Помню, как мы первый раз поцеловались. Это было на презентации моей книги. Тот год был тяжелым. Я только что вернулась из Штатов, как у меня обнаружили диабет. Забавная шутка, такая вот жизненная ирония. Всем известно, что из-за обилия фастфуда и сладкой газировки США лидируют по количеству заболевающих диабетом. И я не стала исключением, хотя, всё же думаю, меня сгубило мороженное...
Новость о том, что я так серьезно влипла, придавила меня, как бетонная плита. Дядя с тетей как могли старались меня отвлечь. Я бы даже сказала, что они слишком старались, если честно. Но, думаю, им правда казалось, что четыре дня на "Мире камней" смогли бы отвлечь меня от мыслей об бесконечных инъекциях. Но, как только ярмарка окончилась, я решила, что хочу отдохнуть основательно, и плотно осела на веранде тетиного загородного дома. Несколько месяцев я праздно валялась на софе, ела заботливо приготовленные тетушкой блюда с низким гликемическим индексом, смотрела американские сериалы, пила чай с лимоном и рисовала. Я изрисовала несколько скетч-буков, а потом стала делать к рисункам маленькие подписи. Через некоторое время подписи стали занимать меня больше, чем рисование и я сделала их к каждой из нарисованных картинок. К тому моменту, как приехала Лора, у меня накопилась целая стопка небольших проиллюстрированных историй. Увидев все это "богатство" она пришла в полный восторг. Так и закрутилась вся эта история.
Муж Лориной лучшей подруги оказался издателем. Ну, то есть он то им был изначально, я даже была с ним знакома. Но прежде это никогда не имело для меня никакого значения, они были просто обычными знакомыми. Однако, жизнь сложилась так, что эти люди сыграли важную роль в моей жизни. Сначала Лора, затем её подруга Кристин, а вслед за ними и муж Кристин, преуспевающий нью-йоркский издатель Джон Саттон решили, что моя стопка иллюстраций в стиле открыток фирмы Холлмарк вполне себе книга. Нужно было лишь немного доработать описания, чтобы придать картине целостность. Эта идея увлекла меня. Мне нужно было занять себя чем-то, чтобы отвлечься от мыслей о диабете. Так я снова оказалась в Америке.
Думала ли я о тебе, все это время? Конечно. Мысли о тебе, часто становились моим убежищем, даже в самые тяжелые дни. Я вспоминала о тебе, пока лежала в больнице, изнуренная капельницами. Первые дни дома, слабая и уставшая, когда пальцы истыканные ланцетом от глюкометра зудели так, что я совсем ленилась печатать. Вспоминала, помирая от духоты на "Мире камней", в тот момент, когда ясно поняла, что совсем не хочу быть ювелиром. Вспоминала, когда возвращалась в Штаты для работы над книгой, ведь именно в Америке мы с тобой познакомились.
Я помню тот день очень ясно, как фильм, который много раз смотрел и уже точно знаешь последовательность кадров. Это было очередное "ювелирное сборище". Вообще-то мой дядя не любитель в таких участвовать. Его место в Индии, там где расположена наша небольшая артель, в мастерской, ну или на крайняк - в университете, где его уговорили прочитать какую-нибудь внеплановую лекцию. Студенты валят на его лекции валом, потому что дядя совсем не похож на скучного профессора, да, собственно, он им и не является. Даже на лекции, даже на "ювелирные сборища" он всегда приходит в своем привычном виде - белая футболка, светлые брюки или джинсы и жилетка с множеством карманчиков. Дядя очень смуглый, наполовину седой. Все лицо его испещерено морщинами, потому что нет в Мире человека, который улыбался бы чаще, чем он. Еще он курит трубку, и от него пахнет путешествиями и приключениями.
Главной мечтой дяди было, чтобы Лора продолжила их с тетей дело и тоже стала ювелиром. Но судьба распорядилась иначе.. Оказавшись в Штатах, сестра бросила учебу.. выучилась на ветеринара и теперь живет в сельской местности. Конечно, дядя быстро перестал на нее сердиться, потому что он как никто другой знает, что такое страсть к своему делу. А принимать лошадиные роды (и прочие занятия в таком духе) - настоящая страсть Лоры.
Второй попыткой была я. Так как дядя с тетей воспитывают меня с восьми лет, понятно, что я стала им как младшая дочь. И поначалу казалось, что я - удачная попытка. Я не бросала учебу, проявляла себя как довольно способная ученица и как минимум рисовала неплохие эскизы. Именно поэтому я и оказалась на том "ювелирном сборище" в Нью-Йорке. Я была уже полностью обученным ювелиром и меня вполне можно было оставить как представителя. Дядю это очень радовало, так как он предпочитал посещать только те мероприятия, которые были ему по душе. А в тот вечер в отеле "@@@@" должен был собраться Нью-Йоркский (да и не только) бомонд. Дядюшка вздохнул с облегчением, скинул все это дело на меня и умчался в Индию. Конечно, его жилетке с карманчиками было комфортнее там, где шлифуют, полируют и Бог знает что еще камни. А снимать жилетку он не любит.
