«Привет далекому и красивому городу и всему его животному народонаселению, кошкам и собакам, всяким там Жукам и другим насекомым, а также маленьким колючим существам, которые вечно суетятся и колотятся. Имя у них такое короткое и колючее - Ёж. Тяжело им всегда живется, ибо берут они всегда очень много на свои короткие лапки и живут не в том городе, не в том государстве, не в том времени. А чтобы Ежам жилось хорошо, всего-то надо самую малость: перестать счесывать свои лапы на мостовых и камушках, а поселиться в большом просторном саду, где много яблок во влажной высокой траве, и тогда носы у них будут всегда влажные и довольные. И станут они добрыми и щедрыми, и перестанут вечно суетиться и сопеть, искать этой самой вечности, ибо она не где-то там, а именно здесь и сейчас, прямо у них на спинке - красивое и сочное яблоко».
Тамара Морозко.
Полет через Замковую гору
Корн летел, раскинув руки и подняв высоко голову. Он глядел вперед, туда, где пики гор разрезали вершинами небо, где виднелись синие шапки снега, а скалистые переходы мягко выкатывались на ледниковые поля.
Лететь было удобно и комфортно. Привычное дело, как работа, которую делаешь много-много дней подряд, из года в год. Каждый день ходишь на службу, и тебя считают профессионалом, гением квалификации. Ты, вроде, лучший и круче тебя уже нет, а на самом деле для тебя это обыкновенное, даже рутинное дело.
А после работы ты закрываешься у себя в кабинете, под самой крышей старого дома, высоко-высоко над соседними домами и достаешь из ящичка инструмент. Берешь ножовочки, пилочки, рубаночки, резцы, стамесочки - и начинаешь вырезать маленьких человечков, зверюшек, деревья и домики, берешь в руки Древнюю Книгу, в которой такой процесс описан кем-то очень-очень умным и по буквочке, по слову, по строчечке учишься тому, что выучить никогда до конца невозможно. Это и есть твоя настоящая работа. Это и есть твоя вечная любовь, твоя настоящая жизнь...
Он летел.
Очевидно, что движителем полета была духовная сила. Никаких моторчиков и пропеллеров. Ну, вы понимаете! Сами, ведь, летали. Не раз. Да, да. Как раз так летал Перво Адам. Точно! До того, как он материализовался и еще был на уровне идеи и плана, тогда, когда был еще сгустком энергии Света Творца! И это просто! Вы же все поняли! Тут ничего сложного нет.
Он летел, летел...
Друзья провожали Сережку из Минска. Собственно «из Минска» он был десять лет назад, а сейчас он уже давно «из Дюссельдорфа». И туда сейчас улетал домой. Но почему-то провожать его нужно было из Риги, и Корну очень туда было нужно.
Визы не было, да и паспорт где-то потерялся. Тогда Корн решил воспользоваться умением летать. Таких, как он, радары не засекают, а в аэропорту он будет говорить на английском и служба безопасности ничего не заподозрят.
По пути в Ригу нужно было сделать одно очень важное дело. И он опять терялся в догадках. Во всем сплошная сумятица. Рига и проводы были второстепенным делом (проводить Сережу он хотел по пути), а вот основное дело первостатейной и неотложной важности, как раз оно было поручено Древней книгой. И было оно совсем-совсем другим. Опять непонятка! Была ли Книга? И если да, то что это за главное дело? Книга не рассказала. Приказала лететь, вот он и летит.
Обогнув Замковую гору по очень большой дуге, Корн понесся к дальнему хребту.
Вот странности, между его городом и Ригой никаких гор не должно было быть. Но они были.
В нем был встроен компас, и ему, компасу, всегда можно было доверять. Он не ошибался. Казалось, происходят события, и ты попадаешь в ситуации, совершенно не нужные для решения вопроса, по которому летишь, а в конце-концов получалось, что это и был самый кратчайший путь, и только такими зигзагами и трудностями можно было достигнуть максимального результата. Раньше он думал, переживал, теперь полностью доверялся компасу. До этого он летал только на близкие расстояния, так, в пределах страны или своих воспоминаний. Но к сорока годам стали проявляться совсем другие миры, другие измерения, другие сущности, вот только люди неизменно оставались людьми. Со временем стало понятно: как ни крути, а люди - самое главное, и для них все построено.
Задача у каждого своя, у каждого своя работа, и каждый её делает по мере возможностей. Мир - сбалансированная штука. Все обязано быть на своих местах и быть настоящим. Даже злодей должен быть качественным злодеем, а воришка - максимально качественным воришкой. И не нам судить, почему так устроено.
Нам бы так научиться жить, чтобы не быть обманутым и обворованным.
Хребет провалился под правую руку, и пошло долгое пологое планирование. Слева, на уровне глаз, открылся вид на широченные заснеженные поляны. Удивительно, уже давно повсеместно утвердился август, а здесь, и даже не на большой высоте, красивейшие снежные выкаты, пологие и просторные белые поля.
