Нелегалка-2015. Глава 16. Вид на Липарские острова

Наташа Лазарева
Предыдущая глава: http://www.proza.ru/2015/09/14/1060

Глава 16. Вид на Липарские острова

          Мой новый рыжий цвет волос за неделю купания, загорания и мытья под душем потерял привлекательность. На голове осталась патлатая мочалка. Чтобы не быть чучелом, купила шляпу и снова выкрасилась – в каштановый.
          Девочки воспринимали эксперименты с цветом по-разному. Кто-то одобрял рыжий, кто-то не одобрял. Кому-то понравился каштановый, кому-то не понравился. Кто-то предлагал обстричься. Я воспитанно отмалчивалась, не воспринимая ни критики, ни советов. Как говорится: на вкус и цвет все карандаши разные. Каждый сам выбирает, на что смотреть в зеркале.
          Наши совместные, теперь уже загорания и купания, – своеобразная групповая терапия. Собираясь по 3-5, а то и более человек, мы ненапряжно общаемся, играем в карты, шашки (я склеила шахматное поле и вместо шашек набрала белые и красные крышечки от бутылок), обсуждаем новости и наряды. Две девочки сделали татуировки. Подбивали и других. На Сицилии многие женщины украшают себя подобным образом. Мне нравятся татуировки, и, если бы в годы моей молодости это было бы так модно, возможно, я стала бы мастером в салоне тату.
          Подруги обсуждали цены, места, тематику и цветовые гаммы возможных вариантов картин на телесах. Я отстранённо смотрела в небо, вспоминая один день 1976 года.

            … Я пришла из школы, задержавшись перед дверью в коммуналку, чтобы старательно пережевать жвачку, забивая запах сигаретного дыма. Курила я «Яву», привозимую из Москвы знакомым фарцовщиком, или «ВТ». Эти сигареты в середине семидесятых были среди самых дорогих и качественных, в плотных пачках. Девчонки завидовали, они перебивались с «Родопи» на «Ту 134». Но подруги были помешаны на косметике, к которой я относилась совершенно спокойно. Поэтому они пили плодововыгодное, а я — мускаты и ликёры. У нас была большая компания, на стол все приносили свой алкоголь. В процессе пилось изо всех бутылок, однако мои не трогали. Лучшим напитком считалась водка. Мой парень тоже отличался. Его отец часто ездил в командировки и привозил «Старый Таллин» и «Рижский бальзам».

          Не надо думать, что мы росли отпетыми хулиганами. Мы были обычными подростками. Из рабочей среды. Из тех, кто вышел из последнего места ссылки. ( http://www.proza.ru/2010/09/17/1108 ). Мы были свои среди своих, и в такие дни мои разнаряженые и разукрашеные подруги не врали направо и налево о своих крутых родителях и богатых квартирах. Наши парни дрались улица на улицу. Девочкам всегда разрешалось гулять где угодно. По вечерам мы собирались во дворах, на стройке или на школьной площадке, играли в «Кис-кис-мяу», в карты, гоняли по очереди на паре имеющихся на всю компанию великах и пели под гитары. Бывало, родители нас выслеживали и разгоняли. Бывало, что буквально сажали под домашний арест. Когда кто-то подвергался такой мере пресечения, компания перебиралась в подъезд к несчастному, чаще — несчастной, и действовала на нервы всем жильцам, пока родители не сдавались.

        И вот, я вошла в комнату и увидела разгром. Мама проводила профессиональный шмон. Я поинтересовалась: «Что случилось?» Мама, злая (опять соседи насплетничали!), закричала: «Сигареты ищу! Где ты их прячешь?» - «Я не прячу» - «Не ври мне!»
          Я уселась в кресло и с интересом наблюдала, как мама прощупывает швы у штор. Наверное, шторы были последним непроверенным местом. После этого она шагнула ко мне: «Покажи ранец!» Я вскочила и прижала сумку к груди: «Нет» - «Отдай немедленно!» Я задохнулась, сделав огромные глаза: «Я сама!», вытащила пачку и с криком: «Не отдам, лучше съем!», стала набивать рот сигаретами, предварительно стянув с них бумажки. Мама остолбенела: «Ты с ума сошла?!» Я выплюнула сладкую массу и кинула пачку на стол: «Мама, это — жвачка!» (Помните, была такая жвачка?)
          Я отказалась наводить порядок в комнате и вышла на лестницу. Мы с девчонками не прятали сигареты. В подъезде перекладывали пачки в почтовые ящики парней, которые открыто курили с детства и давно миновали стадию наказаний за воровство курева у отцов. Ящики не запирались, но в чужие никто не лазал, сигареты никогда не пропадали. Если мы брали взаймы из чьей-то пачки, потом докладывали.
          Купленные блоки складывали на чердаке.

