Осколки

Юрий Камалетдинов
Написано на конкурс Копирайт-К2 «Герой нашего времени», рассказ публиковался под названием «Историческая Родина».
http://www.proza.ru/avtor/konkursk2


Существует нечто, перед чем
отступают и безразличие созвездий,
и вечный шёпот волн, –
это деяние человека,
отнимающего у смерти ее добычу

    (из древнеегипетского текста)



В Казахстане живут люди многих национальностей. Многие приехали сюда добровольно: осваивать целину, строить гидроэлектростанции и заводы. Многих эвакуировали во время Великой Отечественной, и они остались здесь жить. Большое количество людей было переселено и принудительно. С отдельных ссыльных во времена царской Росси до целых народов перед и во время Второй мировой. Переселяли приволжских немцев, дальневосточных корейцев, крымских татар, чеченцев, ингушей, поляков, западных украинцев  и многих других. В отдельные времена коренные казахи составляли меньше половины всего населения. До определённой степени народности смешались друг с другом, переняли что-то из культуры соседей.

После развала Советского Союза пошёл обратный процесс. Люди стали уезжать из Казахстана. Случалось и такое, что члены одной семьи принадлежали разным национальностям. Как раз об одном из таких случаев рассказывается ниже.

***

В столице Казахстана, в Астане, в трехкомнатной квартире типовой панельной пятиэтажки жила многонациональная семья. Семён Файзуллович, пятидесяти трех лет, татарин; его жена, Лилия Генриховна, пятидесяти двух лет, немка; их сыновья: Михаил, двадцати двух лет и Владимир, восемнадцати лет, серединка на половинку, а также жена Михаила, Ирина, двадцати двух лет, русская.

Семён Файзуллович являлся человеком удивительно живого нрава. Друзья и близкие даже и не думали величать его по отчеству. Дя них он был просто «Сеня». Весёлый и общительный, он болтал без умолку. Чтобы вставить хотя бы пять копеек в разговор, приходилось здорово постараться. Казалось, что от постоянных гримас лицо Сени должно быть изборождено сетью морщин, но его гладкости могла позавидовать любая лысина.  Работал Сеня электриком  и утверждал, что подзаряжается живительным электричеством.

Супруга Сени, Лилия Генриховна, дама по-немецки основательная, была полна и молчалива. Пустословие претило ей.  Как женщины во многих семьях, Лилия Генриховна насаждала тотальный матриархат и старалась контролировать всех членов семьи.  Инженерное образование и бульдожья хватка позволили ей занять пост директора в проектной фирме. Пятидесятипроцентная доля в уставном капитале фирмы также принадлежала Лилии Генриховне. Соответственно, львиная доля вклада в бюджет семьи принадлежала Лилии.

Что касается сыновей, то на момент начала истории, младший, более смышленный, Вовчик осваивал профессию программиста на втором курсе университета. Старший, Михаил, трудился водителем. Ввиду горячей любви к прекрасному полу он, как уже упоминалось выше, успел обзавестись женой Ириной, учителем английского языка.

Одну спальню занимали Семён с Лилией, другую – Михаил с Ириной. Посередине квартиры, в зале, находилась вотчина Вовчика. И горе было заблудшему путнику, на беду споткнувшемуся о компьтерный шнур или уронившему электрогитару!

***

Из письма Инны Берг, подруги Лилии Генриховны:

«Здравствуй, Лилия!
Как поживаешь, как дети? У меня всё прекрасно. Моя Ольга ждёт ребёнка. Представляешь, ей разрешили пойти в декрет с пяти недель беременности! И при этом получать пособие!! Как ты помнишь, она у меня продавец в магазине, а у нас беременным женщинам не разрешают таскать тяжёлые коробки.
Неделю назад ездила в Милан. Надоел уже этот Париж с его скучными французами. Прикупить парочку модных вещиц в Милане куда интереснее.
Не пойму я тебя, Лилия, долго ты будешь прозябать в Казахстане? Немецкий ты знаешь. Заскакивай в вагон, пока правила не ужесточили…»

***

После работы Лилия зашла в магазин, купила продукты. Подумав, взяла творожный торт. С трудом занесла покупки на четвертый этаж, отдышалась и нажала кнопку звонка.

