- Под шубой? Мам, не нужно салатов, - Светлана стояла у окна своей квартиры, расположенной на первом этаже, и разговаривала с мамой, которая жила в другом районе города. Мама наготовила салатов, звала ее к себе, но Светлана, как всегда, не соглашалась.
Стоял канун нового года, а за окном чернела земля.
Четыре года... вот уже четыре года Светлана была одна. Именно была, потому что в тот сентябрьский день, когда байк сына забрал его жизнь, она осталась совсем одна. Друзья сына, которые помогали в первое время, стали забывать. Да и что их винить: для них жизнь не стояла на месте, они женились, рожали детей, уезжали за границу. А Филипп, ее сын, так и остался двадцатилетним. Больше у нее никого не было.
Светлана перевела взгляд от черноты за окном на фотопортрет сына, висевший в центре стены: светловолосый, голубоглазый, родной до боли...
Кто-то из друзей Филиппа на похоронах назвал его светлым ангелом, потому что он был чистоплотным во всем: и в одежде и в отношениях, и по характеру был очень светлым человеком: отзывался на любую беду. От него исходил свет.
Светлана опять перевела взгляд в окно и в который раз убедилась, что там по-прежнему черно и снег не предвидится.
Зачем он купил этот байк? - В стотысячно-бесконечный раз подумала Светлана, - зачем этот? - После гибели сына она узнала, что этот мотоцикл - убийца. Оказалось, что на нём уже разбился один байкер, а вдова погибшего ничего не сообщила об этом при продаже. Друзья Филиппа советовали ей разобрать байк-убийцу на запчасти, но она решила уничтожить эту машину, чтобы больше никто не пострадал из-за нее. 200 тысяч рублей - это не цена за человеческую жизнь.
Светлана тогда наняла людей, которые на ее глазах сначала спрессовали байк, а потом уложили его в грунт на одной из обочин. Светлана опять представила рыжий песок и мокрый чёрный жалкий металл на фоне серого неба, - картина была слишком схожей с той, которая была на кладбище в день похорон Филиппа. Нет, на кладбище было всё мертво, а байк умирать не хотел. Обычным прессом крепкую металлическую конструкцию кардинально изменить не удалось. От соприкосновения с другим металлом байк наоборот взбодрился. Пресс содрал эмаль, и байк заблестел своим голым оскалившимся остовом. Рабочие оттащили его лебёдкой к махине пневмопресса и давили до тех пор, пока байк не превратился в бугристую сверкающую лепешку.
От этого воспоминания Светлану затрясло. Она потянулась к пачке сигарет и автоматически закурила. Огонёк отразился в оконном стекле, словно курили двое.
- Сыночек, ты со мной. Ты всегда со мной, - заплакала Светлана.
Курить уже расхотелось. Она затушила сигарету. Нужно попробовать уснуть. После смерти сына, с того самого сентября, когда Филипп не дожил недели до своего дня рождения, сон был редким явлением. Мозг отказывался отключаться, бесконечно прокручивая картины, одна страшнее другой.
Они тогда собирались праздновать оба дня рождения, ее и Филиппа, потому что Светлана была тогда в плавании, - она работала коком. И Филипп не хотел отмечать свой без нее…
Светлана воспитывала своего сына одна. Брак был неудачным, и про отца Филиппа она ничего не знала и даже не вспоминала. Сын был для неё всем. Она жила для него, зарабатывала для него.
Филипп рос, на удивление, не эгоистичным. Уже в старших классах, когда его одноклассники стали ухаживать за сверстницами, он ревниво оберегал мать. Становясь мужчиной, он начал ценить то, чем она для него пожертвовала.
Пять лет идиллии пролетели быстро. Светлана разумом понимала, что скоро кончатся времена, когда её, сорокалетнюю, считают подругой Филиппа. Но ревностное материнское сердце не могло и не желало представлять кого-то рядом с сыном. Как-то так сложилось, что они стали праздновать свои дни рождения вместе, хотя разница между датами была в две недели…
В тот роковой год день рождения они так и не отметили и не отмечали с тех пор. Словно в тот год умерли оба…
Светлана долго лежала в темноте и старалась думать о хорошем.
«Мама, ты мой свет», - вспоминала она слова сына и как она сама говорила ему в ответ: «Это ты, мой светлячок»… Но с тех пор свет погас. Его не было внутри. Его не было в мире.
Ей очень хотелось, чтобы Филипп приснился. Потому что она не верила, что его нет, и не хотела в это верить.
Филипп не снился долго. То есть он снился сначала, а потом перестал. Больше года никакого намека во сне. И тут в канун Рождества явился и молчит.
- Сыночек, это ты? – Светлана умоляла его: - Скажи что-нибудь.
Молчит и смотрит, так смотрит спокойно, что душу выворачивает.
- Живи, - выдохнул и опять замолчал.
- Филипп!!! – И уже ярость в голосе и страх. - Что? Что??? Не понимаю… Зачем… Зачем мне жизнь без тебя.
- Мама, а у меня ведь кроме твоей жизни нет другой возможности существовать.
- Но как? Что же делать?
- Мама, помнишь, я хотел брата?
- Нет, ты никогда такого не говорил, наоборот, ты не хотел, чтобы кто-то нарушал наши отношения. Ведь мы научились понимать друг друга и чувствовать друг друга на расстоянии. И нам было хорошо вдвоём в нашей маленькой семье.
- Это я сначала не хотел. А помнишь, я спросил тебя, как бы ты меня любила, если бы у меня был брат, больше или меньше? Я тогда подумал почему-то, что было бы здорово поделиться вот этим чувством сообщности нашей, радости от понимания с кем-нибудь, но только родным и близким. И впервые тогда пожалел, что у меня нет младшего брата, потому что мне тогда очень хотелось рассказать, как это важно, любить.
- Нет, нет, я не буду больше рожать, - Светлану прошиб холодный пот, - нет, я не предам память.
- Ма, я есть, пока жива ты, пока ты помнишь меня, чувствуешь меня... Я давно хотел спросить тебя, - а если бы не я, а ты ушла первой, ты бы хотела моей смерти, чтобы быть со мной? Ты бы меня тогда тоже бы не отпустила от себя? Мам, я тебя очень-очень люблю и не хочу, чтобы ты умирала. Ты же знаешь, что у меня никого больше нет, кроме тебя. И кто, кроме тебя, будет жить за меня?
- Ксения Петербургская жила за своего мужа, потому что у них не было детей.
- Мам, не сходи с ума. Лучше роди или усынови малыша, которому ты будешь рассказывать о его старшем брате, которого будешь воспитывать на моем примере. Может быть, когда-нибудь потом он захочет назвать своего сына моим именем. И на свете опять будет жить во плоти Филипп Сашурин.
Светлана так долго ждала, чтобы Филипп ей приснился, что вся измучилась, и не знала уже, как это понимать. А тут сын пришел, но говорит вещи, не укладывающиеся в ее голове.
Она не помнила, как заснула.
А утром на душе ее было спокойно, впервые за долгое время.
- Сыночек, Филиппушка, ты не оставил меня, ты со мной, - улыбалась она.
В комнате было светло, и свет шел из окна.
Светлана встала с дивана и подошла к окну. Везде, где хватало взгляда, лежал снег: на земле, на машинах, на крышах, на деревьях. Словно светлый ангел слетел на землю и укрыл своим заботливым крылом раны многострадальной матушки земли.