Ах! Вот оно что! Не он один заметил такое чудо. Вон сколько техники внизу копошится. От низины тянут опоры канаток, а на крутояре строят трамплины. А какие теплые избушки растут! Прекрасное место. И тот, кто его нашел, умный человек. Здесь будет людям хорошо.
Если бы тяга, которая обеспечивала его полет, была от моторчика или от пропеллера, было бы понятно – просто поломка. А тут стало происходить что-то похожее на прокол в воздушном шарике.
Нет, не на прокол. Будто ослабла ниточка на завязке, и газ из шара по чуть-чуть, стал выходить наружу. Еще можно сбросить пальто и туфли и немного продержаться в воздухе, но надо срочно найти место, где можно будет безопасно и незаметно приземлиться.
К огорчению, под Корном оказалась деревня, а, может быть, маленький городок. Какое разочарование! Меньше всего это нужно. И странная какая-то деревня, совсем не похожая на домики в снежном поле. Вся каменно-деревянная, но угрюмая, серая, не разноцветная. Вокруг домиков в один и два этажа - садики и палисадники, только деревья все старые и крючковатые, словно стариков ревматизмом к земле придавило. Цветы на цветы не похожи, одни стебли. Вот-вот плесенью все пойдет. И еще одна странность: все улицы мощеные, и ни одна живой землей не дышит. Что мостовые, что тротуары не из брусчатки и плитки, а из карьерных булыжников, взрывами покореженных. И выложены так, что любая телега через день развалится. Мороз по коже!
Дальше - хуже. Обычно во время полетов его никто не замечал. Но, видимо, люди этой деревни оставили в себе, как атавизм, умение видеть скрытые энергии. Несколько стариков и старух, что стояли возле маленького рынка, закричали, засвистали, стали выкрикивать заклинания. Одна старуха кинула в него палку, дед повернул клюку и хотел зацепить за штанину.
Корн напрягся, и, как мог, ускорился.
И кому какое дело? Что тут удивительного?! Ну, умеет человек летать! Чего тут такого странного? Cобою бы занимались.
Не тут-то было!
Подростки стали швырять в него камни, и один сильно поранил бедро. Второй камень угодил в голень - мог быть и перелом. Сбрасывать больше было нечего. И тогда Корн включил в работу аварийные системы. В энергию стали превращаться мышцы и органы, или, как это говорят, белки, жиры и углеводы, из которых состоит человек.
Ясно было одно - так долго выдержать он не сможет. Дальше - конец. Настоящий конец.
Хватило сил ускориться, нырнуть между крышами и башенками, между двумя флюгерами и змейкой протиснуться в узкий переулок. Высоты уже не было, осталось только завернуть за угол коричневого дома и спрятаться за стеклянной верандой, но и там стоял мальчишка. Клетчатая кепка, сдвинутая набок, на выбившийся из-под нее рыжий чуб, надутые в коленях брюки и покрытые пылью башмаки, только большой и родной нос. Откуда он здесь?!
Пацан ухватил его рукой за штанину, больше ни до чего он не дотягивался, и потянул на себя. Понимая, что визг и крики за углом вот-вот переместятся сюда, на его улицу, и тогда не поздоровится, он отбуксировал плавающее в воздухе и уже почти бездыханное тело в середину веранды, потом в комнату и двумя руками бережно прижал к софе. Потом он поспешно выскочил на улицу и замер, присев на лавочке перед домом.
- Где ведьмак, - кричали люди, - где чаклун?!
- За угол ветром понесло, - ответил парнишка.
Рассерженная толпа понеслась вниз, но двое дедов замедлили шаг. Не сильно, видно, поверили.
Пацан принес тазик теплой воды и полотенца. Он расстегнул пиджак и протер грудь, потом закутал тело в плед и зажег камин. На дворе стояло лето, и дым скоро заметят. Он понимал это. Но подсознание говорило, что только это может помочь больному, и никаких других мыслей у парня не было: есть больной, и ему нужна помощь. Он подложил свою клетчатую кепку под голову Корна, и крепко держал его за руку одной рукой, другой - осторожно поглаживал предплечье. Непонятным образом Корн начал ощущать тепло. Оно - струйкой, а потом мощным потоком хлынуло в него и стало восстанавливать каждую клеточку, натруженную при падении. Начался процесс регенерации и восстановления, но, в ответ на помощь, в мальчишку устремились все знания Корна, все его умения и способности, они не исчезали, они как бы двоились, делились, почковались, как амеба, как веточка смородины, прижатая и присыпанная землей. Появлялся новый организм, принявший в себя все, что было в отцовском теле. Единица разделилась на две единицы, ничуть единицу не нарушив. Корн вспомнил, так было, когда в синагоге умирал во время службы дед Нафтали. Тогда удалось быть с ним рядом, и Корн физически ощутил такой же обмен энергиями. Нафтали прожил еще три года и умер на второй день третьего после тех событий Шавуота. Но все умения Нафтали передались Корну.