Ирина сидела в спальне, плотно прикрыв дверь, из-за которой доносились слегка приглушенные звуки скандинавского рока, сопровождаемого хриплым бэк-вокалом. Вовчик развивал музыкальные способности. Свободное перемещение Ирины ограничивалось  территорией спальни молодожёнов, кухней и туалетом с ванной. Доступ в зал в настоящий момент перекрывал Вовчик, терзавший электрогитару.

– Когда же надоест этому музыканту-самоучке, – думала Ирина. – Только на нервы и может действовать!

Впрочем, без гитары Вовчик вёл себя не лучше. Он считал что старший брат недостаточно строг с супругой и компенсировал его «тюфяковость» придирками к Ирине. Поэтому Ирина отдыхала в спальне и ждала появления кого-либо из старших членов семьи, в присутствии которых поведение Вовчика становилось сносным.

Услышав долгожданный звонок, Ирина сразу побежала открывать дверь.

– Ой, тортик! – обрадовалась она, принимая коробку. – А я суп сварила, – похвастала Ирина, убегая с тортом на кухню под заключительные, чрезвычайно жёсткие гитарные аккорды.
– Вовчик, заканчивай какофонию! Почему не встречаешь?! – крикнула Лилия.

Звуки затихли, и вышел Вовчик. В черной майке со скалящимся черепом и клетчатых шортах, лицом он напоминал юного Элвиса Пресли. Волосы Вовчика черными кудрями лохматились до плеч. До пятнадцати лет Вовчик даже не предполагал, что его волосы способны виться, так как не допускал их отрастания свыше полутора сантиметров. Но для игры на гитаре настоятельно требовалось трясти гривой волос, и Вовчик сменил имидж.

– Привет, Мам, – пробасил он. – Как дела?
– Отлично! Есть новости. Идите в зал с Ириной, я сейчас разденусь и подойду.

Вовчик ушел и плюхнулся на диван. Ирина взяла себе стул, чтобы не посягать на святыню Вовчика. Лилия Генриховна села рядом с сыном и прочитала письмо вслух.

– Что думаете? Давайте соберём документы, заполним антраг* в посольстве и тоже попробуем уехать. Мы не глупее, чем Инна и её родственники. Подучим немецкий и сдадим шпрахтест*. Визу Шенгенскую дадут. Всю Европу можно будет объездить, – сказала Лилия Генриховна.
– Здорово! – сказала Ирина. – У меня второй язык в университете был как раз немецкий. Так что могу сдать без проблем. Может, только немножко повторю.
– У неё немецкий! А меня в школе и в университете английскому учили. Не говоря уже о том, что Мишка никаких университетов не кончал. А отец? Он ни в какую Германию не собирается! Ты об этом подумала? – сказал Вовчик.
– Захочет – выучит! Я поговорю с ним, – заявила Лилия Генриховна.

***

Из письма Инны Берг, подруги Лилии Генриховны.

«… когда будете заполнять антраг – не вздумайте писать, что плохо знаете немецкий язык. Пишите, что знаете хорошо, чтобы положительно рассмотрели документы. И готовьтесь к шпрахтесту. Хорошо какие-нибудь поговорки на немецком заучить, стишки детские. В спорных случаях такие вещи могут здорово выручить…»

***

Прошло несколько часов, и в квартиру ввалилась оставшаяся часть семьи: Семён и Мишка. По обыкновению, разговор вел Семён. Мишка предпочитал отмалчиваться и говорить только по делу.

– Привет, бойцы! – горячо поприветствовал родных Семён. – Мы тут с Мишкой зашли на базар и купили прокладки. На эти… запамятовал, Миш, на что мы их купили?
– На сальник клапана.
– Вот, точно. На сальник клапана. Так что в субботу, Вовчик, чтобы отмазок не было. Ты, я и Миша идем менять прокладки. Из выхлопной трубы дым уже идет – как будто Емеля на печке едет. Можно после рыбалки рыбу класть под капот и уже копчёную домой привозить. В другой раз поедем куда-нибудь и сломаемся на половине дороги. Как говорится: любишь кататься – люби и саночки возить. А не то машину на свидания ездить больше не дам. Лиля! Что у нас на ужин? Все поели? Тогда теперь мы с Мишкой. Вот только умоюсь. Можно подумать, что я кочегаром или трактористом работаю, а не электриком. Ха-ха! Как только умудрился так испачкаться?

