Рыбацкие истории. На Волге

 
Тольятти

В Тольятти я приехал в декабре 1969 года, стал работать в Проектном управлении Волжского автозавода, строительство которого было в полном разгаре. На один год меня поселили в общежитии, после чего я получил жилье и перевез сюда семью. Одновременно со строительством завода строился Автозаводский район – Новый  город – так он называется в народе, в котором сейчас живет больше половины населения Тольятти. Всего в городе в 2004 году проживало 740 тысяч жителей.
Меня поразила природа в окрестностях города своей красотой и величием. Между районами города, а их всего три, расположены прекрасные лесные массивы, в основном сосновые. Новый город расположен на левом берегу Куйбышевского водохранилища, которое мы называем морем. Часть Комсомольского района расположена ниже плотины Волжской ГЭС, за которой сразу же начинается Саратовское водохранилище, все его называют просто Волгой. Волжская ГЭС вместе со шлюзами, водосбросной плотиной, земляной плотиной и зданием ГЭС имеет длину пять километров. Сразу за ГЭС расположен город Жигулевск – это уже на правом берегу. 
Куйбышевское водохранилище – самое большой искусственный водоем в Европе. Его протяженность 600 километров. Перед Новым городом ширина моря 12, а выше, в устье Камы, – 40 километров. 
Удивителен по красоте правый берег, так называемые Жигулевские горы. Здесь расположен Государственный Национальный парк Самарская Лука. В составе Самарской Луки от Морквашей до Ширяева вглубь Жигулей на 10 – 25 километров входит Государственный Жигулевский заповедник.  Вокруг Самарской Луки Волга делает огромную петлю, образуя полуостров. Если проплыть на лодках от плотины вниз по Волге мимо Самары до села Переволоки, затем по суше вместе с лодками пересечь перешеек всего за двадцать минут на автомобиле, то мы попадем в Усинский залив; спустившись вниз по течению, мы окажемся на Куйбышевском море – как раз напротив Нового города Тольятти. Этот маршрут у туристов называется Жигулевской  Кругосветкой. Длина маршрута – более двухсот километров. Впечатления от Кругосветки словами не опишешь, для этого надо самому совершить этот круиз.

На налима

Работая в Проектном управлении, я познакомился с рыболовами-любителями. Спрашивал, как сделать снасть для зимней рыбалки, какая водится рыба, какая применяется наживка, где самые рыбные места и т.д. Мне сказали, что лучше всего рыба ловится возле плотины в нижнем бьефе, правда предупредили о том, что ниже плотины расположена двухкилометровая запретная зона, в которой людям находиться нельзя – ведь ГЭС – стратегический, охраняемый объект, иногда охрана устраивает облаву, но наказывает не строго – отбирает снасти и пойманную рыбу.
Я купил простейшую зимнюю удочку с катушкой, намотал леску диаметром 0,13 мм – это самая тонкая леска, привязал три мормышки – так называют маленькие блесенки с впаянными в них крючками, купил мотыля – это красные червячки-личинки комаров, и отправился в воскресенье к плотине ГЭС. День был теплый, солнечный. Подошел к самой плотине к двум рыбакам, которые сматывали удочки, они уходили на другое место, так как здесь был плохой клев. У меня не было своего бура для проделывания лунок во льду, поэтому я решил воспользоваться готовыми лунками, которые оставляли рыбаки. Наживил мотыля, опустил снасть ближе ко дну, начал «играть».  Я решил, что если подойдут ко мне охранники, я убегать не буду, как делают это рыбаки, - пусть отбирают копеечную снасть!
Глубина в этом месте была метров шесть. Сижу полчаса – нет клева, в этом случае рыбаки говорят: «глухо, как в танке». Внезапно клюнуло! От неожиданности я резко подсек и … леска оборвалась. Я расстроился. У меня  в запасе была всего одна мормышка.  Привязав ее, я начал ждать. Минут через пятнадцать – точно такая же поклевка! Я осторожно подсек, чувствую – сидит рыба. Вытащил двухсотграммового налима, никогда больше в своей жизни я не видел налима меньшего размера, чем этот. Каково же было мое удивление, когда я увидел во рту рыбы шестиметровый клубок моей потерянной лески и на ней все три мормышки! Надо же, он схватил и четвертую!   
Налим – удивительная рыба. Он во многом отличается от других рыб. Он не знает страха, не боится шума. Хватает все, что шевелится, глотает несъедобное. Если все речные рыбы мечут икру в начале лета, то налим нерестится в декабре. Ловится он в любое время суток, но лучше всего ночью, причем, чем хуже погода, тем лучше клев, ему безразличны резкие перепады атмосферного давления. Поедает как живую рыбу, так и падаль. Налим – хищник или нет? – вот в чем вопрос.
Вернулся я домой с одной рыбкой, но в приподнятом настроении. Причина тому – этот необычный случай.    

