Иллюстрация: Натта Конышева дописывает свою работу прямо на выставке. Фото автора
Давно, в советские времена, когда я была еще студенткой, мы ходили на выставки так называемых авангардистов на Малой Грузинской. Стояли в очереди, чтоб попасть, потом внимательно-превнимательно рассматривали все картины и пытались понять что-то . что казалось очень важным…
Среди участников выставок на Малой Грузинской была одна женщина – Натта Конышева. Я тогда думала, как же это, наверно, здорово: быть Наттой Конышевой, загадочной женщиной и единственной художницей среди мужчин-авангардистов!
И вот я - давно уже «настоящий», профессиональный художник, член разных обществ и союзов – наконец-то с ней познакомилась!
С группой коллег мы путешествовали по Югу Франции. Натта была среди нас. Я о ней уже очень много слышала, но действительность превзошла ожидания.
Великая художница оказалось скандальной тёткой. Она на нас все время ругмя ругалась, обзывала дурами, дурындами, да еще и бездарностями. Мы пытались возмущаться, но это было как хворост в костер. Натта только сильнее ругалась. В конце концов я разозлилась и ответила ей что-то резкое . И с удивлением увидела на лице у Натты выражение как у обиженного ребенка и , кажется, даже слезы на глазах. Ах вот как? Так значит, её ругань была какой-то превентивной защитой…. «Обидели маленького!» - стала я исправлять положение. Она перестала обижаться. И мы с ней уже почти дружили, но тут в маленьком французском городке она увидела, как я покупаю в сувенирной лавочке магниты на холодильник. Тогда Натта громко объявила: «Гаянэ, я в тебе разочаровалась!» Ведь настоящие художники не покупают пошлых сувениров!
И представьте , три дня со мной не разговаривала. Ну, потом, конечно, разговорилась.
Она нас не переставала удивлять: и физической неутомимостью, и способностью удивляться и восхищаться, иногда совершенными пустяками, как казалось нам. Она не фотографировала, как мы все. Зато делала наброски. Везде: в картинных галереях, на улицах, в кафе… А какая оказалась барахольщица! Собирательница всякого хлама, посетительница блошиных рынков. Тогда из Франции привезла сиденье от стула с веревочным переплетением, как на картине Ван Гога. Я все думала: «На что ей это?» Поняла, только когда попала к ней в мастерскую. И только в её мастерской я поняла, что такое Натта Конышева!
Она пригласила меня и еще двух художниц. Нам было страшно любопытно, но мы и предположить не могли, что это будет.
В старинном районе и в старом доме. По деревянной лестнице поднялись на второй этаж. И…. Словами это трудно описать. Картинами завешаны стены, айсберги из картин загромождают все пространство. По некоторым комнатам с трудом можно пробраться , так как нога еле пролезает между штабелями живописи. И главное, в каждой комнате, в каждом свободном от картин уголке, на столах, трюмо, подоконниках, просто в углах располагаются непостижимо и неотразимо прекрасные, живущие какой-то своей жизнью, натюрморты ( или инсталляции?). Увидела я и сиденье от ван-гоговского стула, очень удачно вписавшееся в некую инсталляцию. Вот для чего Натта обходит блошиные рынки и разные барахолки. Потом найденные ею вещи (среди них есть и настоящий антиквариат, и просто старый сломанный ширпотреб), оказавшись в таких «компаниях», оживают, и в них начинают открываться неожиданные свойства. Наверно в ней пропал художник-декоратор.
Еще там были необыкновенно здоровские маски из папье-маше, которые сделал ее сын. Они смотрели со стен и выглядывали из укромных углов
А на первом этаже мастерской одна комната не была завалена картинами. Там стояла бронзовая скульптура – портрет Натты . которая раньше стояла в Музеоне на Крымской набережной (автора скульптуры я не помню)
Надо объяснить, откуда у художников мастерские. Союзу Художников принадлежат помещения. Поэтому многие члены Союза Художников получают такие помещения для работы. И мастерские настоящим художникам по-настоящему необходимы. Разве можно в обычной городской квартире, в которых мы все живем, уместить работы, которые
написаны художником за всю жизнь? Или даже за полжизни? Ведь продается на самом деле очень немногое. Да и работать (то есть писать картины) дома несподручно.
Интересно, каким образом ей удалось сохранить за собой мастерскую в старом доме в центре Москвы? – подумала я. Вспомнились леденящие душу истории некоторых моих знакомых о том, как они уезжали на некоторое время, а приехав, обнаруживали на дверях – новый замок, а в помещении – других хозяев: банк, магазин, парикмахерскую… При этом выяснить, куда девалось находившееся в мастерской имущество художника, никто не смог. Совершенно это глухо было
Натта все время упоминала про какие-то предписания, которые ей присылали то ли пожарники, то ли кто-то еще.
Я стала расспрашивать её, что за предписания. Кое-как она мне смогла это объяснить. Вот что я поняла из её объяснений.
Москомимущество прислало в Союз Художников документ о том, что помещения, в том числе и Наттина мастерская, Союзу художников не принадлежат (хоть раньше почему-то принадлежали). И что художники должны их освободить. Копию этого письма и дали Конышевой в правлении Союза.
Но потом штатный юрист Союза Художников вроде бы договорился с Москомимуществом об отсрочке выполнения этого предписания, мотивируя это тем, что 2014 год – год культуры. А вот что будет потом, когда год культуры пройдет…
Я с ужасом подумала, что если она потеряет эту мастерскую, то горы ее картин, которые в ней хранятся и которые, наверно, являются материализацией потока её сознания, окажутся на помойке