В рассоле, заключенном в небольшой стеклянной банке, плавали огурцы. Они были в ней еще с прошлой осени и успели порядком просолиться, будучи во всех остальных отношениях абсолютно неприметными зелеными огурцами. Да и сама банка ничем особенным не выделялась – на ней не было ни яркой, обещающей море гастрономических удовольствий этикетки, ни приобщающего владельца банки к элите ценника, ни даже какого-то дефекта стекла. Банку венчала жестяная закатная крышка, слегка желтоватая, надежно заключающая содержимое в сосуде. Все это было бы не важно для дальнейшего повествования, но на этот раз банку выгодно выделяла именно ее обычность. Дело было в том, что она стояла на полке среди всякого рода вычурной посуды, содержащей огурцы, которые казались если не такими же вычурными, то, по меньшей мере, весьма породистыми с виду. Их было много, этих разных, таких замысловатых по форме и внешнему оформлению стеклянных банок; такое многообразие в наше время можно увидеть разве что среди бутылок вина. Продолговатые, овальные, закрученные спиралью, пузатые, с нанесенными на них узорами, пейзажами и даже одним не слишком удачным натюрмортом, они стояли на полках, вытянувшись в целый ряд в несколько метров длиной. Они пестрели этикетками и стыдливо прикрывали ценники, обещали ублажить изысканнейший вкус, обладали разительной запоминаемостью, но крайне цинично прятали срок годности. Заметить среди них обычную банку, найти ее, было бы даже не чудом, а чем-то настолько неожиданным, что почти всякий прошел бы взором мимо нее, не захотев поверить в возможность такого события.
Но банку, эту простую и незамысловатую банку солёных огурцов, кто-то заметил. Кто-то не посмотрел на отсутствие декораций и лоска, на несуществующий ценник и отсутствие скидочной маркировки. Кто-то один протянул руку и вырвал ее из ряда, сообщавшего ей столь многозначительный контекст. Возможно, этот некто просто хотел соленых огурцов, не желая мириться с иллюзией наличия в банках чего-то большего.
Торговый ряд с соленым огурцами осиротел. Ничто больше не подчеркивало помпезность пузатых банок с солеными огурцами и лощеную элегантность их вытянутых веретенообразных соседей, и глаз покупателя уже не притягивал так сильно незамысловатый и несколько неудачный натюрморт. Все эти стеклянные банки были до того разными и до того старались произвести впечатление своей формой, что можно было забыть об огурцах, и наслаждаться только их вместилищем; все они были оттого немножко одинаковыми, и каждый находил себе банку по вкусу. Но люди подходили к торговому ряду все неохотнее, и все чаще иной покупатель стоял и долго смотрел на завитую спиралью банку огурцов, только чтобы, окинув взглядом весь ряд солений, пройти дальше, к другим прилавкам, а затем на кассу. Ведь при таком многообразии форм какое значение может иметь содержимое?
Затем были маркетинговые исследования, были увольнения и потери продаж, и были смелые эксперименты с упаковками. Были соленые огурцы в пластиковых контейнерах, в индивидуальных одноразовых упаковках, в горшочках и даже в виде порошка. Ничто из этого не принесло ни радости людям, ни дохода предприятиям. Люди хотели соленых огурцов, но за упаковками будто не видели их в упор.
Только спустя несколько лет один гениальный предприниматель, у которого не было денег даже на то, чтобы сдать одежду в химчистку, выставил на свой прилавок несколько найденных на антресоли простых стеклянных банок, в которых плавали недавно засоленные огурцы. В том же году он купил себе квартиру в столице.
Простая, незатейливая, прозрачная во всех смыслах стеклянная банка свершила невозможное – полностью передала весь смысл того, что она содержит.