*  *  *

Мне захотелось изготовить специальную снасть на налима. У рыбаков я узнал, что надо рыбачить на «балду» - так называется мормышка для ловли налима. Я сделал глиняную форму и отлил мормышку из свинца, вес ее был свыше пятидесяти грамм, называть ее мормышкой - язык не поворачивается – настолько она большая и тяжелая, уж лучше называть ее «балдой». Получился конус, из вершины которого торчал большой крючок, а поперек конуса через центр тяжести было проделано отверстие, через которое я пропустил леску диаметром 0,8 мм, снизу сделал упор в виде узла, чтобы леска не проскакивала обратно. Леску намотал на катушку зимней удочки – и снасть готова. В рабочем положении конус висит горизонтально.
Рыбачил я на судоходном канале, который расположен ниже плотины ГЭС. На льду сидело еще несколько рыбаков. Я присматривался к тому, как они «играют» снастью и делал так же. Время от времени кое-кому удавалось вытащить налима, остальные рыбаки сбегались к нему, чтобы посмотреть на рыбу.
 Но вот, и у меня клюнуло. Я вытащил полукилограммового налима – и, опять сюрприз! У рыбы не было одного глаза – сплошное серое бельмо. Видимо, давным-давно он попадался кому-то на крючок.   


Рыбалка на Пискалах

В общежитии я сдружился с Василием Понетаевым, мы много лет рыбачили вместе. Когда в Тольятти приехали наши жены и дети, мы стали дружить семьями.
Одно лето мы с ним ходили на рыбалку за шесть - восемь километров от села Федоровка, мимо поселка Пискальский Взвоз. До Федоровки добирались городским автобусом. В то время Волжский автозавод работал шесть дней в неделю, оставался один выходной – воскресенье, а суббота была укороченным на один час рабочим днем.  Чтобы не терять много времени, мы приезжали в субботу на работу  со всем необходимым для рыбалки, рюкзаки и все остальное ставили возле рабочих столов, после окончания рабочего дня садились на автобус, доезжали за час до Федоровки, а дальше шли не менее часа пешком. Василий физически более сильный, чем я, он шел впереди и  то и дело подгонял меня. Я и сам хотел быстрее добраться до рыбалки, но все же отставал от него. На нас была большая ноша: у каждого  рюкзак, в котором была упакована резиновая лодка, продукты питания, отваренная пшенная каша для прикорма рыбы, разные баночки с запасными лесками, крючками, грузилами и т.п. В руке – чехол с веслами и складными удочками, а еще  по очереди несли палатку.
Но вот, наконец, и заветное место. Мы сбрасывали рюкзаки, накачивали лодки, переплывали через протоку на небольшой остров, оставляли палатку и другие вещи на стволе большого поваленного дерева и выплывали на вечернюю рыбалку. После рыбалки варили уху, если был улов, выпивали «по чуть-чуть», ужинали, устанавливали палатку и ложились спать. Утром рано выплывали на основную рыбалку. Днем, когда клев прекращался, возвращались домой, предварительно пообедав. На обратном пути ноша была полегче: продукты съедены, а улов редко превышал по весу истраченную для прикорма кашу.
…Однажды рыбачим, клева почти нет, изредка попадалась мелкая верхоплавка. Над нашим островком летали вороны и кричали:
- Карр, карр.
- Как, как – никак! – сказал Василий воронам, имея в виду плохой клев.
После рыбалки вернулись к своему бивуаку и увидели удручающую картину: оказывается, вороны хорошо полакомились нашими продуктами. Один из наших рюкзаков свалили со ствола дерева на землю, расклевали пакетики с сахаром, солью, чаем, из буханки хлеба выклевали мякоть, осталась одна корка. Пришлось нам обедать одной тушенкой – вороны не смогли открыть консервную банку.
В другой раз мы шли, как обычно, на рыбалку. Василий на этот раз отставал от меня, обливаясь потом.
- Вася, ты не заболел? – спросил я.
- Да, вроде, нет, - ответил он.
- А почему плетешься, как старая кляча?
- Рюкзак что-то сегодня тяжелый.
Наконец, дошли до места. Когда Василий распаковал свой рюкзак, воскликнул:
- Вот, черти! Посмотри, что девки положили! – Он имел в виду женщин-сотрудниц своего отдела. Оказывается, они тайком от него засунули в рюкзак два кирпича, завернутые в белую бумагу и перевязанные красивой лентой бантиком. Ничего себе, Василий тащил на себе восемь лишних килограммов! На следующий день на работе все сотрудники отдела умирали от смеха, выслушивая красочный рассказ Василия.
Через две недели, когда мы ждали автобус на Федоровку, Василий решил проверить рюкзак. Оказалось, что женщины опять положили груз, на этот раз – один  кирпич.
- А, ведь, я за пять минут до звонка проверял рюкзак, ничего не было, -  сказал Василий.         

