел. В сенях было светло; вообще, вся изба словно светилась - столько тщательно вымытых окон было в ней. «Не один живет»-, подумал Болошев. А затем увидел хозяина.
Марцинкевич был саженого роста мужиком. Однако страха Болошев не испытал, потому что собеседник повернулся к нему лицом, и сразу стало понятно - человек он грубый, но не злой.
-Чего тебе надо, гражданин? - насмешливо спросил Марцинкевич, взглянув на Болошева.
-Полегче, - попытался осадить нахала тот, - я – из Москвы.
-А, из Москвы, - продолжил издеваться мужик, - партейный, наверное!
-Не наверное, а точно, - отчеканил Болошев.
-Знаю я вашу партию. Когда немцы вторглись, бежала ваша партия к чертовой матери. Вот и пришлось нам, мужикам, с фрицами разбираться. А ты в это время, видимо, в тылу калачы малаком запіваў (калачи молоком запивал).
-Я тоже воевал,- спокойно ответил ему Болошев, - под Минском, в партизанском отряде Линника.
-Слышал о таком, - сказал Марцинкевич ,- то есть, не я, а мой батька. Да ты знаешь, наверное…
-Знаю , произнес Болошев.
-Так чего тебе от меня, партейный, понадобилось? - повторил свой вопрос Марцинкевич.
-В общем, так, - деловито произнес Болошев, - тетерева у вас хорошие. И болота - опасные. Мне нужен проводник. А звать меня Герасим Глебович.
-Сколько дашь? - спросил Марцинкевич
-Пять бутылок «Столичной»
Марцинкевич изумленно посмотрел на Болошева, а затем внезапно расхохотался:
-Так это тебе старуха меня аттестовала. Что, мол, пью каждый день. Ну, совсем вы нас, партейцы, не понимаете. Она думает, что я тут бульбак с утра до вечера гоню. Непьющий я. Жизнь научила.
-Тогда – двести рублей, - парировал Болошев, - хорошие деньги!
-Не хочу я в леса идти. Даже за твои двести. Я святліцу ( горницу) задумал тесом обшить. Работа до конца осени
-Один день работе не помешает? - тихо спросил Болошев
-Я не… начал Марцинкевич, но в это время солнце одновременно осветило все сени, и Болошев как будто помолодел. В этом свете.
Марцинкевич вгляделся в него, затем провел рукой по лбу и опять вгляделся в Болошева. Думающий о чем-то своем, Болошев не заметил этого взгляда, полного одновременно ужаса и ненависти. Но это длилось секунду-две. Затем лицо Марцинкевича приняло обычное выражение.
Он еще раз провел рукой по лбу, а затем протяжно произнес
-Ну, двести рублей, конечно, не помешают. Когда будешь охотиться, москвич?
-Завтра, ответил Болошев.
Ну, завтра, так завтра, заключил Марцинкевич.
***
На следующий день Болошев и Марцинкевич, вооруженные двустволками, в плащах, пересекли перелесок, отделявший деревню от самого леса- огромного, темного, мрачного
-Особо не кричи, -предупредил шепотом Марцинкевич Болошева, тетерева когда пойдут, их какие опасливые!
-Не первый год, коротко ответил ему Болошев.
-Через два километра- болота, - предупредил его спутник.
С самого утра, еще в гостинице, Болошева одолевали мрачные мысли. День выдался невеселым, дождливым и охотиться не очень – то и хотелось. Но Болошев боялся, что несговорчивый мужик за отказ в следующий раз пошлет его к черту.
Он шел - след в след - за проводником и несколько раз уже черпал сапогом болотный ил. Но Марцинкевич, действительно, отлично знал места, и первые болота они миновали. Дальше, по словам крестьянина, должна быть полянка, которую тетерева «излюбили. Там и надеялись поохотиться.
-А вот и вышли, - вырвал Болошева из плена раздумий Марцинкевич. Це и есть та полянка
-Где?- удивленно спросил Болошев,- вокруг –болота.
-Эх ты, партейный пан, впереди - болото?
-Вижу
-Не болото это, а та самая поляна!- насмешливо произнес Марцинкевич. – Вишь, в чем весь секрет. Иди спокойно.
Болошев прошел метров сто и с ужасом понял, что находится в глубоком болоте. Постепенно чувство тяжести под ногами исчезло, и в его сердце поселился ужас.
Но он сразу же крикнул:
-Марцинкевич, ты что, с ума сдвинулся? Помоги мне. Спаси меня! И с трудом обернулся назад.
