Начало
Однажды с родителями и братом мы пошли отдыхать на Стадион (так мы называли парк культуры и отдыха им. Кирова на большом острове). Было мне тогда семь лет.
На Хасановском острове я увидел рыболова. Я получил разрешение у родителей понаблюдать за рыболовом и перешел через Холодный Бродок. В самом устье Бродка воды было мне по колено.
Паренек закидывал удочку, поплавок проплывал по течению метр – два, затем он уходил под воду, следовала подсечка, и на крючке трепыхался чебачок. Рыболов снимал рыбку с крючка и клал ее в корзину, которая была наполовину притоплена в воде. Корзина быстро наполнялась рыбешкой. Удилище было сделано из ивового прута, леска – из плетеного конского волоса (жилку в то время еще не изобрели), поплавок – из гусиного пера. Крючок был мелкий. На него он наживлял зернышко распаренной пшеницы.
- А что это у Вас выше крючка? – спросил я.
- Это грузило – ответил он.
- А для чего?
- Чтобы крючок быстрее погружался в воду. Отойди от меня подальше, иначе зацеплю тебя крючком за нос!
Домой мы возвращались со срезанным ивовым прутом.
На следующий день я скрутил втрое из белой нитки леску, выстругал из щепки поплавок, где-то раздобыл крючок и свинцовую дробинку – и удочка готова. Осталось ждать следующего воскресенья, чтобы вновь пойти с родителями на Стадион: одного меня родители на Иртыш не отпускали.
И вот мы на острове. Я накопал червей и начал рыбачить в Холодном Бродке. У меня не все получалось: поплавок не принимал вертикальное положение – очевидно вес грузила не согласовывался с массой поплавка; иногда запутывалась ниточная леска, не всегда удавалось закинуть удочку подальше от берега. Но вот, все в порядке, и я замер в ожидании. Вдруг поплавок задрожал на поверхности воды, я чересчур сильно выдернул удочку, и чебачек перелетел через мою голову. Радости не было предела.
Часа за два я поймал четыре рыбки. Так я стал рыболовом на всю жизнь.
Марат
Когда я немного подрос, мы с братом Витей стали ходить на рыбалку без родителей, чаще всего тайком от них. Рыбачили на Симпалатинке. Удочки у нас были более совершенными, чем в первую мою рыбалку. На рынке я покупал жилку, кованые крючки, гусиные перья для поплавка.
Однажды к нам подошел Марат Тлевгабулов и попросил у меня удочку порыбачить. Я дал. Но, вместо того, чтобы забросить снасть, он оборвал крючок, снял поплавок и сказал:
- Мне пригодится!
Мы возвращались домой без удочек и без рыбы.
Так повторялось несколько раз.
Он появлялся внезапно, то сзади, то, переплыв Симпалатинку, и мы не успевали смотать удочки и убежать. В последний раз он отобрал у меня всю удочку – бамбуковое удилище, жилку и все остальное.
С тех пор мы решили ходить на рыбалку большой компанией.
Напротив мелькомбината
Несколько лет подряд мы (пять – десять пацанов) ходили на остров не столько на рыбалку, сколько купаться. От моста было полчаса ходу, и вот мы на главном Иртыше. На противоположном берегу возвышалось огромное здание мелькомбината. Место для купания и рыбалки было не очень привлекательное. Дно и берег были галечниковые, пологие, и, чтобы достичь приличной глубины для купания, приходилось идти по скользкой гальке десяток метров. Течение было сильное. На берегу были островки песчаных пляжей, где мы загорали. Песок был раскален настолько, что ходить по нему босиком было невозможно. Чтобы раздеться и не обжечь ноги, мы зарывались ими в песок. Подошвы наших ступней были к концу лета закалены и покрывались толстой кожей, которая сползала зимой. Под ней была нежная розовая тонкая кожица. Мы легко бегали по галечнику босиком, не ощущая неудобств. Место было, как правило, безлюдное, и это нам нравилось. Когда мимо проплывал пароход, мы с веселым криком бросались в воду, чтобы побарахтаться на волнах. Однажды летом на берегу был сооружен мостик, уходящий вглубь. Он был построен для причала катера – удобное место для ныряния. Если нас было не менее восьми человек, то мы друг за другом разбегались по мостику и бросались вниз головой в воду, на лету выкрикивая каждый свою фразу:
- Спекулянт
- Молодой,
- В жопу
- Раненный,
- На базаре
- Спекульнул
- Рыбой
- Жареной.