Шторм

В начале семидесятых годов у меня была деревянная лодка, обшитая изнутри и снаружи фанерой, полости между обшивками были заполнены пенопластом для улучшения непотопляемости. Лодка была большая, громоздкая и тяжелая. Лодка приводилась в движение мотором «вихрь» мощностью 25 л.с.; на таком моторе алюминиевые лодки «казанки» и «прогрессы» развивали большую скорость, летели как бы по воздуху, создавая небольшую волну; от моей же лодки создавалась крутая волна, двигалась она медленнее, чем алюминиевые, но достаточно быстро, чувствовалась мощь мотора.   На противоположный берег от Нового города лодка доплывала за полчаса.
Однажды летом две семьи – моя (я, жена Катя, дочь Люда и сын Андрей) и Понетаевых (Василий, его жена Людмила, дочери Ира и Рита) отправились на моей лодке в Усинский залив отметить окончание очередных отпусков, купаться, загорать, порыбачить. Взяли с собой провизию, удочки, две палатки. Это был четверг, а в пятницу наметили возвращение. Мы остановились в трехстах метрах от устья Усинского залива на левом его берегу. Место хорошее – большой песчаный пляж, рядом лес. За лесом еще один залив, на берегу которого расположена деревня Березовка. На пляже отдыхали еще несколько семей. Погода  была  отличная, безветренная, жаркая.
На следующий день подул сильный северо-восточный ветер, однако силы ветра мы не чувствовали, мы были закрыты от ветра очень высоким Усинским Курганом, который так же называется горой Лепешкой, так как у этого кургана нет явно выраженной вершины, она больше смахивает на плоскогорье. Высота обрыва Лепешки девяносто метров.  За Лепешкой, если ее обогнуть, выплыв с Усинского залива в море, проплыть мимо залива «Жигулевская труба», стоит еще более высокая гора – Молодецкий Курган. Берега обоих курганов – это отвесные скалы, когда плывешь на лодке рядом с ними, то чувствуешь себя букашкой. Говорят, что у берегов курганов глубина воды составляет 40 метров. Рядом с  Молодецким Курганом, на Девьей горе стоит обелиск, установленный в честь четырех туристов из Тольятти, утонувших при спасении товарищей.
О разыгравшемся шторме  мы судили по шуму прибоя, доносившемся с моря и по спокойным волнам, идущим вдоль залива.
Во второй половине дня мы погрузились в лодку и отправились домой. Я сидел, как обычно, на корме и управлял мотором. Когда  подплыли к устью Усы, мы попали в «стоячие» волны: вода, как будто кипела, на поверхности воды возникали огромные бугры и ямы, лодка то зарывалась в воду, то  оказывалась на вершине волны. Кое-как преодолев это место, мы начали выходить в море. Вот где мы почувствовали силу ветра! Поверхность моря была сплошь белой от брызг, срывающихся с гребней волн. В лодку через корму, борта и сверху от брызг стала поступать вода, Василий начал вычерпывать ее большой консервной банкой, дети притихли и побледнели. Я представил себе, что волной зальет карбюратор мотора, он заглохнет и нас понесет на скалы. Тут уж никто не спасется. «Надо поворачивать назад!» - решил я, и, уловив момент, когда волны поутихли, я резко, но удачно развернул лодку в противоположную сторону. Следует отметить, что этот маневр очень опасен: если сильная волна ударит в борт лодки, то она может перевернуться.
- Толя, ты струсил? Зачем ты повернул назад? – спросила меня Людмила Понетаева.  Я промолчал. Позже она убедилась, что мы вернулись не напрасно.
Оказавшись на берегу, начали обсуждать ситуацию. Я сказал, что в такую погоду я ни за что не поеду, так как мы рискуем жизнью детей.
- Давайте примем такое решение, - сказал я, - я останусь здесь и буду хоть неделю ждать тихую погоду, а вы все поезжайте на «омике» домой.
- Я тебя не брошу одного, я тоже останусь, - сказал Василий, - а может оказаться, что «омик» в такую погоду не придет, тогда будем все здесь «загорать», - добавил он.