В этой истории была и другая сторона. Первое - это моя бесконечная признательность к семье дяди и тети, которые вырастили меня как родную дочку и дали мне абсолютно все, что могли дать. Поэтому я никогда не перечила им, просто из благодарности. Ни один из них не стал бы ругать меня, скажи я что не хочу быть ювелиром, но мне так хотелось исполнить их мечту, что я старательно училась и отчасти даже полюбила это дело.
Второе - это то, что я совершенно не умею общаться с людьми. Если уж и делать меня преемницей династии (а мои родители тоже ведь были ювелиры и артель принадлежала им пополам), то правильнее было бы посадить меня куда-то в мастерскую. С микроскопом, реактивами, машинкой для огранки.. Что угодно, только не делать меня публичным представителем фирмы. Но, я как всегда не смогла отказать, а дядя не настолько уж чуткий человек. Он любит людей, но его страсть - камни, и в них он разбирается гораздо лучше.
Так я оказалась на "ювелирном сборище"... С дуру я нацепила брючный костюм с пиджаком и туфли на каблуках. Вид у меня был удручающе глупый, но мне казалось что это очень важно, мероприятие то ведь серьезное. В тот момент, когда ты подошел ко мне, я была уже цвета качественного гидротермального рубина и мечтала только об одном: провалиться сквозь землю. Ты сразу честно признался, что дилетант в ювелирных вопросах, но тебе надо сделать подарок одной очень серьезной особе, которая, возможно, не такой дилетант. Ты сказал, что на этой выставке у меня самые честные глаза и только мне ты можешь доверить выбор такого важного подарка, так как по мне видно, что я просто не способна обмануть. И потом, - ты окинул мою витрину задумчивым взглядом, - эти камни и правда выглядят красивее остальных. Я предложила тебе колье из хризолита в платине. Оно было выполнено из каплевидных кабашонов и на первый взгляд выглядело несколько аляповато. Однако, оно как раз и подходило для тех случаев, когда нужно произвести впечатление и продемонстрировать щедрость. Ты поднял его и принялся рассматривать на свет, а потом с сожалением сказал, что придется выбрать что-то другое, так как в некоторых из камней на просвет видна неоднородная структура.. Дама, для которой предназначался подарок была опытна, богата и придирчива, поэтому для нее нужно нечто совершенное, без изъянов. И тут я начала так громко смеяться, что серьезные люди с шампанским начали на нас оборачиваться. "Вам и правда повезло, сэр. - не переставая хохотать стала объяснять я тебе. - Абсолютная чистота камня говорит об искусственности его происхождения. Натуральный камень не может быть прозрачным как стекло". Ты едва заметно смутился, но тут же повторил, что дилетант. И что веришь мне. И что от того, как пройдет с этой дамой зависит очень важное дело. И если пройдет хорошо - то ты меня отблагодаришь. Я снова засмеялась и сказала, что благодарить меня не надо. И объяснила, что говорить этой даме ( не знаю, кем уж она там была), чтобы выглядеть осведомленным и осознанным. Дядя мой - ювелир с мировым именем, по моим расчетам дамочка претендующая на знания в этой области должна была это понимать. Ты поблагодарил меня, захватил визитку с прилавка и уходя сказал мне: "Больше никогда не надевайте этот костюм. Вам в нем ужасно неудобно, это во-первых. Во-вторых, вы достаточно сильно выделяетесь здесь на общем фоне и костюмом это дело не исправишь. Да и не нужно, в общем-то".
Несмотря на то, что я дико смутилась и покраснела - я очень хорошо поняла, что ты имел в виду. Девочек на такие мероприятия набирают почти так же как стюардесс. Туда ведь приходят богатые мужики, многие из которых так же ничего не понимают в камнях. Надо же их как-то привлекать?
Через две недели после этих событий ты позвонил мне, представился и пригласил выпить кофе. Мы пошли в "Старбакс", а потом долго гуляли по городу. Ты рассказал, что твоя важная дама была под большим впечатлением, что удалось заключить важный контракт. Ты сказал, что я честный ангел принесший тебе удачу и тебе очень хочется меня отблагодарить, потому что этот контракт и правда был очень важен. Я сказала: "Открытки". "Открытки?" - удивился ты. "Да, я очень люблю открытки. Фирмы Холлмарк, на которых нарисованы игрушечные медвежата. Можете прислать мне одну". В кармане у меня лежала долларовая купюра и я написала на ней Лорин адрес.