Иногда рыбачили. Стоя по колено в воде, забрасывали удочку без поплавка, на конце лески было привязано приличное грузило, а поверх его пара крючков. Такая удочка называется донкой. Поклевку видно было по дрожанию лески, а так же она передавалась через удилище и ощущалась рукой. Ловились в основном пескари – мелкая, но вкусная рыбешка. К ногам подплывали пескарики и назойливо пощипывали за пальцы ног. Приходилось переминаться и их отпугивать. Пойманную рыбу нанизывали на кукан, который был привязан к штанам. С такими неудобствами долго не порыбачишь, приносили домой не более двадцати рыбешек.
Бывали случаи, когда во время жаркой и тихой погоды на горизонте, на юго-западе появлялось, казалось, безобидное темное облачко. Это приближалась пыльная буря. Не мешкая, мы спешно сматывали удочки, хватали одежду и бежали в какое-нибудь укрытие – чаще всего это был лес, до которого бежать было не близко. Налетал ураганный ветер с пылью и песком, становилось темно и жутко, деревья гнулись под напором ветра, как тростинки. Затем разражалась гроза, молнии с треском полыхали где-то рядом, и начинался ливень. Ветер постепенно стихал, крупные капли дождя падали вертикально и … дождь внезапно прекращался. Вновь светило солнце, воздух становился чистым и прозрачным, дышать было легко. Мы возвращались домой, постепенно согреваясь и обсыхая, любуясь радугой на зловещей туче, которая уходила на северо-восток.
В жаркую погоду иногда налетал смерч – довольно грозное явление. Конечно, сравнивать его с американским торнадо нельзя, но попадать в него опасно. Как правило, смерч двигался в одном направлении, но по какой-то ломаной линии, то останавливаясь, то убыстряясь. Его диаметр составлял несколько метров, а высота – десятки, если не сотни, метров. Высоту эту видно по столбу пыли и летающим предметам – в основном это клочья бумаги. Однажды я случайно попал в такой вихрь. Глаза, уши, нос, рот – все было моментально забито песком, а голые ноги были посечены крупным песком и мелкими камушками. Однажды сильный смерч налетел на городской рынок, для всех он был неожиданным; в павильоне фотоателье, где вместо крыши были стеклянные рамы, не осталось ни одного стекла. Говорят, что у одного торговца унесло полмешка махорки, некоторые люди лишились денег.
Однажды мы загорали на своем излюбленном месте. Вдруг выше по течению из-за деревьев раздался ружейный выстрел. Через несколько минут на поверхности реки, метрах в тридцати от берега, мы увидели убитую большую черную птицу с распластанными крыльями. Несколько пацанов бросились за ней вплавь, достали. Это был коршун.
- Что будем делать с ним? – спросил один из нас.
- Давайте, отнесем в Дом пионеров, там из него сделают чучело. Я видел там много чучел, но коршуна там нет.
- Вот ты и отнеси!
- Но я не пионер.
- Лучше поджарим на костре – предложил Валька Чебачев.
На том и порешили.
Когда птицу ощипали, то оказалось, что она совсем небольшая: по габаритам ее можно было сравнить с большим куриным цыпленком, но никак не с курицей.
Сделали вертел из прутика, поджарили. Нашелся смельчак, оторвал лапку, откусил. Мясо было жесткое и совсем не жирное. Затем попробовали остальные.
- На курицу похоже.
- По-моему, на баранину.
- На суслика или на крысу. Я ел сусликов, - сказал Вовка Чепурнов.
- Без соли не вкусно.
- Дерьмо…
На Старом Иртыше
Когда мы были более взрослыми подростками, мы пару лет ходили рыбачить на Старый Иртыш.
Старый Иртыш – это очень широкий рукав Иртыша – метров двести, если не больше. Однако по нему не ходили пароходы. Видимо, где-то было параллельное основное русло реки.
