Лишь руку протянуть. 7. Семь вёрст - не крюк...

Ирина Дыгас
                ГЛАВА 7.
                СЕМЬ ВЁРСТ – НЕ КРЮК…

      Вероника безмолвствовала.

      Смотря невидящими глазами в окно машины, не проронила ни слова с момента выезда из усадьбы. Никак не могла разобраться в себе и тех чувствах, что сейчас волнами вздымались в возмущённой и оцепеневшей душе. Понимала, что отпуск затянулся и стал больше напоминать пленэр, что события давно вышли из-под контроля, что вокруг творилось что-то необъяснимое и мистическое: словно это место было магнитом, держа всех в напряжении и непонятном… А вот дальше объяснить не получалось, хоть тресни! Да всё было непонятным! И маршрут, и встречи, и чувства. Что до чувств, то они вообще объявили бессрочную забастовку внутреннему контролёру – трезвомыслию. Последние три дня вокруг неё соткался причудливый чувственный мощный кокон, который привлекал слишком много внимания посторонних мужчин. Сознавала, что чувственность приняла размеры эпидемии и была не в состоянии повлиять на неё.

      Неотрывно смотря на пробегающий пейзаж Галлатина, потом Мэдисона, никак не могла отряхнуться от плена тяжёлых раздумий.

      «Не фантазируешь? Ужель впечатлительность стала порождать фантомы-обманки? Когда началось? Что насторожило? – оторвавшись от стенки салона головой, откинулась на подголовник сиденья, закрыла глаза, зная их силу. – Есть ответы? Нет, – тяжело вздохнула, застонав. – Проклята трижды по три, как говорит мама! Нормальные люди выдыхают углекислый газ, а ты феромоны; отравляешь мужчин дурманом запретной любви. Угорают даже самые стойкие. Ёёё…»

      Тихо зарычав, сжала кулачки, стукнув ими по коленкам.

      – Не тревожься, милая. Ты справишься, уверен.

      Тихий хриплый голос Энгли заставил её нервно дёрнуться тощим тельцем, взять себя в руки, раскрыть глаза, посмотреть в зеркало заднего обзора, поймать мужской грустный взгляд, в котором давно жила любовь.

      – Держись, Ника.

      – Куда?

      – Подальше. Есть идеи?

      – Мосты.

      – Округа Мэдисон? Их немного уцелело.

      Мягко улыбнувшись в зеркале, отвёл деликатно взгляд от покрасневших и повлажневших синих глубин канадки. Вдруг, полуобернувшись и выбросив руку назад, любовно погладил по девичьей щеке.

      – Домик в глуши? Прислуга? Врач?

      Поражённо покачала черноволосой головкой, распахнув губящий омут океанской впадины.

      – Скоро будем на месте. Есть на примете маленькое селение. Оттуда можно будет и начать осмотр.

      В этот день никуда не поехали.

      Поселились в избушке на окраине сосновой рощи, перекусили и рухнули отсыпаться в абсолютной тишине глухомани, где не был слышен даже шум речек, такой привычный для этих мест. Покой и уединённость.

      Лишь однажды за день тишину нарушил звук сотового, но и он тут же был заглушен – Брюс вышел на улицу поговорить. Вернулся быстро, был тих и наряжён.

      Ника не стала допрашивать. Пожелает, сам расскажет.


      Вечер был необычайно тихим, даже угнетающим.

      После месяца проживания в компании, вечного шума и толчеи, громких разговоров, постоянного смеха, развлечений и поездок, тишина оглушала и пугала неизвестностью.

      Закат угадывался лишь по чересполосице лучей сквозь стволы сосен да краснеющему небу между их крон.

      Темнота почему-то раздражала девушку, заставляя кожу покрываться тревожными «мурашками», вздрагивать от незнакомого звука, который оказывался то криком лесной птицы, то скрипом старого столетнего дерева, то треском рассохшейся доски в стене домика.

      – Так, милая, хватит тут дрожать, как мышь в норке.

      Подхватив Нику за талию, Брюс поднял с диванчика, поставил перед собой, заглянув тепло в девичьи глаза.

      – Знаешь, что мы сейчас сделаем?.. – загадочно улыбнувшись, обнял рукой за плечики, повёл на улицу. – Посидим на крыльце!

      Ошалев, остановилась, убедилась, что не шутит, хихикнула глупо и глухо, кивнула, согласившись.