          Сосед Лёшка, пришедший из армии, тосковал на площадке в одиночестве. Его девушка вышла замуж и жила этажом ниже. У Лёшки на память осталась наколка на запястье. Шурик, когда расстался со своей любимой, выжег наколку с её именем кислотой. У Шурика наколка была на предплечье, уродливый шрам пересекал руку, но проведённая процедура не угрожала жизни. Лёшкино «Галя» цеплялось за вены, с какого перепоя он схватился за иглу и тушь, чёрт его знает.
          Лёшка приветственно кивнул мне и спросил: «Художница, можешь замаскировать имя, чтоб не видно было?» Я рассмотрела корявые буквы: «Могу» - «С меня поллитра» - «Это тебе надо принять, я колю с подковырочкой. Ты же знаешь, меня ребята садисткой зовут» - «Тебе чего?» - «Контрольная по черчению» - «Договорились».

          Я чертила не хорошо, а отлично. Я ненавидела чертить. Каждая пятёрка стоила мне невероятных усилий над собой. Потому что я ненавидела чертить, но в силу характера всё делала на отлично. В конце концов, я нашла выход. Прогуливала уроки, расстраивая училку. У меня были преимущественно отличные оценки по всем предметам, поэтому мне делали поблажки.

          Мы зашли к кому-то из ребят, взяли тушь, иглу и нитки, направились к Филькиному озеру. Я старательно выкалывала розу, смывая кровь водкой, которую Лёшка пил на пару с Генкой. Генка увязался с нами, чтобы поддержать товарища. Чем сильнее Лёшка пьянел, тем меньше матерился. К скамейке подтягивались зрители. Я обколола уже полрайона. Роза понравилась всем. Генка, едва не падавший в обморок поначалу, оценил мой труд: «А мне розу наколешь?» - «Не сегодня. Уже темно» - «Я хочу на плече» - «Ладно» - «Пошли в кино?» - «Пошли».

          Фильм посмотреть не удалось. Генке требовалось протрезветь. Я отвела его в женский туалет и заставила сунуть голову под кран. Он визжал: «Холодно!» Прибежала контролёрша, но узнав парня, который играл в ансамбле на танцах по воскресеньям, погрозила пальцем и, шикнув для порядка, исчезла.

          Мама встретила виноватым допросом: «Доченька, ты не куришь?» - «Мам, ты хоть раз меня с сигаретой видела?» - «Нет. Но люди говорят...» - «Если люди скажут, что я беременная, ты меня к гинекологу поведёшь?» Аргумент был сильным. Моё поведение в этом смысле являлось безупречным. Я в раннем детстве перечитала рыцарских романов и свято верила в Любовь с большой буквы…
          Ну что ж, годы идут, всё остаётся по-прежнему. Где-то в океане жизни носит моего Грея. А мама так и не застукала меня с сигаретой. Хотя, к заядлым курильщикам я никогда не относилась. Мне нравится курить так же, как, например, хрупать орешки или нюхать дождь.


          В этот выходной я уговорила Надю поехать в город Барчеллона. В интернете были кем-то выложены фотографии потрясающей красоты, и я повелась. Как оказалось впоследствии, это были дворцы и красоты Барселоны. Википедия кратко извещала о количестве населения именно сичилийской Барчеллоны – более 40 тысяч. Я полностью уверилась в том, что мы увидим потрясающие произведения архитектуры. Ошибка состояла в том, что полное название города, в который мы собрались предпринять путешествие, - Барчеллона-Поццо-ди-Готто. Но здесь его так никто не называет, поэтому в поисковике я набирала просто «Барчеллона».
          В Мессине до отправления поезда было ещё три часа, и мы пошли налево. Я всегда иду налево. Сначала искали, откуда идут автобусы линии АСТ (все опрашиваемые встречные-поперечные уверяли, что автобусы этой фирмы ходят в Барчеллону), потом шли просто так. Набрели на базилику святого Антония, праздник которого был как раз в этот день. Немного послушали мессу в заполненном прихожанами храме, и спустились в сокровищницу и музей.
          К нам подошёл служащий с бейджиком на груди и добровольно провёл экскурсию для двух страньер. Музей бесплатный, открыт всегда. В отдельном приделе находится мумифицированное тело падре Аннибале Мариа Ди Франчиа, канонизированного в 2004 году. Верующие подходили к стеклянному саркофагу, молились коленопреклонно, целовали прозрачные стенки. Когда я сделала пару снимков мумии, меня никто не одёрнул. Здесь во многих церквях находятся такие останки. Говорю «во многих», потому что сама видела уже в двух, эта – третья.