На рыбалку мы шли через весь город, мимо церкви. Думаю, что расстояние до места рыбалки было не менее восьми километров.
Просыпались рано – часа в четыре. Я вставал по будильнику, съедал яйцо, сваренное всмятку, выпивал стакан чаю и выходил во двор. В это же время выходил Ефим Севрюков, который был самым старшим по возрасту из нашей компании. Жил он с матерью в подвале нашего дома. Во время войны они эвакуировались из Белоруссии. Отец погиб на фронте. Как правило, мать провожала Ефима на рыбалку и говорила:
- Яхвима, надень хвухвайку! – она протягивала ему латанную-перелатанную телогрейку.
- Нет, мама, будет тепло, - отвечал он.
На улицу, из дома напротив выходил Валька Чебачев, иногда с ним был его двоюродный брат Эдик.
Затем мы шли к Витьке Бочкареву. Я стучался в окно барака, просыпалась его мать, тетя Валя. Увидев меня, она, улыбнувшись, будила сына. Почему-то она считала, что я положительно влияю на Витьку, и охотно отпускала его со мной куда угодно. Витька пулей вылетал из дома с удочкой и банкой с червями, сонный, зевающий, неумытый. Так набиралось нас пять-шесть пацанов.
Часов в шесть мы были на месте.
Берег был не очень удобен для рыбалки. Приходилось стоять рядом с кустарником, удочки то и дело цеплялись за ветки. Клев обычно был хороший, ловились чебачки, иногда попадались окуньки и пескари. Больше всех добывал рыбы Ефим, каждый раз он стремился побить свой же рекорд. Однажды он поймал двести двадцать рыбешек. Его мать с восторгом встречала его с пойманной рыбой – они жили в нищете, рыба для них была хорошим подспорьем.
У меня не хватало терпенья ловить рыбу одного и того же размера, эта «работа» казалась мне монотонной, и я то и дело менял место рыбалки, надеясь поймать экземпляр покрупнее. Из этого ничего не выходило, и я приносил домой тридцать – сорок штук.
Домой мы возвращались под вечер, усталые, голодные, с подвяленной на жаре и на ветру, с «запашком» рыбой, болтающейся у нас на куканах.
…Однажды рядом с нами отдыхали молодые люди – два парня и две девушки. Недалеко от берега стояла брезентовая палатка. Парни переплыли на другой берег и загорали на песке.
Через некоторое время девушки начали кричать:
- Ребята, плывите к нам!
- Саша, Сережа, нам скучно!
Полежав еще с полчаса, парни нехотя поднялись и двинулись по берегу против течения, рассчитывая, чтобы пристать к нашему берегу как раз в том месте, где их ждали девушки.
Плывущих ребят мы увидели как раз напротив нас, когда до берега оставалось метров тридцать. Видно было, что они выбились из сил, они почти не приближались к нам, их несло течением. Они были рядом – в двух метрах друг от друга.
Один из парней начал кричать:
- Тону! Тону!
Второй, который не кричал, начал тонуть. Он почти не работал руками, но вот он, собрав последние силы, поплыл, но вновь прекратил борьбу. Он совсем ушел под воду, потом его голова показалась из воды наполовину, опять погрузилась, затем показалась только макушка и – все… Больше мы его не видели. Девушки заголосили:
- Сережа, плыви! Сережа, где же ты?
А Саша продолжал кричать:
- Тону! Тону! Тону!
Вдруг из-за кустов выскочила лодка и стремительно понеслась к месту трагедии. На весла налегал мужчина средних лет, он до этого рыбачил с лодки недалеко от нас. Вот он подплыл к парню и быстро втащил его в лодку. Затем они начали вглядываться в воду, надеясь увидеть тонущего. Течением унесло их далеко от нас, рыбак опускал шест в воду, надеясь нащупать им утонувшего парня, но это ему не удалось…
Девушки громко плакали, причитая:
- Сережа, Сереженька, на кого ты нас покинул? Сереженька, вернись!..
…Нам было не до рыбалки. Мы смотали удочки и, удрученные, молча побрели домой.