      Накинув куртки, прихватили плед со скамьи в коридоре, вышли и сели на ступени, провожая последние лучи заходящего солнца грустными глазами.

      Вечер выдался тёплым и безветренным, в воздухе не чувствовался запах снега и зимы, напротив: аромат привядших листьев и цветов соблазнительно щекотал нос, обманчиво возвращая в пору поздней осени, туда, в то время, когда они только встретились.

      – Мне это кажется? – замерев, вдыхала осенние ароматы. – Схожу с ума?

      – Нет, милая – осень вернулась. Пожалела нас, видимо. Дала возможность по теплу поездить по округе. Если не будет пару дней дождей, сбудется твоя мечта.

      Сидел, положив руки на колени, сцепив в замок, старался не смотреть на чаровницу, склоняя седеющую голову низко, словно пряча лицо и глаза.

      – Исполним, наконец.

      – Мечту? Какую? – искренно удивилась.

      – Самолёт. «Дуглас».

      – Как? Где? – мягко рассмеялась. – Забудь, Брюс. Я тоже забыла, – грусть скрыть не смогла. – Смиряться научилась, хоть и не сразу. Смирись и ты.

      Прижалась, положила черноволосую голову на мужское плечо, коснулась прохладным носиком щеки, ощутив лёгкую дневную щетину.

      – Ты полетишь, моя любопытная и страстная девочка. Клянусь честью пилота!

      – Тогда, с условием: ты будешь за штурвалом.

      – Не допустят к полёту, пойми. Но ты сможешь побывать там, в небе. Навести, передай от меня привет. Обещаешь?

      В ответ кинула, сильнее прижавшись тельцем.

      Взял её ручки и ласково поцеловал, затрепетав тренированным суховатым телом вечного бродяги. Заволновавшись, нервное дыхание не смог скрыть, как и мелкую дрожь.

      – Ника…

      – Я знаю. Давно, – прошептала, быстро поцеловала в щёку, вскочила и ушла в дом.


      Под утро ей приснился кошмар.

      На женский крик в маленькую спаленку вошёл встревоженный Брюс, сел на край кровати, стиснул бьющееся в истерике тельце крепкими руками, встряхнул, заставляя проснуться и вырваться из мерзких лап страха. Когда умерила плач-крик, заметил, что легла спать обнажённой. Покраснев, отвёл глаза, поднял сбившееся одеяло, укутал девочку, прижав к постели.

      Очнулась, несколько мгновений смотрела неузнающими глазами, потом в них стали появляться удивление и возмущение.

      – Ты кричала. Сильно. Прости, пришлось войти и разбудить, – мягко ослабил руки, сел рядом, ласково улыбнулся осунувшимся и каким-то измученным лицом. – Чай?..

      Медленно поднявшись, поджала ноги, обняла дрожащими руками колени поверх одеяла, не замечая, что на груди остановилось на критической полоске. Помолчала, смотря то перед собой, то на застенчиво улыбающегося зрелого стареющего мужчину. Выдохнула протяжно, словно сбросила неподъёмный груз с души и плеч.

      – Что кричала?

      – Не обращай внимания, милая. Просто неприятный сон.

      Старался не смотреть на бледное худое личико, безмолвным окриком заставлял себя отвести взор, но глаза всё равно опускались на нежную кожу девственной груди и плеч, усыпанных сотнями крапинок-веснушек, что манили и соблазняли, мутили разум и будили-тревожили тело.

      – Постарайся не вспоминать, станет легче.

      – Ответь, Брюс.

      – Привычная тревога: страх потерять, сцены гибели, опасность, чувство погони – обычные спутники усталости и нервных потрясений. Тебе пора сменить место и окружение, Вероника. Пришло время возвращаться.

      Сжал свои чувства и рвущееся в клочья сердце в кулак, сел ровно, посмотрел прямо в лицо насторожённой девочке, затаившей дыхание.

      – Домой, к родителям, – увидев упрямое покачивание головы, украдкой вздохнул, попытался разобраться. – Что тебя здесь держит, родная? – придвинулся, сел с ногами на кровать, невольно касаясь женской руки и колена тканью тёплой домашней куртки с капюшоном. – Цель. Долг? Незаконченное дело?

      Подумав, кивнула, слегка покраснев чудным личиком.

      Безмолвно простонал, заскрипев зубами: «Хочет выяснить, что с Ником! Ох, натворит дел… Глаз да глаз нужен». Постарался предупредить и оградить.

