Я не знаю кому это надо, но раз приходит мысль - надо её доработать…
Сейчас разговаривала с сестрой, сродной. Двоюродной. Короче – родная и роднее всех родных.
Мы по дедушке родня. У деда было девять детей и он женился на моей бабуле, у которой тоже было двое. Потом ещё родились трое общих. Из троих моя мама. А из дедовых отец сестры.
Ну так вот… вспомнилось моё горькое детство:
Отец слепой. Работы для него ещё не было. Ни артелей, ни каких шарашек, а детей кормить надо. Вот и ездил по поездам с гармошечкой - говорушечкой. С морской свинкой и ящичком с записочками. Свинка вытаскивала записочки, а люди давали денежку. С книгой по Браилю – магия, чёрная или белая не знаю. Гадал по руке, но плохого никогда не говорил человеку. Говорил, что боли и так хватает. Был всегда в шинели и с рюкзаком.
Маленькую мама меня оставляла с бабушкой и только изредка с отцовской матерью – бабой Катей. Так к ней как приведёт, посадит – на том же месте и заберёт.
Потом подросла и отец стал брать с собой. Больше подавали с ребёнком. А бабка Катя караулила на вокзале и выгребала все деньги у отца. Бумажки. Оставляла ему только мелочь. А что он мог против матери? А она и не думала, что у него дома дети голодные.
Я видно по вагонам где-то и простывала. Часто болела. Золотуха покрывала всё тело порой. Мама мочила простыню в рыбий жир и заворачивала меня с головой. Рыбий жир тогда продавали, как постное масло – на розлив. А чесалась эта зараза как! Я раздирала всё до крови. И потом раз за разом сдирала коросты.
Большие волосы. А если, не дай Бог, кто завёлся в них! Это ужас! Маме столько работы. Я-то маленькая ещё. Волосы густющие и баба Катя выстригала их плешинами, чтоб расчесать легче было. Да и коросты если, то мазать легче тоже.
Потом начала сикаться ночью. То ли кто напугал, то ли опять же от простуды…
Таскали по бабкам и деревням, по врачам. Лечили наговорами и травами, и огнём и дымом. И по ночам будили – ничего не помогало.
У папки сестра очень хорошо шила и брала много заказов на дом. Материи было всякой – и бархат и панбархат, и шёлк и штапель, и батист и гипюр. Так я ведь вредина – беру ножницы и покромсаю всё! Чулки резала, а они тоже не дешёвые были. Ох и попадало мне! А потому и брать не хотели у бабки Кати меня. Дома-то шёлковая. Помогала и бабуле и маме. А там, как бес вселялся. То в огороде пооборву всё, то около нового дома бабки печку соорудила и начала топить. Хорошо она увидела, да крапивой! Ух, здорово!
Это я уже в школу начала ходить, и бабуля стала меня уговаривать сходить в церковь, полечиться. А мне уже так всё надоело… Затаскали меня по бабкам с этим лечением. Как меня уговаривала бабуля – пухом ей земля.
И так оставлять уже нельзя. Уже девица подрастала… А ещё и здоровью вредило не мало: Зима. Всю постель выносила на верёвку под окном. Потом школа, домашние дела и уроки на завтра. Надо и побегать на улице с ребятишками. И уже когда надо спать вспоминала, что постель на улице. Маме следить за этим было некогда.
Приношу постель и стелю. А она на морозе не сохнет, только замерзает. И ложишься на этот лёд, подкладывая кошку под бок. Иногда и утром, просыпаясь, ещё тряслась от холода. Откуда здоровье? Так вот и уговорила бабушка.
Надо в воскресный день, на убывающую луну придти в церковь и пройти вперёд, где батюшка стоит. Повернуться к народу лицом и крикнуть громко – здравствуйте, товарищи!
И чтоб все люди посмотрели на тебя. Тогда болезнь напугается и убежит. А потом молча дойти до дома, ни с кем не разговаривая.
Согласилась я. А куда деваться. Всё равно не отстанут. Дошли с бабулей до церкви и прошли вперёд. Она меня тихонько подтолкнула – иди, мол. Ну, я и вышла.
Батюшки! А народу сколько! И все на меня глядят. Свечи горят и глаза, глаза кругом! И эти иконы, такие серьёзные и глаза на них, как будто внутри всё видят. Мне до того страшно стало, хоть беги. А бабуля маячит – кричи! Кричи!
Я только «здравствуйте» сказала (не знаю – громко или нет) и опрометью кинулась вон из церкви. И бегом бежала до дома. Не знаю, как бабуля за мной поспевала, а я летела сломя голову. Внутри всё тряслось и бухало.
Дома порог перешагнула и разревелась.
Мама всполошилась – что, что случилось?
А я говорю – за мной бежал кто-то, догонял. И ключи звякали, и мне страшно было даже оглянуться.
Бабуля сказала, что я молодец! Если бы я оглянулась, болезнь опять бы прицепилась, и уже труднее было бы её выкурить из меня.
Теперь-то я понимаю, что это чисто психологическое лечение было. Но страху-то ребёнку! У меня же чуть сердце не разорвалось. Однако мы с бабулей победили эту проклятую болезнь!
Сколько мудрости в наших бабушках… Сколько терпения… опять же повторюсь – если будут все воскресать, пусть моя бабуля тоже воскреснет. Услышь меня, Господи!
----------------------