Больше мы не ходили на Старый Иртыш…
На линя
В шестидесятых годах я работал в проектном институте в Жана-Семее (левобережный район Семипалатинска), рядом был дом, в котором была наша квартира.
По выходным дням я ездил по проселочной дороге на рыбалку на велосипеде вниз по левому берегу Иртыша, километров за десять. Места там живописные, течение реки спокойное. Рыбы привозил немного, но получал удовольствие от активного отдыха и отсутствия городской суеты. По пути я пересекал маленький ручеек, затем путь пролегал вдоль его берега. В одном месте ручей расширялся и превращался в небольшое озерцо. Ширина его была метров семь, а длина метров тридцать. Из него вытекал тот же ручей, чтобы продолжить свой бег и где-то далеко слиться с Иртышом. Я иногда останавливался на берегу озера, гадая: «есть тут рыба, или нет?». Обычно рыба во время жора «сплавляется» - она подплывает к поверхности воды и собирает плавающих насекомых или другой корм, при этом на поверхности воды расходятся круги волн. В своей жизни я иногда наблюдал, как вода «кипит» от сплавляющейся рыбы, когда она стаей кормится у поверхности воды. Но нет, здесь все было спокойно. Поверхность озера была покрыта листьями водорослей, лилиями и кувшинками. «Красиво, но место для рыбалки негодное» - думал я и продолжал путь на свои излюбленные места.
…Как-то раз я рыбачил на своем обычном месте, но погода стояла ветреная, рыба «не шла». «Поеду-ка я домой, а по пути остановлюсь на озере», решил я.
Недалеко от берега озера я увидел на поверхности воды «окно» - свободное место от водорослей, насадил червя и забросил туда снасть. Вдруг поплавок, как бы нехотя, медленно зашевелился и пошел под воду. Я подсек и почувствовал, что на конце что-то тяжелое. «Зацеп за траву», решил я, но в следующее мгновение понял, что на крючке крупная рыба. И вот на поверхности воды показалась ее темно-коричневая спина. Я подвел рыбу по поверхности воды к берегу и достал ее рукой. «Красавец линь. Граммов на четыреста потянет!» - обрадовался я.
Снова забросил удочку. Поклевка не заставила себя ждать. Вытащил точно такой же экземпляр. За каких-то полчаса я выловил одиннадцать линей, и все одного размера. Затем клев прекратился. Простояв еще около часа и не дождавшись поклевок, я поехал домой. Дома взвесил улов, оказалось около четырех килограммов!
На работе я рассказал сотрудникам о своей удаче.
- Поехали на моей машине в выходной на то озеро – предложил мне Виктор Гузенко. На том и решили. У Виктора был «горбатый» «москвич».
В субботу рано утром он заехал за мной. На багажнике «москвича» была закреплена складная металлическая одноместная лодка. Стальные части лодки были соединены между собой прорезиненной тканью.
- А лодка для чего? – спросил я.
- Пригодится, – уклончиво ответил он.
…И вот мы на месте. Я расторопно приготовил снасть и занял свое прежнее место.
Виктор снял лодку с багажника, собрал ее на траве, спустил на воду и сел в нее. «Так себе суденышко, ненадежное» - подумал я.
Но что это? Виктор начал разматывать сеть. В те времена ловля рыбы сетями была строго-настрого запрещена, вплоть до привлечения к судебной ответственности.
Виктор закрепил начало сети к берегу и потянул ее к противоположному. Когда лодка дошла до середины озера, сеть начала «ходить ходуном» от запутавшейся в ней рыбы. Виктор привязал сеть к кустам на другом берегу и тотчас же начал вынимать пойманную рыбу, приподнимая сеть над водой. При первом проходе от одного берега до другого он вытащил двадцать линей. Затем последовал второй проход, третий… За всю так называемую рыбалку Виктор вытащил пятьдесят линей. Все они были одного размера – точно такого же, как у меня неделю назад. А у меня не было ни одной поклевки. Я очень расстроился, досадуя на себя за то, что пригласил Виктора на эту рыбалку. Дело в том, что я не признаю ловлю рыбы сетью, здесь нет спортивного азарта, как при ловле удочкой.