Умывшись в ванной, Семён побежал на кухню.

– Миша, долго не задерживайся, а не то я сам всё съем. О! С чего торт? Вовчик, признавайся, ты экзамен в университете завалил и теперь подлизываешься, чтобы папка не снял ремень?
– Не. Мама нас агитирует в Германию переезжать.
– Да, читал я однажды, что Исав продал своё первородство за чечевичную похлёбку. Тоже, кстати, был волосатый как ты, Вовчик. А наша мама, значит, пытается нас купить за торт, чтобы мы уехали за тридевять земель. Так вот, торт я съем, но никуда не поеду! Правильно. Вовчик?
– Так, пап.
– Один из моих предков тоже в Германию собирался. Жаль, немного не доехал… Батыем его звали. И вообще, представьте себе, как меня в этой Германии называть будут. Хер Гайнутдинов! Абыдна, слюшай! Точно никуда не поеду!
Замолкнув на минуту, Сеня энергично заработал ложкой.

***
Из письма Инны Берг, подруги Лилии Генриховны:

«…На вопрос о религии нужно отвечать, что верующие. Христиане, мусульмане или там, буддисты – не очень важно. Только не говорите, что атеисты. Не любят в Германии атеистов почему-то. Для коренных немцев атеисты чем-то коммунистически-красным попахивают…»

***

Вечером, перед сном Лилия говорила Сене:
– Я хочу, чтобы нашим детям и внукам было легче чем нам. Чтобы они могли жить в цивилизованном мире, получать качественное образование, качественные медицинские услуги, нормально зарабатывать. Чтобы по миру поездить могли в конце-концов!
–  Лилия, ты и так у нас директор, неплохо зарабатываешь. Чего тебе ещё нужно? Что тебе не сидится?
– Не обо мне речь. Дети здесь всё равно не смогут толком ничего добиться. С казахским языком всех зажимают. Я хочу, чтобы мои дети жили в нормальном, цивилизованном мире!
– Ты знаешь, что я не могу бросить маму. Её в Германию не возьмут. Да она и сама не поедет.

В том же доме где проживала семья Гайнутдиновых, только в другом подъезде, в однокомнатной квартире на первом этаже жила Дина Рафатовна, мать Сени. Сухонькая старушка семидесяти трех лет, ходила с палочкой и любила наряжаться в яркие байковые халаты. Муж Дины Рафатовны умер несколько лет назад. Присматривать за матерью приходилось Сене. Каждый день он ненадолго забегал к ней, приносил продукты, болтал. В выходные сидел подольше, устраивал уборку.
– Улым*, я сама пол подмету – и хватит мне, – говорила Дина Рафатовна.
– Чтобы помыть твою квартиру, энием*, мне нужно пятнадцать минут и пол-ведра воды, – заявлял Сеня и шустро наводил порядок.

Лилия  тогда вспомнила о сестре Сени:
– У твоей мамы кроме тебя есть и дочь, забыл? Светлана вполне сможет позаботиться о Дине Рафатовне.
– Ага, может, уже целый месяц не заходила!
– Неужели не захочет ухаживать? Ей же потом квартира достанется.

Сеня промолчал, но решил навестить старшую сестру.

***

Пришла суббота. Блаженный день для тех, у кого пятидневная рабочая неделя. День отдыха и релаксации.  Сеня решил встать пораньше, чтобы застать сестру дома. Ему не хотелось звонить ей, чтобы она не отказалась встретиться под благовидным предлогом. Светлана жила с дочерью Людмилой. Муж Светланы давно и благополучно жил где-то отдельно.