Через три дня я улетела в Индию. Дядя хотел обсудить со мной кое-что по делам фирмы. Как оказалось, он находил привлекательным идею, сделать меня главой американского филиала GVI jewelry. Я согласилась, ведь я не привыкла отказывать дяде. Я вдоволь накупалась, загорела до бронзового состояния, прокатилась на слоне, скормила пару сендвичей обезьянам (тогда мы еще не знали, что я диабетик) и вернулась в Штаты.
За первым же завтраком Лора положила передо мной стопку из 5 открыток и, увидев мой непонимающий взгляд, пояснила: Тебя не было 5 недель, и каждое воскресенье в эти пять недель тебе приходит открытка фирмы Холлмарк, от какого-то мужчины, судя по всему. Хотя он и ставит только инициалы, но и так понятно, что это мужчина".
Я внимательно рассмотрела каждую. Все они и правда были Холлмарк, с моими любимыми медведями. В первой ты писал, что это самая странная, но в тоже время и самая милая благодарность, которую тебе приходилось оказывать. Во второй - ты решил, что одной открытки будет мало. В третей и четвертой были стихи. А в пятой ты спросил, что волнуешься о том, понравилась ли мне хоть одна из них. Тут же был указан адрес, куда я могла ответить до востребования.
Я взяла листок плотной акварельной бумаги и на скорую руку набросала на ней черным карандашом вид из окна того "Старбакса", где мы пили кофе в первый раз и приписала с обратной стороны, что это, пожалуй самые лучшие открытки, что мне вообще приходилось получать.
За полгода у меня накопилась целая коллекция холлмарковских открыток с твоими пометками. Где-то ты просто желал мне хорошей недели, где-то были стихи, где-то какие-то забавные ситуации, которыми ты со мной делился. Я всегда отправляла тебе ответы по понедельникам. Из-за этого у меня в сумке постоянно лежала пачка хорошей плотной бумаги форматом 10*15 и коробка карандашей. В течение недели я обязательно находила 20 минут на то, чтобы нарисовать твою понедельничную открытку. И на них всегда было изображено что-то разное, но обязательно то, что я видела своими глазами. Иногда, камни пришедшие с Индии (если они показались мне как-то по особому красивыми), как-то раз жеребята, что родились на конюшне у Лоры, а бывало, что я зарисовывала какой-то красивый ужин, который мне подали в ресторане. Там были залы ожидания в аэропорту, зимний каток Волман ринг, ржавый трейлер нашего соседа Гарри и рождественский камин Лоры, украшенный полосатыми носками и еловыми гирляндами..
Все эти полгода я каждую неделю читала твои мысли, а ты - видел мир моими глазами. При этом, мы так ничего и не знали друг о друге, но казалось, что это и не нужно.
А потом обстоятельства сложились так, что по делам фирмы ты стал бывать в Штатах каждый месяц. И к еженедельным открыткам прибавились еще и прогулки. 16 числа каждого месяца мы встречались в условленном месте и проводили вдвоем несколько часов. Иногда гуляли, иногда ходили на какие-то мероприятия вроде выставок. Я хотела еще и на мюзиклы, но ты сказал, что совсем их не любишь. Мы катались на коньках, один раз на лошадях, выпили на двоих цистерну кофе и такую же цистерну вина.
Ты очень интересовался моей работой. Кажется, тебе было интересно абсолютно все. Про камни, про артель, про дядю, про то, как я рисую эскизы, про ювелирный этикет. Мне было не жалко, поэтому я охотно рассказывала.
И это единственное, что я рассказывала охотно, ведь я девочка, у которой на глазах погибли родители, мне и правда очень тяжело общаться с людьми. К тому же, где-то через три месяца (то есть, три встречи) я без памяти в тебя влюбилась, что делало это общение еще труднее, потому как я стала еще и смущаться вдобавок к привычной застенчивости. Я так нервничала весь месяц, пока ждала, что ты наконец приедешь. Я нервничала каждое воскресенье, когда затаив дыхание опускала руку в почтовый ящик и боялась, что он пустой. Меня хватило еще на три месяца, то есть на три встречи. В июле я сказала дяде, что мне нужен отпуск и улетела в Россию, совершив при этом самый детский поступок, на который была способна. Я отправила тебе "прощальное письмо", в котором поведала, что уезжаю путешествовать, и сообщу, когда вернусь.
А потом выяснилось, что у меня диабет. Почти месяц я провалилась на платном отделении одной уважаемой Питерской больницы, а еще три - на веранде тетушкиного дома, обложившись скетч-буками. Потом приехала Лора, и началась вся эта канитель с издательством.
Пару раз, я конечно думала написать тебе, что вернулась. Но с другой стороны - меня не было 4 месяца, а ты даже не озадачился вопросом где я. Молчал телефон, пустел почтовый ящик. Я страдала и терпела. И мысленно проклинала себя за свою застенчивость и дурость. Спасало то, что рядом был Джон Саттон и он очень хотел издать мою книгу, поэтому я трудилась не покладая рук.