В те годы между Новым Городом и Березовкой по расписанию курсировал большой пассажирский катер «омик». 
 Стали  ждать прихода катера. Собрали оставшиеся продукты,  их было не много. Не было хлеба. До прихода «омика» оставалось несколько часов. Решили сходить в Березовку, купить что-нибудь из продуктов, но до нее не дошли, наткнулись на гороховое поле. Набрали много спелого гороха, сварили пюре -  всем понравилось.
В полдень с противоположного берега приплыла лодка. В ней сидел паренек в одних плавках, с ним был аккордеон и больше ничего – ни одежды, ни палатки, ни еды. Лодка наполовину была заполнена водой. Все, кто был на берегу, подошли к нему. Он сказал, что ищет друзей,  которые должны быть на Усе, но их тут не оказалось. Его уговорили никуда больше не плавать, группа молодых людей предложила ему место в палатке, одежду, еду,  и он остался. Вечером он развлекал всех игрой на аккордеоне, были танцы, пелись песни.
Вечером, с опозданием, пришел катер. Оказывается, чтобы уменьшить качку, он отправился из Нового Города сначала вдоль берега вниз по течению и, когда направление ветра совпало с направлением на Усинский залив,  пошел наискось через море. Пассажиров на катере укачало, о чем свидетельствовали рвотные массы на палубе.
Мы посадили женщин и детей на «омик», затем отправились ставить палатку, заготавливать хворост для костра, немного порыбачили, но ничего не поймали.
Обратно катер возвращался по противоположному курсу – т.е. против волны, затем под прикрытием берега – на причал.
Женщины стояли на палубе и с тревогой наблюдали за лодкой, которая плыла посреди моря, в которой различались две фигуры. Они предположили, что я и Василий, отправив жен и детей на катере, решили   вернуться на лодке налегке. А тут подошел к ним один из пассажиров и «подлил масла в огонь»:
- Эти не доплывут, будут кормить рыб.
Затем лодка пропала из виду то ли из-за увеличившегося расстояния, то ли на самом деле перевернулась. Естественно, женщины провели дома тревожную ночь.
 Переночевав, я обратился к Василию:
- Вася, поезжай домой на «омике», успокой наших жен, а я буду ждать погоду.
- Я не могу тебя бросить одного, - повторил он вчерашний аргумент.
- А что мне одному сделается? Смотри, сколько здесь таких, как мы. Да и жрать нечего. Остатков еды мне одному хватит на дольше, чем на двоих.
Кое-как уговорил. Позавтракали гороховым пюре  - оно уже в глотку не лезло. Вот, если бы была картошка!
Наконец, я отправил Василия на катере домой.
От нечего делать я зашнуровал палатку, попросил соседей присмотреть за лодкой и палаткой, взял удочку и пошел через лес к заливчику возле Березовки. «Если ничего не поймаю, зайду в деревню, что-нибудь куплю» - подумал я.
Залив был мелкий, шторм почти не ощущался – только за спиной шумели макушки деревьев. Я зашел по колено в воду и забросил удочку, наживив червя.  Глубина на месте поплавка была меньше полуметра. Вдруг поплавок медленно поплыл в сторону – верный признак того, что взяла крупная рыба. Я энергично подсек и из воды выпрыгнула рыбина. Я начал пятиться к берегу, не давая слабины леске – другим способом такую рыбу не вытащить - сойдет,  у меня с собой не было сачка, с ним не было бы проблем. Рыба отчаянно сопротивлялась, металась из стороны в сторону. Наконец, она оказалась на песке, это был килограммовый язь.  «Будет уха!» - подумал я и отправился к лодке.
Неожиданно для меня вечером на «омике» прибыл Василий. У него с собой была огромная авоська с продуктами. Там была картошка, хлеб, лук, масло, колбаса и многое другое, даже какао! Еды – на неделю!
- Ну, рассказывай, - сказал я.
- Когда я пришел к вам домой, Катя побледнела и спросила: «А где Толя, - утонул?». «Успокойся, твой муж жив и здоров!» - успокоил я ее.
Утром в воскресенье ветер ослаб. Мы начали собираться домой. Когда приплыли на левый берег, был полный штиль.