      – Ты вольна делать, что хочешь. Запрет лишь в одном направлении: Ник. Опасно, как никогда, пойми! В остальном помогу, сделаю, что в моих силах.

      – Что с ним? – тихо, хрипло, опасно.

      – Я не в курсе. Сейчас у меня другая задача – ты. Иные сведения лишь мешают. Смирись, моя бунтарка, – обняв руками свои колени, повернул побледневшее лицо и посмотрел в упор. – Не подведи нас, Вероника. Сорвёшь операцию, навредишь не только себе, но и спровоцируешь его гибель! Мы делаем, что можем. Все службы подняты, понимаешь? – понизил голос до едва уловимого шёпота. – Старые грехи бывают намного опаснее реальной каждодневной угрозы.

      – Не у всех скелеты в шкафу безоружны, да? – печально улыбнулась, вспомнив разговор с Ником. – И они могут начать стрелять… – нервно икнула-хохотнула, смертельно побелев лицом.

      Вскинувшись, резко притянул и обнял её, практически выдернув из кокона одеяла, зажав истерику в зародыше, стал что-то говорить, шевеля чёрные волосы возле ушка, горячим воздухом согревая кожу, застывшую от ужаса и предчувствия беды; пальцами гладил голую спинку, не ослабляя хватки, вжимая с напором, с настоящим военным натиском. Ослабил немилосердное сжатие лишь тогда, когда пришла в себя и застонала от боли. Ослабил тиски рук, но совсем не выпустил из ласкового плена, взяв за обнажённые плечики, машинально гладя бархатную кожу плеч, спины, рук. Понимая, что тепло юного тела и запах туманят разум, мягко отодвинулся, виновато улыбнулся, закутал Нику в одеяло по самую шею. Отвернулся, нервно глубоко вдохнул несколько раз, справился с огненной волной и дрожью. Только тогда смог спокойно общаться.

      – Ну, созрела для раннего завтрака, милая?


      …После полудня буквально ворвался радостным юным шумным торнадо на кухню, где новоявленная хозяйка готовила обед.

      – Получилось! Слышишь меня? – остановившись в дверном проёме, немного отдышался, выравнивая дыхание. – Удалось договориться с самолётом. Рядом небольшая военная база, запасной аэродром спецназначения. В одном из законсервированных ангаров стоят несколько раритетных военных машин в боевой готовности. Требуется лишь залить масло и топливо.

      Осёкся, задохнулся, покраснел красивым благородным лицом и захотел впервые в жизни сбежать от такого неповторимого, губящего, чистого сапфира. Увидев понимающую мягкую дружескую улыбку Ники, силой заставил себя остаться на месте и закончить сообщение.

      – Обед отменяется. Лететь лучше на пустой желудок.


      Ехать пришлось довольно далеко, или Веронике показалось так, пока мучилась вопросами без ответов, окуналась мыслями в память, старалась смириться с потерями и разлуками. Очнулась, когда тихий голос Энгли окликнул: «На месте».

      Едва подъехали к первым постройкам базы, их тормознули люди в форме.

      Брюс вышел на переговоры.

      Через три минуты они закончились.

      – Вероника, позволь представить тебе настоящего военного инструктора, – подав девушке руку, извлёк из салона машины, поставил перед серьёзным, невысоким, немолодым мужчиной. – Эрик Виндт с этих минут берётся опекать тебя и охранять. Слушайся и подчиняйся. Не забудь передать небу от меня привет, – поцеловав оробевшую канадку в щёку, передал её руку военному. – Моя помощь точно не нужна, Эрик? Даже взглянуть на машины не позволите?

      – Не сегодня. Простите, мистер Энгли. Не лучшее время. Девушку закамуфлируем, сойдёт за ученика, а с Вами маскарад мало что даст…

      – Понял, не стесняйся, – криво улыбнулся и похромал к машине.

      – Чистого неба! – запоздало отдал честь инструктору и пилоту в полном облачении, только что подошедшему неслышно к компании.

      Через пятнадцать минут с дальней полосы аэродрома в небо взмыл «Douglas A-20 Havoc», он же «Douglas DB-7 Boston», гордость закрытого ангара. Эти самолёты выводили теперь лишь по очень важным праздникам и значимым датам.

      Как удалось Брюсу Энгли упросить руководство базы позволить завести «птичку» сейчас, осталось для Ники загадкой, но, как ни поражалась, всё-таки смогла взять себя в руки и постаралась впитать все ощущения и впечатления. Понимала, что повторения не будет по простой причине – никто больше так не уговорит, как Энгли, сам бывший пилот, тот, кто летал на таких вот машинах в молодости.