          Поезд на три вагончика был забит под завязку. С нашего разрешения напротив нас уселась русская туристка из многочисленной группы. Соотечественники ехали знакомиться с городом Чефалу. Мы предупредили их о неафишируемой властями опасности – акулы.
          Да, да – самые настоящие акулы! В четверг, когда я купалась позже всех, потому что вышла из дома в пятом часу, дожидаясь открытия табачной лавки, из которой можно сделать денежный перевод в Россию, девочки видели акулу, рядом с берегом! Немногочисленные местные загорающие закричали, и за рыбой погнались несколько лодок. Мне об этом сообщили по телефону, предупреждая: «Наташа, будь осторожна, ты же любишь заплывать далеко!» Дома я сразу набрала в сети «Акулы Средиземного моря» и заледенела от высветившейся информации: у берегов Сицилии водятся более 40 видов акул, 15 из которых потенциально опасны для человека! Сюда заплывают даже большие белые и тигровые хищницы!!! Очумев от запоздалого страха, понеслась с ноутбуком к синьорам, пришедшим сказать мамочке «Буона нотте». Синьоры подтвердили: «Да, здесь есть акулы. Поэтому никто никогда не уплывает от берега». Это было настоящим потрясением. А я-то никак не могла понять, почему весь народ, несмотря на тёплую ласковую воду, плещется на лягушачьей глубине!
          В этот же четверг мне пришлось испытать ещё одно потрясение. Когда я ушла из дома, Пина, оставив в своей комнате открытую дверь, так же, как и входную, выходящую на лестничную площадку, перебралась дышать воздухом на балкон столовой. Когда я вернулась, она набросилась на меня с обвинениями. Пока она загорала на балконе, в квартиру вошли мужчина и женщина. Они нашли синьору и представились какими-то христианами.
          Перепуганная Пина кричала: «Кого ты приглашала сюда?! Кому дала наш адрес?! Зачем они тебя искали?! Они могли меня убить!» Я рассердилась: «Я никому не говорила адрес, потому что сама его не знаю! Я не знаю адреса дома, в котором живу!!! И у меня нет здесь никаких знакомых христиан, которые входят в чужие дома! Они могли обокрасть квартиру! Моя комната не запирается! У меня там компьютер, фотоаппарат, деньги! Разве можно оставлять двери открытыми?!» В голосе Пины послышались извиняющиеся нотки: «Это, точно, не твои знакомые?»
          Уходя на море в пятницу, я проверила, хорошо ли заперта дверь в комнате старушки, проявив бдительность, а не веря ей на слово. Она согласно кивала, когда я давала установку: «Когда Вы остаётесь одна, все двери должны быть заперты! Вернусь, открывайте, какие хотите!»

          В Барчеллоне мы с Надей вышли на платформу и осмотрелись. Раскинувшиеся во все стороны по склонам гор современные здания не тянули на хоть какую-нибудь древность. Где-то вдалеке виднелись купола большого собора. Мы к нему и направились, по жуткой жаре и духоте, в мутном колпаке горячего синего марева «широкко», накрывшего Сицилию от неба до моря.

          Город вымер. Я понимаю, когда мы гуляли зимой и не встречали никого в маленьких приморских курортных поэзах, оживающих лишь в туристический сезон. Но здесь – ряды многоэтажек, развевающееся на балконах бельё, цветы, неприятно грязные страды, летающий между домов мусор – и тишина. Если бы мы не хотели ознакомиться с достопримечательностями, показавшуюся из-за угла девицу в белом приняли бы за привидение. Окликнули, поздоровались, спросили, где исторический центр. Девица, на которой татуировок было больше чем одежды, закатилась презрительным смехом: «Исторический центр?! Ха-ха-ха!!!» и потрясла кистью руки с собранными в тюльпанчик пальцами (жест «чего хочешь?»). Мы переглянулись: «Есть красивая церковь?» - «Идите прямо». Пошли.
          Надя промолвила: «Мистика! Как будто здесь никто не живёт». Я откликнулась: «Машины есть. Но – согласна, впечатление нереальное. Мне напоминает старые фильмы о диком западе. Когда путники входят в городишко, а там только вой ветра и хлопающие двери пустых салунов».