Домой мы ехали молча – я не поддерживал разговор. Виктор посчитал, что я обиделся на него за то, что он «обловил» меня, и предложил мне поделиться уловом. Я отказался и не взял ни одной рыбки.
…Иногда, проезжая на велосипеде мимо озерца, я закидывал удочку, но поклевок не было ни разу. Жаль. Если бы не эта злополучная сеть, мне бы хватило рыбы на несколько рыбалок.
На Зайсане
На озере Зайсан я побывал два раза: зимой и летом.
Зайсан расположен большей частью в Восточно-Казахстанской области, лишь небольшая его часть западным берегом вдается в Семипалатинскую область. В озеро впадает Черный Иртыш, а вытекает Иртыш. После строительства Бухтарминской ГЭС уровень воды на озере значительно поднялся, а площадь его расширилась. Прибрежная полоса озера шириной в несколько десятков метров покрыта камышовыми зарослями – надежным укрытием для браконьеров. В озере много рыбы, самой ценной является сазан. За ним-то и охотятся браконьеры, расставляя сети. В период нереста браконьеры потрошат рыбу, собирая из нее икру, засаливая ее прямо на месте в бочках, а рыбу сваливают в кучи, которые источают зловонный запах. На браконьеров охотятся рыбинспекторы на автомобилях, катерах и вертолетах, уничтожают сети, а браконьеры откупаются взятками, чтобы не быть привлеченными к уголовной ответственности. Кроме сазана в озере водится щука, окунь и другая рыба.
…Однажды зимой меня направили в командировку в Аксуат для решения вопросов по водоснабжению школы, которую должен был привязывать наш проектный институт. Там я встретил партию изыскателей – сотрудников нашего института, которые делали топографическую съемку и исследовали геологию будущей строительной площадки. Их было пять человек, в том числе водитель грузовика. Грузовик был оборудован будкой с сиденьями и печкой-буржуйкой. В первой половине дня я закончил свою работу и от нечего делать начал помогать изыскателям – бегал с рейкой по точкам, которые указывал мне топограф, делавший нивелирную съемку.
- Если мы будем работать такими темпами, то сегодня закончим съемку, – сказал руководитель партии. - Завтра можно будет съездить порыбачить на Зайсане. Ты бы поехал с нами? – обратился он ко мне.
- С удовольствием, но у меня нет снастей и теплой одежды, - ответил я.
- С этим не будет проблем!
Я начал бегать с рейкой, чтобы ускорить работу, но сумерки все-таки успели нас застать. Пришлось шкалу рейки освещать фонариком.
Вечером в гостинице начали готовиться к рыбалке. Я привязал к круглой палочке длиной с полметра толстую леску, которую мне выделили ребята, на другой конец привязал большую тяжелую блесну, леску смотал на два гвоздика, которые я вбил в удилище,– и снасть готова!
- Что будем наживлять на крючки? – спросил я.
- Рыбий глаз, – ответил кто-то.
- Но для этого надо иметь хотя бы одну рыбку, – сказал я. Все рассмеялись. Для меня предстояла первая в жизни зимняя рыбалка, поэтому я задавал наивные, как потом оказалось, вопросы.
Рано утром в кромешной темноте мы тронулись в путь. До озера надо было ехать пятьдесят километров. Мороз был градусов под тридцать. Для меня ребята выделили меховые рукавицы, валенки и брезентовый плащ с капюшоном, который надевался поверх верхней одежды, а моя шуба и шапка были довольно теплые. У остальных рыбаков были овчинные тулупы и шапки, валенки и овчинные рукавицы большого размера, подвязанные на бечевке, пропущенной через рукава тулупа, как это делается для маленьких детей. Как оказалось, это очень удобно для рыбалки: когда надо снять пойманную рыбу и нацепить на крючок наживку, рукавицы моментально сбрасываются и повисают на бечевке.
И вот оно – огромное озеро! В том году зима была бесснежная, безветренная и холодная. Лед на озере был гладким, как зеркало. Машина сходу заехала на лед, ломая камыши, затем выскочила на простор. В кабине сидели трое – я, водитель и руководитель изыскательской партии.
