Хромированная, рифлёная педаль газа вжималась в коврик из шерсти пятимесячного ягнёнка, оставляя глубокий след в памяти тех, что стояли, ну да скорее стояли, чем двигались, вдоль и на проезжей части одной из улиц какого-нибудь города… Зелёный, красный, красный и вот темно-синий седан, сбавляя скорость, шелестя по гравию покрышками, впитывая резиной каждый камешек и приседая на все четыре колеса, наконец, затих, остановив сердца 1000 и одной лошади. Бесшумно отворилась дверца и, выпрямившись во весь рост, пред нами предстал человек, вполне обычный и ничем не примечательный. Не примечателен он был тем, что носил хороший костюм, гладко брился по утрам и пил кофе с корицей два раза в день. Сейчас, логично было бы предположить, что с ним обязательно что-то должно произойти, да, кстати, его зовут мистер Пронька. Мистер Пронька - поляк, его фамилия Кавнатский, он адвокат и весьма успешный адвокат. Пока я придумывал, какое ФИО будет носить герой этого рассказа, с ним ничего не произошло. Отца мистера Проньки звали Эмиль, он приехал в Польшу из Швеции… и остался. Перед смертью отец подарил Проньке жизнь, оставив в наследство старый синтезатор Roland Fantom. В совершенстве овладев искусством музицирования, адвокат, каждую свою речь в зале суда, сопровождал волшебной музыкой, отчего пользовался популярностью не только в узких кругах присяжных заседателей. Адвокатская деятельность полна приключений, однако, образ Индианы Джонса никак не вяжется с тем описанием, что можно созерцать выше, да и ковбойская шляпа смотрится как-то «не в тему» с классическим костюмом от Lorо Pianа. Нарушить размеренную, по адвокатским меркам, жизнь могло, то, ради чего г-н Кавнатский, скорее всего не лишится водительских прав, то, что лежало у него на рабочем столе, и надо же было ему, тупице, оставить это на виду…
Дом мистера Проньки окружён густым кустарником, за аккуратными, кубическими формами которого регулярно следил садовник Жорж Пикассо, и сейчас он увлечённо орудуя секатором, с демоническим неистовством и хирургической точностью завершал нечто сюрреалистическое. Всецело погрузившись в процесс, Жорж сразу и не заметил, что за ним наблюдают три немигающих глаза. Девочка, лет 6 и трёхколёсный велосипед, именно им принадлежали эти глаза, сверлившие слабый тыл садовника. Ах, да! Пронька Эмильевич же! У него с замком входной двери состоялся сложный диалог, замки не любят спешки и холодных ключей, а адвокат так торопился, что забыл зажигалку в машине. Сунув ключ себе в рот, адвокат вспомнил о правилах гигиены, и пробурчав: «Довольно!», - воткнул его в замочную скважину. Раздался истошный вопль возмущённого стража, отплёвываясь и нецензурно бранясь, замок выстрелил ключом в самую гущу творчески отредактированных кустов. Изрядно вывозившись в чернозёме и покрыв лицо и руки царапинами, адвокат нашёл-таки злосчастную открывашку. Выползая на четвереньках из кустов, он увидел своего садовника, разговаривающего с девочкой и велосипедом.
«Вы не боитесь травмироваться? Ведь секатор такой острый», - глядя снизу вверх на Жоржа Пикассо, интересовалась девочка.
«Такая маленькая и на велосипеде… Вроде не здешняя», - думал садовник, пряча за спину острые ножницы: «Нет, не боюсь! Я же взрослый и умею обращаться с такими штуками!» - попытался улыбнуться Жорж. У него не получилось, девочка смотрела, не мигая, и её взгляд заканчивал свой путь где-то внутри черепа Жоржа, в районе затылочной кости.
«Я - Агония, можно просто death’ка!» - девочка протянула руку, не свою, а полуразложившуюся и принадлежавшую даме лет 40 - большой любительнице маникюрных салонов и дешёвых украшений, сделала шаг вперёд и наступила на ногу Жоржу. Садовник попятился, споткнулся о трёхколёсный велосипед, вдруг оказавшийся сзади, и поместил сверкающие лезвия секатора в мякоть своего тела, рядом с 17-м позвонком. Ударившись о бортик и пустив трещину по всё той же затылочной кости, Жорж Пикассо успел посмотреть короткометражку о своей жизни и отметил, что снизу, на фоне голубого неба, его шедевры смотрятся необыкновенно геометрическо. «Потрясно…» - выдохнул Жорж и умер.
Мистер Пронька наблюдая за происходящим из кустов, решил, что сейчас верно часов 7 утра, и он спит. Чтобы увидеть Джорджа Вашингтона нарисованного на потолке своей спальни, адвокат стал усердно моргать. Сон продолжался… Девчушка, лихо оседлала велосипед, после чего, наклонившись к рулю, мощно давя на педали, стала стремительно приближаться к тому месту, где прятался Кавнатский. Шаркая оранжевыми сандалетами, она остановила трёхколёсного циклопа у одной из работ почившего Жоржа Пикассо и, наклонив набок свою аккуратную головку, с укоризной рассматривала адвоката.
- Еле догнала! - воскликнула Агония и продолжила: - Мы должны были встретиться ещё в центре, да разве за Вами угонишься? Господин Сердечный Приступ скоро будет. А вот и он…
- Кто ты? - прикладывая неимоверные усилия для шевеления губами, произнёс адвокат.
- Опять, двадцать пять! - хмыкнула девочка и обиженно отвернулась.
- А… б… - то, что должно было стать последними словами г-на Кавнатского, пеной вытекло на песчаную дорожку.
Девчушка уперлась маленькой ножкой в обмякшее тело адвоката и выдернула из его коченеющих пальцев медный, изящной формы ключ. После чего беспрепятственно вошла в дом - замок в этот раз решил не выпендриваться. Комнаты оказались пусты, адвокат зря торопился, он видимо забыл, что живёт один, и у него никого нет (кроме телевизора). Найдя кабинет, светловолосая малышка, пыхтя, пододвинула кресло к столу, забралась на него с ногами и, сохраняя равновесие, стала поправлять растрепавшиеся косички. Её зрачки расширились… На отражающей весеннее небо поверхности стола аккуратными горками был рассыпан розоватый порошок. «Что-то тут не чисто…» - с ходу определила Агония. Выдвинув по очереди все ящики стола, она нашла ещё полтора десятка разноцветных таблеток, различной формы и принципа действия. Девочка закинула их в свой алый ротик, запила водой из аквариума, после чего распихала порошок по карманам своего чёрного комбинезона. Взгромоздив на плечо синтезатор, она, шатаясь, вышла на балкон, закурила сигарету и, щурясь от дыма, по нотке стала извлекать из потрёпанного Roland’а свою любимую третью часть Сонаты № 2 Фредерика Шопена.