Она умерла два года назад. Мы развелись с ней, когда нашему сыну было не больше двадцати лет. Сейчас ему уже тридцать семь. Он — тяжелый, героиновый наркоман. Получает от города пособие и бесплатную медицину. Каждое утро в медицинском офисе на углу Coney Island и Church он становится в очередь за порцией метадона. Очередь большая. Таких как он в NY много.
Дела мои шли хорошо. Я много зарабатывал, купил себе дом в Staten Island, завел новую семью. Она переехала жить в квартиру на белой стороне Flatbush, на другом берегу улицы начинался черный район. Вместе с ней уехал мой сын. Я помогал им. Раз в месяц выписывал чек на пару тысяч долларов. В День рождения и на Новый год я особо не затруднял себя выбором подарка, а просто выписывал чек.
Недавно я прочитал, что если женщину перестают любить, она вянет и быстро погибает, как растение без воды. Включается механизм самоуничтожения – рак.
Замечали, как начинают стареть и быстро умирают любимые собаки, когда в семье рождается ребенок?
Здесь, в Америке, врачи не скрывают от больных диагноз. У вас рак—будем лечить, прогноз следующий...
Когда моей жене объявили приговор, ее слегка заклинило. Она стала вести себя странно. Например, давала милостыню всем побирушкам на Брайтоне в суммах, совершенно не соответствующих ее доходам. Но, по настоящему, странности проявились в отношениях с кошками.
Я потом понял, что кошки помогали ей преодолевать страдания от последствий химиотерапии. Когда пошла первая жесткая химия, она сразу потеряла волосы и ногти. Сеанс — раз в неделю. Первые два дня после процедуры она могла только лежать и рядом с ней, как на дежурстве, всегда лежала одна из трех кошек. Если становилось совсем плохо, приходили и ложились рядом все три.
— Зачем тебе столько кошек? — однажды, раздраженный рассказом о том, как дорого стоило спасение кошки, которая подавилась своей собственной шерстью, спросил я.
— Они лечебные, — сказала она.
Я потом узнал, что у раковых больных есть клубы по несчастью. Собираются они в какой–нибудь реформистской церкви или по квартирам друг у друга. Все друг о друге знают, помогают, сочувствуют, пересылыают друг–другу сообщения о смерти посредством SMS. Встречаются на похоронах. В одном таком клубе она открыла, нет не секцию, а секту поклонников, любителей, владельцев лечебных кошек. Я подозреваю, что моя жена немного лукавила. Никаких специальных лечебных кошек не бывает. Или всякая кошка при надлежащем обращении может быть лечебной. Она, под эту легенду, умудрялась пристроить большое количество кошек из тех, что в силу обстоятельств оказались без хозяев. Каждой кошке она выдавала сертификат, подтверждающий ее лечебные свойства. Ей верили. Моей жене казалось, что совершая такое, несомненно доброе дело, она уговорит кого–то там наверху дать ей возможность пожить со своим больным сыном как можно дольше, потому что понимала, что без нее он пропадет. Ей выделили в высшей инстанции семь лет жизни, и умерла она, уже почти вылечившись от рака, мгновенно и в без страданий. Обширный инсульт.
Мой сын продержался в квартире после того, как умерла его мама, три месяца. Он не платил за квартиру и за услуги тоже. Сперва отключили газ. Его это не сильно обеспокоило, потому что в квартире он почти не бывал, перебрался жить ко мне, но оставил там трех кошек. Следующим в квартире отключили электричество и кошек пришлось срочно эвакуировать в Staten Island. Это были экзотические длинношерстные персидские кошки, с плоскими,как у азиатских божков, мордами. Летом в квартире без кондиционера они бы погибли.
Через неделю после эвакуации супер закрыл квартиру своим замком, а все имущество в квартире арестовал в компенсацию за задержку квартплаты.
Но кошек мы все же успели эвакуировать.
Две из этих трех никогда на улице не были. В первый раз выйдя во двор, они побродили по бэкъярду и вернулись в дом. Маленькая, самая умная, всегда голодная кошка, которую в детстве подобрали замерзающей на улице, сразу удрала. На дворе была весна — самое кошачье время.
Мы нашли фотографию кошки в телефоне у моей покойной жены и на цветном принтере распечатали объявления. Назначили вознаграждение.
Назавтра утром позвонила соседская девочка и сказала, что совсем недавно какую–то кошку раздавила машина на соседней улице. Я пошел смотреть и увидел кровавую лепешку, которая вполне могла получиться из кошки, если бы по ней проехалось несколько машин. Цвет шерсти совпадал. Кажется, это была наша кошка. Я подошел, наклонился чтобы рассмотреть, и вдруг какая–то женщина на велосипеде крикнула мне с противоположной стороны улицы:
— Это не кошка!
— Почему вы так думаете? — спросил я.
— Посмотрите, у нее ручки.
Я увидел, что из лепешки торчит уцелевшая лапка с пятью человеческими пальцами.
— А кто это? – спросил я.
— Не знаю! — крикнула она, пытаясь преодолеть шум проезжающих машин