Танкер

На следующий год я и Василий переправили лодку на Волгу. Для этого мы отправились вверх по Усинскому заливу километров на пятьдесят, наняли грузовик за две бутылки самогона, который перевез лодку на берег Волги у села Переволоки. Мы повторили путь Степана Разина, который переправил свои челны и войско на лошадях, но в обратном направлении – с Волги на Усу, далее он спустился вниз по Усе и выплыл на Волгу к Ставрополю-на-Волге, нынешний город Тольятти.  А мы поплыли вверх по Волге к селу Малая Рязань, километрах в десяти от Переволок.
Однажды я и Василий ловили рыбу в двухстах метрах от берега у Малой Рязани. Лодка была поставлена нами поперек течения на якоря, роль которых выполняли огромные камни. Веревки от якорей были привязаны к носу и корме лодки. Способ ловли называется «на кольцо» - запрещенный в те времена метод, который официально назывался «блокировка кормушки с удочкой». Кормушка представляла собой сетку с мелкой ячейкой, в которую на ее дно клали камень весом в несколько килограммов, затем сваренную густую пшенную кашу – килограмма два-три, иногда «для запаха» в нее добавляли жмых или пропущенные через мясорубку жареные семечки подсолнуха, анисовые капли (покупались в аптеке) или просто подсолнечное масло. Кормушка опускалась в воду на толстой жилке. Во время погружения кормушка «дымила» - из нее вымывалась  часть каши, на дно корм опускался с большими потерями. Как только кормушка достигала дна, жилку натягивали и верхний конец привязывали к борту лодки. Течением кормушку относило на несколько метров от лодки. Для успешного лова рыбы должно быть приличное течение реки, а глубина должна быть от пяти до двадцати метров. Течением каша постепенно вымывалась из кормушки и разносилась над дном на большое расстояние. Рыба становится как бы в очередь в струю, насыщенную прикормом, и движется в направлении к кормушке. Теперь начинаем разматывать удочки. На коротком удилище закреплена катушка с леской диаметром чаще всего 0,3 мм, пропущенная через трубочку на конце удилища, обычно в виде пружинки, называемую кивком. На конце лески висит свинцовое грузило весом 50 – 100 граммов с проделанным в нем продольным отверстием, через которое пропущена леска. Грузило упирается в свинцовую дробинку на конце лески. Ниже дробинки привязана пятиметровая жилка с четырьмя – пятью поводками  из более тонкой лески и крючками. Теперь наживляем на каждый крючок пучок червей, или опарышей, или кубик свиного несоленого сала. Затем цепляем грузило к жилке кормушки – это и есть блокировка – и отпускаем снасть. Грузило свободно скользит по жилке кормушки и опускается прямо на нее, а крючки течением относятся от кормушки и ложатся на дно. Если рыба клюнет, то ее даже самый слабый рывок передается на кивок, следует подсечка и вываживание снасти. Обычно, когда рыба вываживается быстро, она ведет себя спокойно, ее как бы парализует быстрое изменение давления. Когда рыба окажется возле лодки, надо быстро ее поддеть сачком, иначе она может очухаться и сделать рывок – тогда прощай рыба, а с ней и крючок. Обычно попадается крупный лещ, реже сом, язь, сорожка, окунь, судак; однажды возле Переволок я вытащил стерлядку. А если ловится ерш, то это верный признак того, что на дне нет крупной рыбы. Значит, или в кормушке кончилась каша, или слабое течение реки и каша не вымывается, или просто крупная рыба «на обеде», т.е. не клюет.    
Мы начали рыбачить во второй половине дня. День был жаркий – около сорока градусов. Клевало плохо. Отраженное от воды солнце слепило глаза. К вечеру стало полегче, но все-таки было душно. Я обратился к Василию с предложением:
- Вася, давай будем рыбачить ночью. По ночам лещ тоже клюет. Темнеет в одиннадцать, а светает в полчетвертого. Все равно у нас нет палатки. Крючки будем наживлять при свете фонарика. Если будем сниматься с якорей, вытаскивать кормушку, сматывать удочки, а утром все делать по новой, то мы потеряем много времени и каши. Уху варить  не на чем, поужинаем и позавтракаем здесь, на лодке, чай есть в термосах. Зато, раньше смотаемся домой по холодку, ведь нам топать до Большой Рязани шесть километров, потом  часа два париться в автобусах.
Василий согласился.       
Когда стемнело, Василий решил поспать, лег на носу лодки и тут же уснул. Меня он всегда удивляет своей способностью засыпать за одну минуту в любых условиях. В последствии, когда мы имели дачи вблизи Переволок, мы с ним ходили зимой на зимнюю рыбалку. Ночевали в моей бане. Стелили матрацы, подушки, одеяла на полатях. Топили печь, было тепло, даже жарко. Василий за разговором на полуслове засыпал, а я ворочался с боку на бок и проводил бессонную ночь. Мне не давали спать … комары. Комары в январе? От тепла они оживали и жужжали над головой, кусались.
Итак, сижу я в темноте, поклевок не видно, но в случае, если бы они были, я бы ощутил их рукой через удочку. От нечего делать смотрю по сторонам. На фарватере туда-сюда снуют суда, от которых волны раскачивают лодку. Вот вниз по течению плывет маленький буксирный катер и тащит за собой огромный плот; вот проплыла самоходная баржа, груженная щебнем; а вот проплывает огромный пассажирский теплоход, весь в огнях, на палубе – танцы, слышна музыка.
Я оглянулся назад и обомлел: прямо на нашу лодку, в пятидесяти метрах от нас плывет огромной высоты судно.
- Вася, смотри! – заорал я – на нас прет корабль!
Василий проснулся и, глянув в сторону фарватера, сказал, увидев в ста метрах проходящее мимо нас судно:
- Далеко, чего ты испугался?
- Не туда смотришь, - и показал ему, куда надо смотреть.
Когда он понял, в чем дело, он соскочил на ноги и принял изготовку к прыжку в воду, но прыгать не стал, а крикнул мне:
- Свети фонарем!
Я быстро включил фонарик и начал делать им круговые движения. Нас заметили с корабля, судно застопорило ход, его корма повернулась в сторону берега, на нас направили ослепительный луч прожектора, после чего судно двинулось в сторону от берега, пройдя мимо нас в двадцати метрах. Это был огромный танкер «река-море». Он способен плавать не только в реках, но и в  океане. На наше счастье, он был с пустыми танками, так как возвышался над водой метров на десять. Когда танкер заполнен нефтью, он торчит над водой всего на метр. Будь он груженым, он не смог бы застопориться так быстро, как сейчас, и разнес бы нашу лодку в щепки, а где бы были мы, горе-рыболовы? Почему он шел в стороне от фарватера, ограниченного справа и слева красными и белыми буями, на которых ночью горят фонари соответствующего цвета, – для нас осталось загадкой.   
      