      Её проводили в ангар, указали на кучку вещей в углу, помогли облачиться в комбинезон, ботинки, шлем, краги, кожаную амуницию. Порадовалась, что волосы не слишком длинные – удачно спрятались в шлемофоне.

      Так и проследовали втроём на лётное поле к готовому взлететь бомбардировщику времён большой войны.

      Первым в лётную кабину поднялся пилот, потом подал знак, и инструктор помог влезть Веронике на место стрелка, что было в кабинке выше, постоянно что-то тихо говоря, наставляя, деликатно показывая и подсказывая. Как только пристегнули девушку, показали, к чему нельзя прикасаться, взяли с неё честное слово. Лишь после этого Эрик пожелал приятного полёта и покинул борт, пожав крепко руку Рою Паркеру, пилоту.

      – Ещё есть пару минут, когда Вы можете отказаться от полёта, мисс.

      Услышала в наушниках шлемофона его голос. Подумала, сказала твёрдое «нет».

      – Тогда, добро пожаловать в небо! – мягко рассмеялся приятным баритоном и запустил двигатели. – С нами бог!

      Машина загудела, засвистела, задрожала, резко прижала к креслу, стремительно ринулась по взлётной полосе. Через минуту под крылом раскинулись земли округа Мэдисон, зазмеились реки и речушки, заблестели озерца и водохранилища. Горы дополняли пейзаж, как и пятна лесов и полей; городки и поселения виделись, как детские кубики, прижавшиеся друг к другу.

      Не дыша, Ника восторженно наблюдала за неспешно раскрывающейся картиной, будто видела карту малого масштаба.

      – Как чувствуете себя, мисс?

      Весёлый молодой голос встряхнул её, заставил рассмеяться в ответ, выдавить привычное «о’кей».

      – Я наберу пару тысяч. Если почувствуете себя нехорошо, дайте знать, – дождавшись одобрительного «угу», расхохотался и довольно круто пошёл наверх.

      Перегрузки вжали тощее тельце Ники в кресло, комок дурноты подкатил к горлу. Глубоко задышала, силой воли заставляя желудок прийти в порядок. Как только спазм отступил, с любопытством стала рассматривать местность: масштаб увеличился, пропали мелкие постройки, даже дороги виднелись слабо. Лишь реки упрямо сверкали сквозь редкие облака, да на вершинах гор кое-где уже виднелись снежные шапки. Увиденное поразило и придавило величием и красотой, заставило сердце гулко забиться от избытка эмоций.

      – Снижаемся на исходную.

      Мягкий голос пилота ворвался в её размышления. Удивилась, встрепенувшись: «Почему?» Пояснил охотно:

      – Погода меняется. Облака испортят удовольствие. Через несколько минут будем на базе.

      Через восемь минут шасси «Дугласа» мягко коснулись посадочной полосы аэродрома, лишь немного раскачав в момент соприкосновения с землёй сильную боевую машину. Как только остановились, заглушив моторы, на крыле одновременно появились инструктор и… Брюс.

      – Допёк нервозностью и переживаниями, мисс! – Эрик смеялся, косясь на взволнованного пожилого мужчину. – Хорошо, что не допустили его к полёту! Кто знает, чем бы закончилось ваше путешествие под небесами? А ещё ветеран…

      Помогая Веронике отстегнуться и покинуть кабину, ворчал по-доброму, поглядывая искоса на молчаливого встревоженного гостя.

      – Как Вы перенесли «горку», мисс? Дурнота не испортила впечатления от неба и высоты?

      – Мы с нею поладили и договорились о взаимоуважении, – метнув на улыбающегося молодого пилота синью океана, хмыкнула. – Она отступила перед моим авторитетом. А впечатления ничем нельзя испортить. Даже испачкавшись, смотрела бы на чудесную панораму и восхищалась!

      Мужчины расхохотались, переглядываясь и краснея лицами.

      – Пора, Вероника. Синоптики передали резкое ухудшение погоды в ближайшие часы. Ехать домой будем по непогоде, видимо, – поцеловав ей руки, Брюс виновато улыбнулся. – Пришлось вас разворачивать преждевременно.

      – Что у вас дальше по программе ознакомления? – Виндт остановился, заставив и подоспевших сотрудников притормозить и сгрудиться вокруг. – Может, не стоит возвращаться? У нас погостите. Куда хотели сегодня-завтра съездить? – выжидательно смотрел на опешившую девушку.