          Площадь перед церковью украшал памятник какому-то философу, впаривавшему нечто заумное обалдело внимающей ему женщине. Старичок, свободно закинув ногу на ногу, обдумывал следующую великую фразу, подперев ладонью лысую голову. Женщина, сидящая напротив, подалась к нему, вся – изумлённое внимание: брови подняты дугами, рот приоткрыт, из кувшина выливается вода (должна выливаться, фонтан не функционировал).
          Собор оказался знаменитой базиликой Сан Себастьяна, одной из шести храмов католической архиепархии латинского обряда в Италии, и имеющей почётный статус малой Базилики. (Почётный статус «малой базилики» присвоен также кафедральному собору и базилике Святого Сердца в Мессине (были, видели), базилике Святого Николая в Таормине (были, видели), базилике Успения в Монтальбано-Эликона, базилике Святого Христофора в Каннето-ди-Липари).
          Справа у собора, на высоком белом столпе стояла святая Лучия Сиракузская, - покровительница Сицилии, а также раскаявшихся блудниц и слепых, - женственная, чувственная и одинокая. Полуприкрыв глаза и целомудренно прикрывая руками декольте, она попирала стопами змею с ощеренной пастью. Возможно, змея изображала змея-искусителя.
          Считается, что эта женщина – не легенда. Дочь богатого римлянина, она, действительно жила и была казнена в Сиракузах в 400-м году, после того, как отказалась выйти замуж, так как была христианкой и дала обет безбрачия. Отвергнутый жених возбудил против неё преследования, а судья Сиракуз Пасхазий хотел отдать её в публичный дом. Лучию пытали, выкололи ей глаза, после чего пронзили мечом.
          Лучию похоронили в Сиракузах. На могиле стали происходить многочисленные чудеса. В начале VIII века мощи Лучии были перенесены в Корфинум (сейчас Пентима), а в 970 году в Мец. В 1040 году её мощи были похищены Георгием Маниаком и увезены в Константинополь. В 1204 году их перевезли в Венецию, где их местонахождение менялось несколько раз. (Учтите, что все сведения я беру из интернета, так что за точность не ручаюсь, хотя, какая точность у легенд?)
         
          Собор (церковь, храм, базилика – я уже не знаю, как называть) был закрыт. Ещё несколько церквей, попавшихся по пути – закрыты. Невероятно. Мы взмокли, как в сауне, устали, я предложила Наде найти джелатерию (мороженицу) и поесть гранита (ледяное фруктовое месиво).
          В городе было закрыто всё: магазины, торговые центры, аптеки, бары, табачные лавки. Мы уже отчаялись, когда из дверей джелатерии на краю площади вышла уборщица-блондинка и, закурив, кивнула: «Открыто» на наш вопрос. Второй живой человек.

          Время близилось к двум. Обратный поезд – в четыре. Мы пошли к станции, переговариваясь и не переставая дивиться на грязь и безлюдье. Случайно моё внимание привлекла церковь, на фасаде которой было написано: «MONSTRA TE ESSE MATREM». Надя не смогла перевести. Но я шла к церкви не из-за надписи, а потому, что на горе, справа за ней, узрела что-то вроде смотровой площадки: «Надя, нам надо подняться туда!» - «А что там?» - «ХЗ. Но – видишь? – ограда. Думаю, оттуда должны быть панорамные виды» - «С чего ты взяла, что туда можно дойти?» - «С чего ты взяла, что туда дойти нельзя?» - «И, как мы туда доберёмся?» - «Ножками, ножками».
          Несколько переулков, по направлению к возвышенности, заканчивались тупиками, упирающимися в гору. Подруга уверилась в правильности выбранного направления, потому что и сама разглядела ограду наверху. Мы медленно продвигались по каменному муравейнику без всяких признаков обитания, обсуждая (по-русски, естественно), стоит ли свернуть на длинную изогнутую улочку и куда она приведёт, когда, откуда ни возьмись, перед нами возник мужчина и сообщил (по-итальянски, естественно): «За поворотом будет лестница наверх. Она ведёт к шоссе. Пойдёте налево и подниметесь к реставрируемому амфитеатру. Не бойтесь, там никого нет. Сегодня суббота, рабочие отдыхают». Мы переглянулись. Мужчина исчез. Надя спросила: «Что это было?» - «Не знаю» - «Надо же…» - «Он сказал «амфитеатр», но я сомневаюсь. В таком месте, этого не может быть. Пошли, посмотрим?» - «Пошли». Предположение о невозможности отыскать здесь настоящий амфитеатр я не могла аргументировать ничем, кроме того факта, что в городе Барчеллона не было ни одного, мало-мальски древнего строения.
          Минут через десять мы стояли перед высокими воротами, на которых висел амбарный замок. Слева и справа от ворот – каменная кладка, не представляющая серьёзного препятствия. Я спросила: «Не видишь надписей, что территория приватная?» - «Нет» - «Я тоже не вижу. Лезем?» - «Лезем».

