Девочкой я росла необщительной и закомплексованной, поэтому чаще проводила время дома за книжками, чем в кругу сверстников. Основным моим собеседником являлась мама. Она считала себя моей подругой, не смотря на очень большую разницу в возрасте (я родилась незадолго до ее сорокалетия), поэтому с самого раннего детства я слышала вполне взрослые разговоры. О том, что цены повысились, что до следующей зарплаты осталось три рубля, что она опять вынуждена уволиться из-за начальника-сволочи, что соседка наш тетя Галя проститутка, а другая – воровка. В общем, наверное мне нужно было гордиться – мама доверяла мне полностью. Правда роль мне отводилась согласно возрасту – молчаливого слушателя, который обязан был как болванчик кивать головой в особо драматичных моментах. Надо ли говорить, что понятие «безоблачное детство» как синоним – беспроблемное, в моем собственном детстве отсутствовало как таковое.
И вот как-то – было мне лет десять-одиннадцать, мама пришла домой возмущенная и долго рассказывала про дочку своей коллеги, которая забеременела в 12 лет. Я ничего не знала о половых отношениях, так как, повторюсь, со сверстниками общалась крайне мало, а сведения, почерпнутые из книг и фильмов, в советское время весьма целомудренных, рисовали мне такую картину – герои поцеловались, поприжимались друг к другу, поженились и - вуаля – в следующей главе уже можно ожидать появления щекастого карапуза. Но девочка, которую костерила мама последними словами, явно была не замужем. К тому же нас разделяло не так уж много лет. Я очень хотела спросить, как же она забеременела, но постеснялась. С мамой эти темы мы никогда не затрагивали. Я знала только, что в этом как-то замешаны мужчины (и возможно мальчики, раз девочке только 12), а то, что все мужики - существа в высшей мере опасные и бесполезные, и мой отец в том числе, я уже усвоила на подкорковом уровне. Все, кроме книжных героев, но в нашем поселке таких, конечно, не водится.
А через несколько дней после знаменательного разговора в класс вошел физрук и объявил, что завтра я еду на районные соревнования по шахматам. На следующий день, придя в назначенное время на автобусную остановку, я обнаружила рядом с учителем еще трех мальчиков. Все они были старше меня и тоже числились в «шахматистах». Из нашей небольшой школы всего несколько человек умели играть в эту древнейшую игру, точнее - знали как называются фигуры и как они ходят, поэтому нас и выбрали, и даже записали членами какого-то несуществующего кружка.
Автобус, следующий в райцентр, был битком набит. Так что всю дорогу я проехала на одной ноге, плотно вжатая в костистое тело Пети Прокопенко. Возвращались мы, естественно, без всякого намека на призовые места, ведь против нас играли ребята из настоящих, а не липовых шахматных школ. Правда, я свою партию все-таки свела к ничьей, но остальные – продули. Поэтому хотя бы в этой маленькой компании я чувствовала себя победительницей и пребывала в отличном настроении. А дома мама слишком придирчиво начала расспрашивать, как мы «проводили время». Ужасно не понравилось ей, что ездила я в чисто мужской компании. И вот то ли этот акцент сыграл роль, то ли что-то еще… Почему-то прокралась в мое сознание мысль-опасение - не слишком ли близко стояла я в автобусе к Пете? А что, если столь тесный контакт может явиться причиной беременности? Стало страшно. Пугало все: и что обо мне будут судачить, как о «той девочке», и соседи, и учителя, и одноклассники – хотелось под землю провалиться, и что ребенок будет похож на Петю – жутко некрасивого нескладного подростка. А о том, как к этому отнесется мама, вообще думать не хотелось. Я понимала, что опозорила семью. И не знала, как проверить свои страшные подозрения. Снова и снова перечитывала соответствующие главы из «Анны Карениной», «Американской трагедии», «Замка Броуди», но не находила ничего, что могло бы опровергнуть мои тревоги или подтвердить их. Конечно, мы с Петей не целовались, но ведь мы стояли так близко и так долго. А вот остальных симптомов было хоть отбавляй – меня постоянно тошнило, донимала жуткая слабость, у меня кружилась голова и сдавали нервы.
В школе я смотрела на Петю с ненавистью. Это ж надо – попался такой… Лучше бы я с Димой рядом встала. Он, по крайней мере, симпатичный.
Измучив себя подобными страхами, я решила, что единственный выход - покончить с собой, когда (если) начнет расти живот. Осталось выбрать способ. Я остановилась на таблетках – не больно и не жутко. И эта мысль неожиданно принесла спокойствие. Я стала опять нормально спать, учиться, читать, зная, что у меня есть выход. Время шло. Я придирчиво разглядывала свое худосочное тело в зеркале, измеряла талию и бедра сантиметровой лентой, обреченно обнаруживая, что цифры слегка увеличиваются. Объяснялось это просто – я росла, но меня эти изменения утверждали в мысли, что самое плохое все-таки произошло. Очень осторожно, чтобы раньше времени не навлечь на себя подозрений, я расспрашивала у одноклассницы, которая недавно стала тетей, с какого месяца виден живот. Та охотно отвечала, и теперь я даже знала, на какой неделе ребенок начнет толкаться. И - я почувствовала это! Легкое движение где-то внутри. Теперь я все чаще думала – может пора выпить таблетки, пока не стало заметно, что я беременна? По крайней мере, умру неопозоренная. Меня спасло собственное малодушие. Очень хотелось пожить еще.
Потом пришли каникулы. Мы уехали к родственникам на Кубань, и здесь я неожиданно познакомилась с бойкой девчонкой из дома напротив, вернее, она сама пришла к тете в гости, едва узнав, что у соседки объявилась племянница-одногодка. Наташка вытащила меня гулять и сразу в лоб задала вопрос: «У тебя есть мальчик?» В горле пересохло. Я испугалась, что мое «положение» уже можно обнаружить невооруженным взглядом. Но мой ответ мало интересовал Наташку. Она спешила рассказать о своей "личной жизни". Через пару часов я уже узнала, что ей нравится старшеклассник Денис, но так как парень не обращает на нее внимания, она пока учится целоваться с неким Сашкой. Заодно меня, как бы между прочим просветили, откуда берутся дети и что для этого должно быть совершено. Правда Наташка тоже не владела информацией во всех тонкостях, но в одном она была уверена точно – для того, чтобы забеременеть, надо прижиматься друг к другу абсолютно голыми. «Не может быть!» - не поверила я, ведь в фильмах достаточно было кадров с зажимающимися в одежде взрослыми, но Наташа только посмеялась надо мной: «Ты думаешь, тебе все так и покажут?»
Видя, что я не верю, она потащила меня к другой девочке – Варе, которая внесла свои коррективы в процесс зачатия – раздеваться совсем необязательно, но трусы надо снять, без этого никак. «Какой ужас!» - подумала я с отвращением, одновременно радуясь, что моя «беременность» оказалась ложной, а значит травиться ни к чему. И - печалясь, что у меня, при таком раскладе, никогда не будет детей.