По дороге Сеня купил сладких булочек и конфет. Ему не нравилось приходить в гости с пустыми руками. Машина осталась стоять в гараже, дожидаясь, пока Сеня с сыновьями её обслужит. Сестра жила не очень далеко, и Сеня добрался минут за двадцать. Поднялся на этаж, позвонил, подождал, опять позвонил, постучал. Потом достал ключ, открыл замок и вошел в квартиру. Разулся в прихожей, повесил на крючок вешалки лёгкую куртку и прошел в зал. Всё было чисто, опрятно, хотя и бедновато. Как всегда.  Потёртые коврики на полу. Обои, которые уже пора бы переклеить.

На глаза Сене попался пластиковый пакет. Он стоял под столом, распахнув нутро и словно бы приглашал в себя заглянуть, как эксгибиционист, дошедший до предела. Сеня заглянул и увидел пачки разноцветных брошюр. Взял одну.

«Ты можешь быть другом Бога» – сообщала надпись на обложке. Сеня пролистнул несколько страниц и наткнулся на строки: «Бог тоже хочет, чтобы ты знал его имя и называл его по имени. Имя Бога – Иегова»*. Сеня не верил ни в Бога, ни в чёрта и, тем более, не называл Бога по имени. Но появление у сестры сектантской литературы в больших количествах Сене очень не понравилось.

Когда пришли Светлана с Людмилой, он тут же начал следствие:
– Света, зачем тебе эта макулатура? Ты что, в секту вступила?
– Это не макулатура, а священные журналы, указующие путь. И иеговисты – никакие не сектанты, а истинно верующие. Только мы называем Бога его истинным именем!
– А ещё вы не отмечаете праздники, мешаете врачам лечить ваших родственников и тратите свои деньги на идиотские журналы, которые потом впариваете другим людям!
– Ты просто не знаешь их и говоришь с чужих слов. Сходи со мной на службу и тебе откроется истина.
– Какая служба? Ты уже месяц к матери не заходила. Тебе что, секта запрещает?
– Мне было немного некогда, но я зайду как-нибудь.
– Не утруждай себя! – заявил Сеня. – Дура долбанутая!
И ушёл, на прощание от души хлопнув дверью. Двинулся в гараж. Как ни крути, а прокладки клапана было необходимо поменять.

***
На следующий день Мишка заявил матери:
– Извини, но я в Германию не поеду!
– Почему, сынок?
– Не могу я отца одного оставить. С тобой хоть Мишка будет, Ирина. И потом, я уже второй курс заканчиваю. Получится, что я зря тратил время. Нужно сначала закончить, а потом уже что-то решать.
– Вова! А я как без тебя буду? Я тоже без тебя не смогу! Походи пока на курсы немецкого, а потом решим…

***
Пролетали недели. Вся семья, кроме Сени, учила немецкий язык. Приходя домой, Сеня шутил:
–  Эй, гитлерюгенд*! Быстро помыли посуду и убрали со стола! Арбайтен, зольдатен*! Ира, киндер, кюхе, кирхе*!
На душе же у Сени скребли кошки, оставляя незаживающие раны.

Шпрахтест удачно сдали все. Кроме Сени, который его не сдавал. Даже Вовчик, который раньше никуда не собирался уезжать.

***
Складной стол, обычно находившийся у стены, стоял посреди комнаты, расправив, как орёл крылья, поднятые части столешницы. Его покрывала белая скатерть, на которой располагались два фужера, две тарелки и бутылка красного полусладкого. На диване сидел Вовчик и рассеяно музицировал. Раздался звонок в дверь и Вовчик пустил гостя.
– Здравствуй, Денис, проходи, пожалуйста, – церемонно сказал Вовчик.

Денис протиснулся в коридор мимо туфель Вовчика сорок шестого размера и пожал руку друга.
– Поздравляю, Вов, с днем рождения!

При этом Денис вручил Вовчику два пакета. В одном лежало несколько книжек, в другом позвякивало пиво. Ирина вышла из спальни.
–Здравствуй, Денис.
– Здравствуй, Ирина.
Ирина ушла на кухню, а друзья проследовали в зал.
– Где все остальные твои? – спросил Денис.
– Нет их. На работе все. Только Ирка балду бьёт. Послушай, какую я песню сочинил!

Вовчик спел наивную, но эмоциональную песню, в которой рассказывалось о парне, уезжающем на машине от девушки. По всей видимости, навсегда.
– Блеск!  – одобрил Денис. И Вовчик ещё немного поиграл.
Потом Ирина принесла блюдо, полное сваренных пельменей, салат, консервированные помидоры на тарелке. Поставив всё это на стол, она ушла в спальню.