      – Мосты закрытые навестить, – сипло выдавила, ошалев от напора.

      – Вот и прекрасно! Здесь есть пара интересных мостов, и совсем недалеко, – посмотрев на восток, нахмурился, потемнел лицом. – Да, непогода надвигается. И быстро. Тогда, вам нужно сейчас же определиться с местом ночлега и ужина, – негромко рассмеялся, покосившись на Брюса. – Мотель или маленький частный дом? – отметил, что на втором варианте гости одновременно кивнули. – Есть такой на соседнем ранчо. Там моя знакомая пара коров разводит, а в отдалении от их построек есть гостевой домик. Мелани не будет против неожиданных гостей и небольшого заработка, ей-богу! Знаю точно, ведь это моя родная сестра!

      Посмеиваясь, попрощались с обслугой, помахали руками.

      Возле своей машины задержались.

      – Вот адрес и маршрут на карте. Сестре сейчас позвоню, предупрежу о вас. Доброго пути!

      Эрик тиснул Энгли руку на прощание, потом долго радостно махал путешественникам шляпой, пока их машина не скрылась из вида.


      – Ты видел эту развалину, Брюс? – Ника ехидно хихикала в кулачок, краснея чудесным тонким личиком. – Это «Триумф»?

      – Похож, но не он, детка, – любовно погладив серым взглядом раскрасневшееся лицо, ухмыльнулся, ведя её под руку к их новому домику. – «Форд Ранчеро» 1958 года выпуска. Да он меня едва ли не старше! – рассмеялся, оглянулся на раритетное авто хозяев. – И заметь: в отличном состоянии! Молодцы ребята, не дают железке загнуться… Уважаю…

      Они приехали на ранчо спустя три часа. Не торопились.


      Заехали в городок и пообедали в ресторанчике, напились восхитительного кофе с местным медово-маковым рулетом, заодно узнали у хозяина подробности жизни округа и ранчо Коэнов, тех, куда собирались направиться.

      – …Ну, что вам могу сказать? Люк, муж Мелани, приезжий, он из Техаса. Не сумели родичи по достоинству и совести разделить наследство деда, вот и подался обделённый и обиженный парень на подёнщину, – Дик, хозяин ресторанчика, тяжело протяжно вздохнул. – Худо, когда рождаешься в большой семье. Мало что достаётся таким беднягам. Почти все обречены на трудный путь к собственному дому и семье. Сколько таких я повидал за мою долгую жизнь! Не многим удаётся устоять на скользкой и непростой дороге судьбы одиночки, сироты при живых братьях и сёстрах. Вот и Люку пришлось погорбатить спину на чужого хозяина, сколько ранчо сменил, всё искал лучшей доли. Лишь здесь ему судьба улыбнулась. Нанялся к старому Виндту, славному нашему ветерану. Он и приютил парня, дал постоянную работу. Сыновья разъехались: Эрик стал пилотом, потом, когда вышел на пенсию, занялся инструкторским делом, в местном аэроклубе заводила, мутит головы нашим глупым детям и внукам!

      По-доброму рассмеялся, погладив корявыми пальцами усы, покряхтел, покачал головой.

      – Кайл подался на нефтеразработки в Мексиканском заливе, доволен, домой не планирует возвращаться. Вот и получалось: сыновья есть, а дело фермерское крестьянское продолжить некому. И зачахла бы ферма в чужих руках, если б ни этот приезжий парень. Сначала помогал Дональду, потом домой вернулась Мелани, отучившаяся на медсестру. Вот тут-то их судьбы и пересеклись.

      Старик покраснел, смущённо почесал большим пальцем кончик красного носа, крякнул, покосился на юную гостью, трепетно прижавшуюся к проводнику.

      – И полгода не прошло, как поженились, детки посыпались, как из решета, радость поселилась в доме… – погрустнел, тяжело вздохнул, горестно покачав седой головой. – Дон только пять лет и порадовался внукам. Осиротели молодые. Трудно стало, но справились, смогли удержать ранчо и поголовье, наняли пяток наших парней в помощь. Теперь самое трудное позади. Летом зарабатывают на кантри-туристах, устраивают развлечения, родео организовывают… Не бедствуют. Сейчас у них затишье, вы будете в одиночестве гостить. Люк посвободнее осенью, уделит вам времени побольше. Да и детки их уж подросли, помощники какие никакие…


      Старик оказался прав: ранчо жило спокойной размеренной жизнью, хозяева не разрывались и не нервничали каждую минуту, в семье царил мир и покой.