На островах

В середине  семидесятых годов у нас создалась большая компания, костяк которой составляли сотрудники Проектного управления. Это были: Людмила и Василий Понетаевы, Галина и Виктор Лавреневы, Валентина и Валентин Кириченко, Екатерина и Анатолий (т.е. я) Лившиц,  Нелли и Геннадий Лукомские, Валентина и Виктор Громовы, Инна Шеина, Нина и Анатолий Евполаевы, Людмила и Михаил Туркины, Людмила и Евгений  Дворниковы. Нам всем было от тридцати пяти до сорока лет. Мы всегда этой компанией отмечали дни рождения, праздники или просто собирались для отдыха на природе. Это было самое счастливое и веселое время в нашей жизни. Увы, приходилось и хоронить погибших.   
 Одно лето наша компания по воскресеньям отдыхала на островках возле берега моря. От заводского профилактория спускались на берег  и шли по нему рядом с лесом в сторону Портпоселка.  Туда мы брали своих детей. На остров мы переходили вброд, когда вода была теплая и невысокая. При высоком уровне воды переплавлялись на резиновой лодке. На островках не было деревьев, так как весной они полностью затапливались водой. По пути нагружались хворостом для костра. Брали туда удочки, но рыбачили мало. Острова песчаные, местами поросшие травой. Купались, загорали, играли в бадминтон, волейбол, футбол. Было и застолье, правда на покрывалах, расстеленных на песке, разумеется, и выпивка. Готовиться к походу начинали с пятницы. Женщины Проектного управления обзванивали всех членов компании, составляли список желающих пойти на пикник, разрабатывали меню, поручали каждому, что приготовить для салатов, что и сколько закупить. Те, женщины, которые  работали в субботу (в то время мы работали на шестидневной рабочей неделе: у каждого индивидуальный график выходных –  одна суббота рабочая, вторая – выходная, и один «скользящий» выходной среди недели), бегали по магазинам закупать продукты – тут уж было не до работы! Удивляло то, что с провизией женщины никогда не ошибались: продуктов всем хватало вдоволь, но и ничего не оставалось несъеденного.
Однажды  кто-то из женщин принес на пикник самодельное сладкое вино, в которое мы, мужчины, тайком от них добавили очищенный самогон. Вино им понравилось, они пили его больше, чем обычное магазинное, они прилично опьянели. Они были веселы и озорны. Вот они собрались в кучку, пошептались и начали приближаться к одному из мужчин. Подойдя к нему сзади, они сдернули с него плавки. Сверкнули белые ягодицы, раздался смех. Теперь они начали нападать на других мужчин с той же целью – сдернуть плавки. Мы начали защищать друг друга, завязалась борьба, образовалась «куча-мала». В один из моментов я, пятясь назад, споткнулся о чье-то тело и упал на спину. Мужчины отшвыривали женщин в стороны, и вот мне на грудь всей своей массой села Инна Шеина, отброшенная кем-то из свалки. По бокам грудной клетки у меня хрустнули ребра. Сначала на меня никто не обращал внимания, я не мог подняться, но Инна первая поняла, что со мной что-то неладное и уняла борьбу.
Домой идти мне было трудно, больно дышать. Меня поддерживали за руку. Впоследствии в течение двух недель у меня болели ребра, трудно было чихнуть, кашлянуть, зевнуть, спать на боку, но постепенно все прошло, к врачам я не обращался. Думаю, что на ребрах у меня были трещины.