– Может, позовёшь Ирину за стол, пусть посидит с нами, – предложил Денис.
– Нет, – ответил Денис. – Это мой день рождения, а на своём дне рождения я хочу видеть только людей, которые мне приятны.
Тема была исчерпана, и друзья перешли разговоры о девчонках, музыке, машинах и книгах, попутно уничтожая еду и спиртное. После того, как закончилось пиво, они выпили вино, и Вовчик, проявляя хозяйскую щедрость, хотел уже вскрыть бутылку ликёра из маминых запасов, но тут пришла Лилия Генриховна. Первой её встретила Ирина.
– Как тут у вас? – спросила Лилия Генриховна.
– Сами съели все пельмени, что я слепила, выпили кучу пива и вина, а меня даже не позвали! – нажаловалась Ирина.

Лилия Генриховна не стала устраивать разнос любимому сыну. Однако посиделки сами собой свернулись и Вовчик довёл Дениса до остановки. Темнело. Никто, кроме них, не ждал автобуса.

– Вовчик! – попросил Денис. – Не ехал бы ты в Германию. Нахрен она тебе не нужна. У меня же тут и друзей больше не останется.
– Думаешь, я хочу ехать? Мне оно надо? – сказал Вовчик. – Просто мать оставить не могу.

***
Пришёл вызов. Гайнутдиновы продали машину, трёхкомнатную квартиру. Лилия Генриховна продала долю в фирме. Настал день отъезда. Сеня проводил всех в аэропорт. Вовчика он отвёл в сторону перед отлетом и сказал:
– Вовчик! Если тебе надоест в Германии – возвращайся назад. Мама мне часть денег оставила от продажи квартиры, я их в долёвку вложу. Тебе всегда будет куда вернуться.
– Спасибо, пап…
Самолёт улетел. Сеня сел в автобус и поехал домой. Волнами накатывала тоска. Ни разговаривать, ни даже думать ему совершенно не хотелось.

***
Из звонков Вовчика:

«Поселили нас в бесплатное социальное жильё. Маленькие комнатушки, зато бесплатные. Триста евро дают на рыло в месяц. На продукты хватает, можно что-то из дешёвой одежды купить – и всё. Представляешь, некоторые переселенцы по несколько лет так живут. Язык учить не хотят, хотя его бесплатно преподают, а без языка здесь – полный швах*».

***
Распорядок жизни у Сени стал очень простым, чуть ли не монашеским. Все деньги, полученные от раздела имущества, он вложил в строительство двухкомнатной квартиры. Так что бюджет складывался из зарплаты Сени и пенсии Дины Рафатовны. На еду, лекарства, оплату коммунальных услуг хватало. Много съедали телефонные переговоры с Германией пару раз в месяц. Приводить женщин в однокомнатную квартиру, где находилась старая больная мать Сеня не мог. Также он не мог надолго оставлять её одну. Да и денег оставалось немного после всех необходимых трат. Вечерами Сеня с Диной Рафатовной обычно смотрели сериалы по телевизору. Мебель в квартире Дины Рафатовны находилась, пожалуй, даже в худшем состоянии. чем у глубоко засектантенной Светланы. Сеню это не волновало. Как и то, что Светлана больше не появлялась.

***
Из звонков Вовчика:

«Мусор приходится разбирать. Пластик, бумага, металл, пища – всё раздельно по пакетикам. Не разобрал – штраф тебе. Могут даже соседи настучать. Тут настучать на соседа – святая традиция. В общем, кто сам не хочет в мусоре копаться, может нанять специального человека.
 Дружу со всеми. С нашими, теми кто переехал из стран бывшего Союза, с латиносами, с японцами. Со всеми, кроме коренных немцев. Высокомерные они. Думают, что мы недочеловеки и только что с дерева слезли».