- Поехали в ту сторону, – сказал последний и показал направление чуть влево. Шофер повернул баранку, но машина не подчинилась и начала вращаться на льду. Шофер испугался и побледнел. Грузовик сделал два с половиной оборота и встал. Но, как оказалось, эти «пируэты» были не опасны, так как лед был идеально гладкий, машина в таких случаях не может опрокинуться. Далее поехали на малой скорости.
Наконец, мы на месте. Взошло солнце, смотреть против него на лед было невозможно – настолько ярким было отражение лучей. Казалось, что мы видим серебряную дорогу перед собой. Красота!
У нас было две пешни, начали пробивать лед по очереди. Лед был толщиной сантиметров восемьдесят, работа нелегкая, мы согрелись. Наконец я опустил блесну в воду, уловил момент, когда блесна дошла до дна, о чем просигнализировало леска, дав слабину, затем подмотал леску с таким расчетом, чтобы она находилась от дна в полуметре, и начал «играть» - потрясывал удочкой, то приподнимая, то опуская блесну. Судя по длине опущенной лески, глубина была метров пять.
Вдруг топограф Александр заорал:
- А-а-а! – и выматерился. Мы в недоумении повернули головы в его сторону.
- В рукавицу нассал! - пояснил он, выливая из нее мочу. Мы дружно рассмеялись. Он не видел, что струя была направлена как раз в рукавицу, висящую на бечевке.
- А руку успел засунуть? - спросил кто-то.
- В том-то и дело, - ответил он.
- Ну, и как?
- Теплая, пальцы отогрел, - подхватил юмор потерпевший.
Пришлось ему продолжать рыбалку с голой правой рукой, которую он то и дело засовывал за полу тулупа, а рукавицу он забросил на спину для просушки.
Вдруг один из рыбаков резко взмахнул рукой – поклевка! Пара секунд – и на льду заплясал полукилограммовый окунь.
- Чур, мой глаз! – подскочил к нему сосед.
Они по очереди ловко вытащили глаза окуня крючками своих блесен. Теперь у них была наживка. Оба друг за другом вытащили по окуню, снабдив остальных глазами сородичей. Мне тоже удалось поймать окуня. Иногда попадалась и щука.
- Мелковатая рыбешка, - сказал кто-то. («Ничего себе – мелковатая, почаще бы так!» – подумал я.).
- Поехали на другое место, - сказал другой.
Все начали дружно сматывать лески.
Мне ехать не хотелось. Опять долбить лунки и терять время? Я решил остаться.
- Можно, я не поеду? – спросил я.
- Оставайся!
- Ребята, только будьте в пределах видимости, - попросил я, вспомнив ужасный случай, который произошел в прошлую зиму.
Машина ушла километра за два от меня, а в моем распоряжении осталось несколько лунок. Я перебегал от одной из них к другой, если клев ослабевал. Мне попадались приличные окуни, самый крупный из них килограмма полтора. Я так же поймал две щуки весом один и два килограмма. Я разогрелся от постоянного движения и азарта.
А прошлогодний случай был такой. Об этом писала местная газета.
Трое мужчин и мальчик двенадцати лет – сын одного из них – рыбачили на Зайсане. Погода была неважная, дул свежий ветер, сдувая снег с поверхности льда. Клев был плохой, рыбаки часто меняли место рыбалки. Вот мужчины отошли на приличное расстояние от мальчика, который решил пока остаться на старом месте. Погода ухудшилась, пошел снег, а рыба начала довольно активно ловиться. Рыбаки увлеклись, не замечая бега времени. Через несколько часов мужчины смотали удочки и пошли в сторону, где остался мальчик. Но из-за сильного снегопада его не было видно. Проблуждали до темноты…
На следующий день его так же не нашли, была метель. Только на третий день, когда погода улучшилась и были подняты на ноги дополнительные силы, мальчишку нашли замерзшим, его правая рука по плечо вмерзла в лед. Когда выдолбили прорубь, то обнаружили, что вокруг руки была замотана леска, а на другом ее конце сидела десятикилограммовая щука. Видимо, чтобы не упустить рвущуюся рыбину, мальчишка намотал леску вокруг руки, но сил удержать ее не хватило, и щука затянула руку в лунку…
Рыбалку мы закончили часов в одиннадцать – надо ехать домой, ведь путь не близкий – четыреста километров. Мой улов едва поместился в огромный мешок, а у других рыбаков рыбы было больше. Самый крупный пойманный окунь был килограмма на два, а щука на шесть.