          Амфитеатр был современным. Впрочем, может, он строился на месте старинного, но на это ничто не указывало. Хотя, место вполне подходящее: обзор окрестностей на 360 градусов, на горизонте – мрачное море и знаменитые Липарские острова, чёрные в фиолетовом тумане. Нам понравилось. Устроив фотосессию с видами на крыши Барчеллоны, горы и Тирренское море, мы едва не поссорились. Я уговаривала Надю как-нибудь взять водную экскурсию к Вулкано и другим знаменитым островам, но тут выяснилось, что Надя боится моря и никогда не плавала на кораблях. Спор не имел смысла. Я расстроилась: придётся искать других попутчиков.

          После выходных море волновалось каждый день, волны смачно вылизывали берег, отплёвываясь всплывающим мусором: пластиковыми бутылками, поролоном, обрывками сетей, тряпками и медузами.
          Вода кипела от брызг и внутренней температуры – воздух был свежее и прохладнее, благодаря ветру. Мы купались. Конечно же, игнорируя акулоопасность. Я обновила тапочки и упоённо воевала с прибоем, пытаясь устоять под бешеным напором стихии. Ступням теперь было совершенно не больно. До этого обувала импровизированную защиту – носки, с засунутыми внутрь стельками.
          Иногда волны сбивали меня с ног, швыряли на спину, прокатив по камням, пытались утащить за собой. Я визжала, ныряла и возвращалась на мелководье (пара метров вдоль кромки берега). Девчонки смеялись: «Что ты делаешь?» Я серьёзно отвечала: «Провожу курс антицеллюлитного массажа!»
          Где-то падала с деревьев перезрелая шелковица, но какие ягоды в купальный сезон?!

          Дома Пина позвала меня и сообщила, что приходила соседка, синьора Анджела. Она обижалась, что я с ней не общаюсь. И она хочет, чтобы в своё свободное время я убиралась в её апартаментах.
          Я изобразила на лице неподдельное недовольство и сказала: «Нет, никогда. Мне не нравится эта синьора». Пина выразила удовлетворение моим ответом, скорчив презрительную мину в сторону соседской квартиры: «Мне тоже!»
          Почему мне не пришлось по вкусу предложение Анджелы подзаработать? Во-первых, не хочу работать и подзарабатывать здесь. Чтобы не создавать впечатления у хозяев, что злоупотребляю их добротой. Во-вторых, я слышала, как мои синьоры обсуждали какой-то конфликт с Анджелой и какими эпитетами её награждали. Им, точно, не пришлась бы по вкусу моя готовность помочь пожилой квартиросъёмщице, тяжело хромающей на левую ногу, курящей без перерывов на обед и сон, и громко говорящей мужским басом. В-третьих, Анджела смотрит на меня свысока, подчёркивая своё первосортное положение. Она говорит со мной, если захочет. А, если не хочет – не замечает в упор. По настоянию Пины я сделала соседке и её бойфренду небольшие подарочки на пасху. Анджела поняла, что подарки от меня, но только через месяц, столкнувшись со мной в лифте, наигранно воскликнула: «Спасибо за поздравления!» Так что, ещё одной госпожи мне не надо – и это главное.
          Менталитет местных женщин для меня запределен. У каждой синьоры должна быть служанка. Взять ту же Анджелу: ей за 70; она открыто живёт с мужчиной, называя это компанией; курит; проводит время в барах и ресторанах; принимает гостей. Её квартира не больше нашей. Она сама может поддерживать там чистоту и порядок – но это не принято! Потому что у каждой синьоры должна быть служанка! Если наши женщины привыкли полагаться только на себя, всегда, везде и во всём, то любая уважающая себя синьора не опустится до подметания или вытирания пыли. Даже бельё в стиральную машину загружают служанки. Всё, что в нашем понимании считается обычной домашней работой, здесь – недостойно пачкать руки господ любого уровня. Исключение составляют (и то не всегда) приготовление пищи и мытьё посуды.

Продолжение: http://www.proza.ru/2015/12/09/832