Вас здесь не стояло!

Дмитрий Ротков
На днях я встретил соседа с первого этажа. Ему за семьдесят. Он выходил из продуктового магазина, и ругался, обращаясь в пространство. Его не устраивали цены на продукты, бездельники (как он выражался) покупающие эти продукты, да и всё вокруг. «Вот раньше!...». Я вошёл в магазин и не стал слушать, что было раньше. Я знал, что он скажет: «Как хорошо было при социализме!»
И вот тут я вспомнил, как я познакомился с ним, соседом с первого этажа. Я был юношей, учился на первом курсе техникума. Он работал сварщиком на заводе. И вот столкнула нас судьба в очереди за хлебом в нашей булочной. Отстояв минут двадцать в этой очереди, и получив в руки (дело было вечером) чёрствый батон, отходя уже от прилавка, он так же ворчал: «Батонов за 13 копеек уже нет, а этот за 20 чёрствый. Сволочи!» И так далее.
Короткая, однако, память у моего соседа оказалась. Он этого не помнит. А я помню. И много чего ещё. Хотя моложе его лет на двадцать.
Помню себя маленьким в этом «прекрасном социалистическом» прошлом. Помню, как мама моя ставила меня в магазине в очередь за молоком, а сама занимала место в другой, за колбасой. Я боялся, что в толпе потеряю маму, и покидал очередь, теряя важное место.
Став старше, я уже самостоятельно вставал в очереди. За всем. За хлебом и кефиром, за колбасой и сыром, за картошкой и квасом, за билетами в кино и на выставку живописи.
Когда я уже работал в проектном институте, помню, стоял на площади у Павелецкого вокзала в очереди за бананами. Три часа стоял. Достались гнилые. Но взял – других уже не было. В те же времена стоял я: в очереди за болгарскими грампластинками – три дня, в очередях в ГУМе и ЦУМе по три-четыре часа за брюками, рубашками, магнитофоном и настольной лампой. На работе разыгрывались места в очередях за китайскими термосами и отечественными цветными телевизорами. Начальник нашей проектной мастерской, помню, 15 лет стоял в очереди на машину. А самые страшные очереди были за спиртными напитками! Помню, как меня, самого молодого работника нашей проектной мастерской, посылали средь рабочего дня за парой бутылок водки и тремя бутылками вина (всё равно какого) к дню рождения кого-нибудь из членов коллектива. Плотная очередь в винный магазин двигалась медленно вдоль улицы. Но в ней соблюдался некий порядок. Спустя три-четыре часа, уже попав в вожделенный магазин, очередь теряла стройность и систему, превращаясь в толпу. Кто-то кричал продавщице: «Люська! Я от Фимы! Дай две поллитры!». Но его отталкивали, редкие женщины в очереди кричали: «Вас здесь не стояло!», мужики сзади напирали, и вот уже кого-то били, а кто-то счастливый, затоваренный портвейном, работая локтями, покидал магазин.
Кто-то может возразить мне: «Это же всё материальные блага. Стоило ли за ними стоять в очередях? О прекрасном надо было думать! О душе!»
Увы. О прекрасном думал. В середине восьмидесятых я узнал о Булгакове. И я встал в очередь на прочтение «Мастера…» Книгу дали на одну ночь. Я не дочитал, но отдал дальше по очереди. На «Песняров» в кассы концертного зала «Россия», зимой, шесть часов простоял. Человек двадцать передо мной оставалось – билеты кончились.
*  *  *
Раннее утро 12 или 27 февраля или августа 197… года. Угол улицы Габричевского и Волоколамского шоссе:
«Ау! Кто крайний?» Пауза. Из толпы рука машет: «Я! Но за мной женщина в сером. Она отошла. А за ней парень в кепке. Сказал, что за углом очередь занял и скоро придёт…»
А над магазином, из окна третьего этажа: «Прекрасное далё-око, не будь со мной жесто-око…»