* * *
Однажды летом ко мне подошел Виктор Гузенко и предложил организовать поездку на озеро Зайсан. Оказывается, что в плане работ профкома нашего института в графе «культурные мероприятия» был записан пункт «Организовать коллективный выезд на рыбалку». Я попросил Виктора составить список желающих, набралось восемь человек. Со списком я подошел к директору института и изложил просьбу выделить нам грузовик, сославшись на план профкома. Директор разрешил при условии оплаты нами горючего. Бензин тогда стоил 7 копеек за литр, все желающие ехать на рыбалку согласились скинуться на бензин. Был составлен документ о том, что группа сотрудников такого-то института направляется на оз. Зайсан для проведения культурного отдыха и рыбалки, были перечислены фамилии, имена и отчества участников «культпохода», стояли подписи директора и председателя профкома и печати. Эта бумага нам была нужна в качестве документа, оправдывающего использование государственного транспорта – т.е. грузовика для указанных целей. Старшим группы был назначен я.
Перед выездом все участники поездки собрались, для решения организационных вопросов. Я строго предупредил всех, чтобы никто не брал с собой сети.
- Особенно это относится к тебе, Витя! – обратился я к Гузенко.
Выехали в субботу рано утром, а прибыли на место к вечеру. Вечером решили не рыбачить, поставили палатки, собрали хворост, разожгли костер, приготовили ужин. В ста метрах от нас стояла юрта, в которой жил чабан с семьей, они пасли отару овец. Виктор пошел к чабану и о чем-то с ним разговаривал. Когда он вернулся, я спросил:
- О чем это вы?
- Я спросил у чабана, не продаст ли он нам сазана для ухи, - сказал Виктор.
После ужина улеглись спать, а самые нетерпеливые поплыли на резиновых лодках порыбачить. У Виктора была его любимая металлическая складная лодка.
Еще в сумерках утром отправились на лодках рыбачить. Продравшись сквозь камышовые заросли, остановились на их границе. Привязав лодки бечевками к камышу, размотали удочки. У меня не было своей лодки, поэтому я сидел вместе с ее хозяином – Володей. Наживив червя, я забросил удочку, и поплавок тут же пошел ко дну. Вытащил окуня длиной сантиметров тридцать – мельче, чем зимой, но и это неплохо. Я начал вытаскивать одного окуня за другим, причем все они были одного размера – «стандарт». У Володи на удилище была спиннинговая катушка, и он бросал снасть в два раза дальше, чем я, надеясь поймать рыбу покрупнее, но и ему шел окунь такого же размера. Он стоял в лодке на коленях, и из-за моей головы ловко забрасывал снасть. Поскольку у него уходило больше времени на вываживание, я его «обловил». Но вскоре эта рыбалка стала мне надоедать – никакого разнообразия: насаживание червя, заброс, поклевка, вываживание окуня стандартного размера и т.д. Раз я задержался с подсечкой, и окунь глубоко заглотил крючок. Исколов руки о колючий плавник, я, наконец, извлек крючок из пасти вместе с красными жабрами. Я не стал надевать червя, забросил снасть вместе с жабрами. Клев продолжался в том же духе. Так как наживка сидела очень прочно на крючке, ловля еще ускорилась. Уже жабры потеряли свой красный цвет, а рыба шла непрерывно. Я «отсидел» ногу и решил поменять положение, приподнявшись. И тут же получил сильный удар Володиной катушкой по голове – он в это время закидывал свой спиннинг. Моя кепка оказалась в воде, на затылке выскочила шишка, выступила кровь. Я получил тысячу извинений от Володи, продолжая рыбачить.
В 10 часов клев у всех прекратился. Приплыли на берег, засобирались домой.
В это время к чабану подъехал «козел» - легковая машина, похожая на «виллис». Минут через пять машина подъехала к нам, из нее вышли двое мужчин, один из них в форме, на ягодице висела кобура с пистолетом. «Рыбнадзор» - отметил я.
Он подошел ко мне, представился.
