Я живу в доме на пригорке, окруженном зарослями шиповника и жасмина. До ближайшей деревни пешком минут пятнадцать – вон вдалеке виднеется купол старой церквушки. Вокруг моего дома нет забора, позади него лес, а от самого порога расстилается поле, усеянное клевером и безымянными желтыми цветами.
Если обойти дом со стороны леса, то по старой лестнице можно забраться сразу на чердак, где я частенько сижу по ночам в лунном свете, записывая в книгу с тяжелым переплетом сказки, рассказанные домовым.
Раз в неделю ко мне приходит почтальон. Он приносит целый ворох разноцветных открыток от друзей и многочисленных тётушек, живущих на берегу моря и зовущих в гости, домашнее печенье с мармеладом (подарок от жены лавочника из деревни, которую я научила вышивать лентами полевые колокольчики, а её дочку – свистеть в два пальца) и садовую клубнику в блестящем кофейнике. Я пересыпаю клубнику в горшочек и зову почтальона пить чай. Когда у него мало работы, он соглашается. Тогда мы берём чайник, в котором никогда не заканчивается чай с чабрецом, железные эмалированные кружки, печенье и клубничный джем, залезаем на крышу и, скрестив ноги по-турецки, наслаждаемся чаем и бездонным небом, раскинувшимся над головой.
По вечерам я люблю рассматривать невероятное количество вещей, доживающих век на чердаке. Этот дом достался мне в наследство от одной из тётушек, бывшей театральной актрисы. Когда она не выступала на сцене, то целыми днями придумывала новые образы и примеряла платья. Для новых образов она скупала на барахолках всевозможные старинные вещи: шляпки и веера, сумочки и сапожки, бусы из ракушек и кулоны с лунным камнем, зеркала, изящные чашки с отбитыми ручками, блестки, бусины, ленты, пуговицы… Теперь это всё моё – два кованых сундука, плетеная корзина с безвозвратно потерянной крышкой и пять баночек с перепутанными бусинками и пуговицами. А ещё – старая шляпа.
Не знаю, для какой роли понадобилась тётушке старая шляпа – может быть, разбойницы или колдуньи. Но это была чудесная шляпа из черного фетра, перевязанная атласной лентой. Я положила её на чердачный подоконник, но часто встречала в самых неожиданных местах дома. Наверно, домовой развлекался, придумывая новые сказки, которые я исправно записывала по ночам. Но когда шляпа лежала на определенном мной месте, освещаемая по ночам волшебным лунным сиянием, утром я часто находила в ней сюрпризы, будто бы наколдованные луной. То эта была засахаренная меренга, то редкая черная и желтая малина, то конфеты в розовых обертках, то луговые ромашки или ароматные кедровые шишки, туго набитые орехами.
Мой дом очень стар, уже даже домовой не помнит, когда он появился, а ведь он живет здесь всю свою домовиную жизнь. Сказки домового – о луне и звездах, о жителях соседней деревни, о моей тётушке, репетирующей в папильотках и ночной рубашке перед зеркалом роль принцессы. Я угощаю домового молоком и сыром, а он каждый день рассказывает новые сказки и благородно расставляет по местам железные эмалированные кружки, которые мы с почтальоном иногда забываем на крыше.
В одну из таких сказочных ночей светила полная луна. Домовой, рассказав мне новые сказки и проверив, всё ли в доме в порядке, отправился спать. Его жена жила в маленьком домике на краю леса, и домовой, несмотря на то, что по собственному желанию нес неусыпную вахту в моем домике, возвращаться к себе домой никогда не забывал. Когда к семейству приезжали на каникулы их дети, большую часть года учащиеся в школе домовых, хозяин моего дома говорил, что пошел в отпуск, и проводил время с семьей. На время своего отсутствия он присылал ко мне бельчонка и совенка.
Я спустилась с чердака в кухню за чаем с чабрецом. Чайник мне тоже достался от тётушки-актрисы, он был с витиеватыми вензелями и красивым резным женским профилем на боку. Запасы чабреца в моем доме никогда не переводились: ароматные пучки сушились под потолком кухни, а я рисовала его розовые цветы, расписывая ими баночки с мёдом, подносы и железные кружки.
С чайником в руках я вышла на улицу, когда уже светало. В полевой траве лежал велосипед с привязанной к багажнику синей сумкой, но рядом никого не было. Я обошла дом, собираясь снова забраться на чердак, и увидела, что на моей старой лестнице стоит почтальон, из его кармана торчит букет ромашек, а сам он кладет в мою старую шляпу, лежащую на чердачном подоконнике, сверток с ароматными имбирными пряниками.
* * *
Я живу в доме на пригорке. Каждый день с начала июня почтальон садится на велосипед и уезжает развозить почту по окрестным деревням, чтобы к вечеру вернуться и найти на кухне нашего дома ужин, а на крыше – меня, читающей сказки домового. А домовой, наконец, убедился, что обо мне есть, кому позаботиться, и сказал, что ушёл на пенсию. На прощание я подарила ему старую фетровую шляпу. Иногда он заходит ко мне в гости и по привычке убирает на место железные кружки, которые я по-прежнему забываю расставлять по местам.