Преисподняя

   Это произошло 11 февраля 1975 года. В свой «скользящий» выходной я был на рыбалке на море, напротив Нового города, километрах в двух от берега. Погода была относительно теплая – градусов пять мороза, но ветреная. 
 Я возвращался домой почти без улова, часов в шесть вечера подошел к берегу. От самой кромки льда наискось шла накатанная на снегу автомобильная дорога, вернее, колея. Рядом с ней в сорока метрах от меня была сторожка, а вокруг нее – лодки: зимой лодки так же охранялись, как и летом. Возле сторожки лаяла собачонка.
Впереди меня был довольно высокий, но не крутой берег. «Пойду-ка я напрямую, выйду как раз к строящейся гостинице на улице Юбилейной» - решил я, чтобы сократить путь. Снегу был мне по колено. Не прошел я и десяти шагов, как полетел вниз! Оказывается, я провалился в канализационный колодец, сверху занесенный снегом. Падал я медленно, как на парашюте, за спиной у меня был рюкзак, на левом плече – бур. Вместе со мной обвалился снег, который до этого как бы исполнял роль крышки колодца. В общем, я опускался как поршень в цилиндре. Первая мысль была: «слава Богу, на мне ни одной царапины!». На дне колодца лежала толстая доска, а под ней был бетонный лоток, в котором журчала вода. Это была ливневка. Колодец состоял из двух бетонных колец диаметром и высотой по одному метру, люк еще не был установлен. Над колодцем – снег толщиной полметра. Скобы в стенках колец отсутствовали. С верхнего торца второго кольца свисала до дна колодца толстая многожильная алюминиевая проволока, на конце ее была сделана петля. «Однако, надо выбираться, но это будет нелегко сделать» -  подумал я. Верхняя часть колодца была обледеневшей. Я выбросил бур и рюкзак наружу, уперся спиной на стенку колодца, ногами – на противоположную стенку, затем руками за спиной стал поднимать себя вверх, потом по очереди переступал ногами. Когда верх колодца был уже близок, я решил ухватиться за него руками, но тут почувствовал резкую боль в левом плече и свалился на дно. Боль была невыносимая, особенно при поднятии руки хотя бы до уровня плеча. Я отдышался, начал думать о дальнейших своих действиях. «От чего боль? Видимо, при падении бур, висящий на плече, ударил меня, причем сгоряча я боли не почувствовал» - решил я.
Вторая попытка привела к еще большей неудаче – я не представлял себе завершающего этапа из-за бездействующей руки.
«Может быть, меня услышит сторож?» подумал я и начал кричать:
- Помогите-е-е! Помогите-е-е! Спаси… - но это слово я не докричал, уж больно оно показалось мне слишком жалостливым.
Вскоре я убедился, что криком не поможешь – сторож не услышит. Слишком велико расстояние, к тому же, ветер усилился, началась метель, снег, гонимый ветром, летел горизонтально. Я достал сверху рюкзак и бур и опустил их на дно колодца.
Я присел на корточки, чтобы отдохнуть и обдумать план действий. В голову полезли нехорошие мысли. «Сколько дней я смогу прожить в колодце?  Хорошо то, что здесь тепло – не замерзну. Чай из термоса выпит, но с водой я бедствовать не буду: достаточно протянуть руку вверх – и вот он, снег. Хуже с едой. В рюкзаке остались несъеденный бутерброд и пойманные четыре стограммовых  окуня. Пожалуй, две недели протяну. Обнаружат меня, вернее мой скелет весной ребятишки или строители канализации, которые придут устанавливать на колодец люк. Погибать в сорок лет – ой, как не хочется! Жена и друзья организуют завтра поиски, но где меня искать? Я никому не сказал, на какой водоем я пошел рыбачить. Ищи-свищи ветра в поле!»
Стало темнеть. Однако, надо спасать себя. Я сделал вторую петлю на проволоке на полметра выше первой. Нижняя петля теперь стала выше, чем была до этого. Я снял пальто, шапку-хрущевку, сложил их на рюкзак, встал на это возвышение, вдел ногу в нижнюю петлю и полез вверх, как прежде. С трудом дотянулся второй ногой до верхней петли. Проклятье! Не могу освободить ногу из нижней петли, она затянулась вокруг носка валенка. Я подтянул ее к верхней ноге и начал стаскивать петлю  пяткой. Это удалось мне с большим трудом после нескольких попыток. Силы были на исходе. Но вот спиной я почувствовал, что она достигла наледи на стенке колодца. Теперь спина под усилием ног начала скользить вверх и вдруг я почувствовал, что лопатки вдавились в снег. Я принял горизонтальное положение – своеобразный мостик. Теперь пятки и лопатки оказались на верхних краях колодца. Что дальше? Если упаду, то ноги и голова окажутся сложенными вверху, я ударюсь нижней частью спины о дно колодца. Так можно сломать позвоночник! Из последних сил я поднял правую руку вверх, затем правой ногой и рукой сделал резкое круговое движение влево и удачно перевернулся! Мое лицо оказалось в снегу, а все тело лежало вне колодца. Мое состояние было такое, будто я пробежал четыреста метров за сорок секунд. Я пролежал в снегу с минуту, затем поднялся и поплелся к сторожке.  В колодце я пробыл полтора часа.   
    Сторож подшивал валенки. Выслушивая мой рассказ, он пристально посматривал на мою седую голову, видимо, решил, что я поседел, сидя в колодце. Затем взял лестницу, фонарь и пошел за мной. Он сам спустился в колодец, достал мои вещи и сказал:
- Хорошо, что ты упал в этот колодец, а не в соседний. Он тоже без крышки, его глубина восемь метров.
*  *  *