- Сети есть? – спросил он.
- Никак нет, - ответил я, - рыбачили удочками, - и показал улов.
- Какие-нибудь документы есть?
Я показал бумагу.
- Можно, я ее заберу?
- Нет, - ответил я, - нам может пригодиться, если в пути остановит нас ГАИ.
Он достал блокнот и переписал нашу бумагу. Затем залез вместе с помощником на наш грузовик, они перетряхнули все наши уже упакованные вещи, даже сбросили из кузова большой пучок сена, на котором мы лежали в пути. «Ищите, все равно ничего не найдете» - злорадствовал я, так как был уверен, что мы «чистые». Инспектор заглядывал в кабину, под капот, под машину, на лице его была злоба и отчаяние. Он весь взмок от пота. Наконец, он произнес:
- Можете рыбачить спокойно, никто вас не тронет, - и… извинился, сказав, что на озере много браконьеров. Машина с инспекторами ушла.
Мы вновь собрали вещи, а Виктор залез под грузовик и откопал из песка… сеть. Оказывается, он закопал сеть, как только увидел «козла»
По дороге домой мы в кузове автомобиля прилично выпили, закусили, и я начал «пытать» Виктора:
- Сеть ставил?
- Да.
- Когда?
- Ночью, когда вы спали.
- Поймал сазана?
- Нет, только окуней.
- Это твое счастье: если бы рыбинспектор нашел сазана, то по следам от сети он бы определил, как поймана рыба, - сказал я. Следует сказать, что на туловище пойманной сетью рыбы всегда остаются полосы от нитей сети. Я продолжал:
- Ты зачем ходил вечером к чабану? – Виктор замялся. – Колись, Витя!
- Я у него спросил, где лучше поставить сеть на сазана.
- Вот он и «продал» тебя! – сказал я.
Пойманную рыбу нам сохранить не удалось: от жары и восьмичасового пути рыба протухла.
…Дней через десять меня вызвал директор института и показал письмо из Усть-Каменогорска, с Восточно-Казахстанской рыбинспекции, в котором было сказано, что группа граждан (перечислялись все наши фамилии) такого-то числа, месяца, года рыбачила в запретной зоне на оз. Зайсан и подлежит взиманию штрафа с каждого в размере 10 рублей. Я покраснел от стыда и начал оправдываться, уверяя директора, что ни в какую запретную зону мы не въезжали.
- Может быть, Вы и правы, но я вынужден дать указание бухгалтеру, чтобы с вас удержали по 10 рублей, - сказал директор.
Больше всего я боялся позора перед коллективом, денег было не так жалко.
Я написал письмо в Усть-Каменогорскую рыбинспекцию о том, что на месте нашей рыбалки не было никаких указателей о запретной зоне, что рыбинспектор тов. Оразбаев не возражал против нашей рыбалки; я требовал отменить штраф и принести нам извинения, в противном случае мы будем подавать заявление в суд. Ответ не заставил себя ждать; в нем говорилось, что мы действительно находились в запретной зоне и что гранзнаки, уничтожаются браконьерами. На этом все и кончилось. Я понял, что плетью обуха не перешибешь, и не стал действовать дальше.
* * *
Через несколько лет, когда я уже не жил в Семипалатинске, я узнал следующую историю.
Однажды Виктор Гузенко и его коллега по работе Дмитрий (фамилию не помню) рыбачили на небольшом озере. Виктор на своей знаменитой лодке, а Дмитрий на резиновой. Вдруг незаметно налетела пыльная буря. Дмитрий отрезал веревку якоря, выбросил снасть, не стал ее сматывать, чтобы не терять время, и приплыл к берегу, а Виктор замешкался. Дмитрий слышал крики Виктора о помощи. Следует сказать, что резиновая лодка очень устойчива на воде во время шторма, а лодка Виктора была легко потопляема. Говорят, что Виктор не умел плавать, к тому же он был инвалидом с детства – одна нога была сильно изогнута ниже колена и была короче другой. Дмитрий метался по берегу, но спасать Виктора не решился – струсил! Виктор кричал минут двадцать и затих. Так погиб Виктор Гузенко – заядлый рыбак и балагур.