***
Шли дни. Дина Рафатовна всё больше жаловалась на здоровье. В конце-концов она слегла и больше не могла вставать. Мышцы её атрофировались. Сеня сам готовил еду, менял памперсы, кормил мать и таскал её купаться в ванну.
– Ой, как стыдно! – говорила Дина Рафатовна.
– Да не смотрю я на тебя, – успокаивал её Сеня. – И руками я тебя не трогаю, только губкой мою.
А однажды ночью Сене приснился сон, будто он в очередной раз вечером после работы хочет помыть маму, берёт её на руки и несёт. Дверь ванной комнаты неожиданно распахивается, и выходит красивый юноша в элегантном костюме.
– Давай мне, – говорит он Сене. – Сегодня я её помою.
 Забирает старую женщину и скрывается с ней в ванной.

Сеня проснулся и подошёл к кровати матери. Прислушался. Дыхания не было. Потрогал руку. Рука была ещё теплая, но холоднее, чем у живого человека. Сеня дождался утра, потом позвонил в милицию и скорую, чтобы приехали зафиксировать смерть.

***
Из звонков Вовчика:

«Суки вербованные! Заехал я в магазин продуктов купить. Машину поставил на стоянку, оплатил полчаса. Дорого же, а денег мало. Забежал в магазин, а там – очередь. Ну и опоздал на несколько минут. Возвращаюсь – квитанция на штраф. Триста евро! Месячное пособие накрылось! Обрыдло мне всё здесь. Вернусь я».

***
Дом, в котором для Сени должны были постороить двухкомнатную квартиру, сдали в эксплуатацию. Квартира получилась хорошая, просторная, но в черновой отделке. Для того, чтобы закупить всё необходимое и сделать ремонт, Сене нужны были деньги. Денег же не имелось. Надо было продавать квартиру матери, благо она составила в пользу Сени завещание. Однако нотариус раньше чем через шесть месяцев ничего переоформлять не хотел. Время шло, и Вовчик успокоился. Призрачные надежды Сени на то, что Вовчик когда-нибудь вернётся, растаяли окончательно.

***
Из звонков Вовчика:

«В университет поступил. Кое-какие дисциплины я уже проходил. Сейчас сверяют, сколько часов у нас отпускалось на предмет. Если меньше, чем в Германии, то заставляют недостающие часы проходить и сдавать по-новой экзамены. Хорошо, по времени не ограничивают. Хоть десять лет учись».


***
Приехав на кладбище, Сеня подошел к мазару*, стоявшему над могилами отца с матерью. Вымыл фотографии, вырезанные на чёрном мраморе. Помолчал, глядя на родные лица.
– Прости, мама, прости, папа, не знаю что мне делать. Устал я душой.
Сеня полнял глаза к небу.
– Господи, не верю я в тебя, но если ты всё же есть – дай мне знак, что делать дальше. Не могу я так!
Он несколько минут вглядывался в небо, подобно древнему авгуру*. Небо было голубым, по нему медленно плыли облака, но никаких подсказок Сене оно давать не желало. Сеня вздохнул и ушёл с кладбища..

Подходя к подъезду Сеня заметил странно знакомую фигуру. Он не поверил глазам.
– Вовчик, что ты тут делаешь?!
– Приехал вот…
Они обнялись. Наконец Сеня отстранил Вовчика и спросил с затаённой надеждой:
– Погостить?
– Не, это в Германии я гостил. Домой приехал.
– Тогда пойдём! – сказал Сеня. – Пойдём скорее домой!



*антраг – анкета, (нем)
*шпрахтест – экзамен на знание немецкого языка (нем.)
*улым – сынок (татар.)
*энием – мама (татар)
* взято из реального издания иеговистов за июнь 2014 г.
* гитлерюгенд – (нем. Hitler-Jugend, – молодежная организация национал-социалистической партии Германии (Википедия).
* арбайтен, зольдатен – работать, солдаты (нем.)
*  киндер, кюхе, кирхе – дети, кухня, церковь,  немецкое устойчивое выражение, описывающее основные представления о социальной роли женщины в германской консервативной системе ценностей (Википедия).
* швах – от нем. schwach «слабый, плохой»
*мазар – сооружение над могилой у мусульман
*авгур  – жрец, прорицатель у древних римлян, толковавший волю богов на основании ауспиций, то есть по поведению птиц; птицегадатель