И увидел, как изменилось лицо провожатого. Вместо обычной хмурости оно светилось какой-то странной радостью и даже умиротворением. Только один раз так меняется лицо человека. Тогда, когда он успешно отомстил. Но Болошев этого не понял.
-Ты, лапотник, будешь отвечать по всей строгости Советского Закона! - рявкнул он
-А ты уже ответил!- услышал Болошев, - и не по советскому закону, а по закону божьему покарал я тебя, гнида!
-За что ты меня ненавидишь? - крикнул Болошев. (« Я уже наполовину в трясине. Еще немного - будет поздно», - словно испуганная птица, билась эта мысль)
-За что? - тихо проговорил Марцинкевич. Болошев через силу взглянул на него и вдруг понял - за что.
-3 марта 1942 года пришел ты в нашу веску, полицай,- спокойно, словно читая приговор суда («всю жизнь ждал!»), говорил Марцинкевич.- Вы, полицаи, были вместе с эсесовцами и литовским отрядом. Страшные слухи ходили об этом отряде. Много наших сел «навещал» он, и все их жители были перебиты. И СС старалось, как могло. Наши не успели уйти. Всех партизан и моего отца-командира отряда Игнатия Марцинкевича - вывели на площадь и повесили. Вы это умели хорошо делать, душегубы. Ты моему батьке петлю на шею посадил. А затем вы, литовцы и эсесовцы загнали нас, всех селян, детей, стариков и женщин, в сарай и подожгли его. Я – малец, удрал в лес и спасся. И тебя запомнил на всю жизнь, подонок. Ты, конечно, изменился. Но вчера под солнышком помолодел, и я тебя узнал. Как ты спрятался от расплаты?
«Надо говорить правду, - в отчаянии думал Болошев, - пусть судят как полицая, но только бы не задохнуться в этой черной мерзкой жиже».
Он из последних сил произнес:
-После того, как мы «ликвидировали» село, и еще много таких, меня повысили в звании. Только не к месту было это. Тогда Советы уже отвоевали Курск. И я бежал. В лесу встретил партизана. Сказался ему военнопленным - благо переоделся в тряпье. А ночью - убил... взял его документы. Повезло мне. Не Болошев я Герасим Глебович. А Юхнович Адриян Антонинович. Потом - попал в отряд Ленника. Ну а затем…
«Может, все», подумал он, но, взглянув, понял: пощады не будет
Он услышал:
-Именем Белорусской Советской Республики, именем павших от рук фашистов и их пособников я приговариваю тебя к смертной казни. Будь же ты проклят во веки веков!
-Я не хочу, не хочу умирать, - пытался крикнуть Болошев , но легкие уже не давали такой возможности. Марцинкевич удалился, и наступила тишина.
Последнее, что успел увидеть Болошев перед тем, как болото поглотило его полностью: пушистую белку на ветке кривой сосны, с изумлением глазевшую на него.
ПРИМЕЧАНИЯ
Ю;рий Влади;мирович Андро;пов (2 (15) июня 1914[2][3], станция[4] Нагутская, Ставропольская губерния (ныне село Солуно-Дмитриевское Андроповского (бывшего Курсавского) районаСтавропольского края) — 9 февраля 1984, Москва) — советский государственный и политический деятель, генеральный секретарь ЦК КПСС (1982—1984), председатель Президиума Верховного Совета СССР (1983—1984), председатель Комитета государственной безопасности СССР (1967—1982).
Пётр Миро;нович Маше;ров (белор. Пётр Міро;навіч Машэ;раў, урождённый Машеро (белор. Машэра); 31 января (13 февраля) 1918, деревня Ширки, Сенненского уезда Западной области (нынеСенненский район Витебской области, Белоруссия) — 4 октября 1980 года, около Смолевичей, Минская область, БССР, СССР) — видный советский и белорусский партийный деятель, Первый секретарь ЦК Компартии Белоруссии (1965—1980). Член ВКП(б) с марта 1943 года. Кандидат в члены ЦК КПСС (1961—1964), член ЦК КПСС (1964—1980), кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС (1966—1980).Герой Советского Союза (15.8.1944), Герой Социалистического Труда (1978).
Влади;мир Васи;льевич Щерби;цкий (укр. Володимир Васильович Щербицький, 17 февраля 1918 — 16 февраля 1990) — советский партийный и государственный деятель, первый секретарь ЦК Компартии Украины (1972—1989).