Рабочий день я закончил с трудом – болело плечо. Вечером пошел в травмпункт. Врач и я осмотрели рентгеновский снимок, на нем ничего подозрительного не было видно.
- Видимо, у Вас ушиб. Со временем все заживет.
В последующие дни я носил руку на повязке, подвешенной на шее. Естественно, сослуживцы спрашивали, что с моей рукой. Когда я рассказал, я стал объектом дружеских насмешек.
- Чуть не погиб в родной стихии, - сказал Ю. И. Либерман, имея в виду мою специальность «водоснабжение и канализация».
На третий день плечо распухло, поднялась температура. Я вновь обратился в травмпункт. На новом снимке отчетливо было видно, что от основной кости отошла на три-четыре миллиметра косточка в виде выпуклой с одной стороны и плоской с другой стороны линзы.
- Сросшийся перелом большого бугра, -   сказал хирург, - будет долго болеть, надо лечиться, и дал мне направления на лечебную гимнастику и массаж.
Если руку держать в опущенном положении, то другой можно нащупать этот большой бугор.
Я прошел курс массажа и два месяца ходил на лечебную гимнастику. В течение года я не мог поднять руку вертикально вверх, мне трудно было держаться за поручни в автобусе. Постепенно плечо зажило. Ю. И. Либерман время от времени спрашивал:
- Ну, как, заживает твоя клешня?       

Фанат

Однажды, в конце марта, я пошел на рыбалку по «последнему льду». Лед был синий, на поверхности проступала вода. Несмотря на толщину, можно легко провалиться. Дело в том, что весной лед меняет структуру: вместо монолита он становится как бы составленным из продольных кристаллов, как будто он состоит из слипшихся сосулек.
Я с собой прихватил пенопласт кубической формы со стороной примерно сорок сантиметров: это - и спасательное средство, и сидение на рыбалке. Перед тем, как ступить на лед, я снял рюкзак с пенопластом и взял его в левую руку, в правой нес бур в развернутом виде, вместо шеста, который носят по ненадежному льду в горизонтальном положении: в случае провала можно опереться на шест, который своими концами ляжет на лед.
 Справа от меня, в двухстах метрах от берега сидела кучка рыболовов. К ним вела натоптанная за зиму тропинка из нерастаявшего снега  - более надежное место для прохода по льду. Я решил пройти в другое место, не по тропинке. Пройдя метров сто, я … провалился по пояс. Не было ни малейшего испуга, так как я был готов к этому каждую секунду. И бур, и пенопласт сыграли свою роль, я выскочил на лед, как пробка. Осторожно пошел обратно по своему следу. Выйдя на берег, я вылил воду из резиновых сапог, выжал носки и снова обулся. Решил идти рыбачить, теперь уже по тропинке. Но тут почувствовал, что стал замерзать, хотя температура воздуха была плюсовая. Делать нечего, поехал на автобусе домой.
Дома высушил утюгом брюки, носки, принес со двора  мешочек со щебенкой, нагрел ее на плите и высыпал в сапоги. Через полчаса сапоги были сухими. И вновь поехал на рыбалку – не пропадать же выходному дню!

2004 г.