      Гостей встретили на пороге усадьбы: одноэтажной, разросшейся во все стороны от основного строения, добротной, надёжной и уютной. Все крыши были покрыты свежей мягкой кровлей, имитирующей крупную черепицу, что очень украсило немолодое здание. Большие неоглядные просторы полей и выгонов радовали глаз скромной рыжинкой выжженной и завядшей травы, прихваченной снегом и морозцем, что порождало ни с чем несравнимый флёр деревни и глухой провинции. Со стороны хозпостроек неуловимо «тянуло» запахом навоза, молока, подопревшей соломы и сладковатым душком сена.

      Заметив дрогнувшие крылья носика очаровательной юной гостьи, Люк мягко рассмеялся и послал старшую дочь в коровник.

      Прибежала вскоре, неся… большую кружку парного молока.

      – Попробуйте свежего, натурального, госпожа, – девочка протянула с поклоном, поглядывая искоса на смеющихся родителей. – Я сама только что надоила, дважды процедила. Полезное, чистое и настоящее! Это вам не пакеты с целлофаном или бадьи из пластика.

      – Прошу в дом, – хозяйка пришла на помощь замешкавшейся и смутившейся девушке. – Там с выпечкой и попробуете нашего молочка. Присядете с дороги, спокойно перекусите в тепле.

      – Мелани, это Вам подарок от старика Дика с Южной дороги, – Брюс передал зардевшейся женщине увесистую корзину с фирменной биркой. – Сказал, коль такая оказия выдалась, рад Вас порадовать и деток ваших побаловать. Приглашает в гости, сетует, что давненько вы его особенное рагу не едали…


      Перед самым закатом гостей, наконец, проводили до гостевого домика.

      Он оказался настоящим вместительным домом с двумя спальнями и гаражом на одно машиноместо. Передав на пороге ключи, хозяева тактично удалились, посоветовав звонить в большой дом, если что-то понадобится: дети тот час принесут, привезут, приведут…

      – Брюс… – Ника стояла у окна и смотрела на стремительно темнеющее небо, – знаешь, что странно? – дождалась, когда подойдёт, встанет рядом, посмотрит в окно. – Мы, словно лисы, за которыми идёт погоня по следу. Казалось бы: не проще сразу в аэропорт отправиться и улететь? Знаю, задаёшь себе этот вопрос. А ответ сложен, понимаешь? У русских есть старинная забавная поговорка: «Бешеной собаке семь вёрст не крюк»…

      Постаралась доходчиво объяснить основные понятия. Подумав, кивнул и тихо рассмеялся. Легко подхватила смешинку, положила голову на мужское плечо, он ласково и несмело обнял её за тоненькую талию, затих.

      – Вот и подумалось: я и есть та самая нездоровая на голову псина, – лукаво покосилась на влюблённого друга, касалась его щеки ароматными и тёплыми волосами, смущала чувственным запахом весны и любви. – Вспомнила ещё одну поговорку – как раз мне сейчас подходит! – продолжала веселиться, вздрагивая худеньким тельцем. – «Дурная голова ногам покоя не даёт». Как никогда ко времени…

      Смеялись долго, утирая смешливые слёзы, вздрагивая в повторных приступах. Едва отдышались.

      – Получается интересный вывод: сошедшая с ума псина не даёт покоя никому, даже собственным ногам, наматывая сотни миль по городам и весям…

      – Ничего, Ника, – попытался вывести разговор на безопасные рельсы, опасаясь срыва и её истерики. – Пока ноги носят, пока есть время и желание, можно и побегать. Когда ещё соберёшься вот так побродить-поколесить по земле-матушке? Вернёшься домой, работа закрутит-завертит в привычную карусель… – почему-то резко охрип, словно поперхнулся, договорил тихо, не смотря на притихшую девочку: – Позже, лишь изредка будешь вспоминать и этот отпуск, и эти восходы и закаты, и эти минуты, когда считала себя не совсем здоровой на голову.

      Помолчал, сжал чувства в кулак, отругал себя крепко. Вздохнув, закончил разговор:

      – Может, потом жизнь такое коленце выкинет, что нынешнее сумасшествие тебе покажется нормой…

                Июнь 2015 г.                Продолжение следует.

                http://www.proza.ru/2015/06/18/1997