Джон считал, что мои рисунки с подписями - это нечто совсем новое, такое еще никто не издавал, и уже планировал подобную серию с участием других авторов. Прежде всего, Джон был хорошим продавцом, а мои эскизы, как казалось ему - хороший товар. Самое интересное, что он действительно сумел все это продать, и издательство заключило со мной контракт на последующие мои творческие страдания.
День, когда должна была быть презентация первой книги начинался для меня как пытка. Это было хуже, чем все "ювелирные сборища" вместе взятые. Ведь там, в книжном магазине, куда люди Саттона нагонят кучу зевак, я буду не безымянным представителем фирмы GVI JEWELRY, а самой собой. Смотреть будут на меня, вопросы задавать - мне. Одеваясь с утра, я вдруг вспомнила твой комментарий про мой костюм, во время нашей первой встречи. И одела красное национальное венгерское платье с белым фартуком, которое осталось у меня с одного университетского мероприятия. В конце-концов, раз уж я пишу книжки с картинками, почему я должна выглядеть как-то иначе?
Джон мою выходку оценил, как ни странно. И начался ад, который внезапно адом не оказался. Выяснилось, что говорить от своего лица мне гораздо проще. А то, что я краснею и немного заикаюсь - совсем не бросается в глаза. Оказалось, что рассказывая о том, что на самом деле интересно мне самой (как дяде камни, а Лоре - лошадиные роды) я совсем не чувствую смущения, а напротив, ощущаю себя комфортно, в своей среде. Тогда я поняла, что больше уже ни за что не вернусь в GVI jewelry, и что у меня идей на миллион книг и иллюстраций к ним. Я почувствовала себя настолько счастливой и свободной, что не смогла даже как следует удивиться, когда в этот книжный магазин вошел ты. Презентация окончилась, люди уже все разошлись, а мы с семьей Саттонов и Лорой пили шампанское. Ты вошел, и мы даже не сразу тебя заметили. Первым тебя увидел Джон, и хотел было сказать, что магазин уже закрыт, но тут тебя увидела я, и сунув свой бокал в руки Кристин, разбежалась и буквально повисла у тебя на шее. О, нет, в обычной жизни я никогда бы так себя не повела. Но презентация напрочь изменила мои понятия об обычной жизни, а шампанское придавало еще и храбрости.
Ты вычислил меня элементарно. Реклама моей книги висела на стеклах всех книжных магазинов, которые сотрудничали с издательством Джона. И ты просто-напросто узнал мои рисунки. Ведь ты целый год получал по одному из них каждую неделю. Дальше дело было за малым - просто узнать, что за книга, кто автор, когда и где презентация...
Мы отправились гулять. Так словно и не было этого долго молчания. Мы брели по парку, я мерзла в венгерском платье, и ты накинул мне на плечи свою куртку. Ты сказал, что я совсем не такая, как в бытность ювелиром, что я выгляжу куда счастливее, и ты очень рад видеть меня такой. А я сказала, что и чувствую себя иначе. Рассказала, что больше (с этого момента) не боюсь разговаривать на людях. А ты сказал, что всегда это знал, просто должен был наступить момент, когда это проявится, и хотел угостить меня хот-догом, как раньше. И тут мне пришлось рассказать, что теперь я диабетик и больше не ем вредную уличную еду. Так мы плавно подошли к вопросу нашего полугодового молчания.
Оказалось, что ты очень скучал без моих еженедельных зарисовок. А я молчала и думала, что лучше ответить - что я тоже смертельно скучала или, что у Холлмарка должно быть закончились все открытки, и тебе всё равно нечего было бы прислать мне в ответ. Вот тогда-то мы и поцеловались в первый раз. В самом сердце Нью-Йорка, на скамейке в Центральном Парке. Сколько поцелуев видел этот парк? А сколько из них были отражены в кинематографе? И наш тоже там, среди них. Он есть и в одной из моих книжек, но все это не нужно, чтоб его помнить, потому что я и так никогда его не забуду. Я помню его, как любимую с детства молитву, что читаешь перед сном. Помню, каждое прикосновение твоих губ, теплые ладони на своих плечах. Помню, как ты прижал меня к себе и положил подбородок мне на макушку. Помню, как гулко стучало сердце, и как кружилась голова. Я спросила тебя, как ты думаешь, почему это произошло только сейчас, а ты сказал, что все очень просто и для всего в жизни есть свой подходящий момент. Все случается тогда, когда наступает этот момент, сказал ты. Я попыталась пересчитать в уме сколько всего зарисовок отправила тебе за эти полтора года, а потом поняла, что это и неважно. Когда момент наступил, многое становится неважно, тогда и не стоит об этом переживать, решила я.