Опубликовано с разрешения автора. Оригинал: http://www.proza.ru/2012/06/08/443
На фото: мама в группе сотрудниц (слева), 1925 год.
Рассказывала моя мама, Вера Сергеевна Кузнецова, что, когда училась в Петербурге, она участвовала в митинге студентов у Казанского собора, и жестокий разгон митинга казаками, избиение студентов нагайками не добавили ей хороших чувств к властям и к их слугам–казакам, что и определило в дальнейшем её симпатии к социал–демократам. Начало 1-й Мировой войны она восприняла, как и абсолютное большинство народа, патриотически и даже принимала активное участие в оказании помощи фронту: много раз сопровождала составы с фуражом для кавалерийских частей действующей армии.
Я не удосужился по молодости–глупости расспросить её побольше о периоде 1917–1918-го годов, о февральской и октябрьской революциях, гражданской войне, а она сама не очень охотно рассказывала об этом. Может быть потому, что тогда где-то на Украине, уже будучи замужем, за Черкасовым, подверглась нападению какой-то банды, то ли зелёных, то ли ещё какой-то, сама как-то спаслась, а мужа там убили. Говорила, что была членом партии большевиков и даже какое-то время работала в аппарате М. И. Калинина, кем и когда, не знаю, наверно, каким-нибудь –переводчиком, учитывая её владение иностранными языками.
Документов об этом периоде её работы не сохранились, вероятно, уничтожили вместе с “крамольными” в глазах немцев (по нашим представлениям) портретами и текстами из энциклопедий в станице Холмской при отступлении наших войск. Сохранилось только удостоверение, что с 1-го ноября 1918-го года по 17 марта 1920-го года состояла членом Кинешемского отделения Союза работников просвещения.
В двадцатые годы она была направлена партией на Царицынский тракторный завод. И здесь её ожидало первое разочарование в революционно–романтических настроениях. То ли по доносу, то ли в русле начавшейся кампании по чистке партии маму обвинили чуть ли не во вредительстве или преступной халатности, а по тем временам это было что в лоб, что по лбу, могли предать суду, и суд мог быть коротким. На время разбирательства отстранили от должности, что тоже не обещало ничего хорошего.
И тогда мама написала письмо на имя Сталина, объясняя, что она ни в чём не виновна, просила разобраться и снять с неё обвинения. Вряд ли это письмо от “мелкой сошки” дошло лично до Сталина, в лучшем случае дошло до его секретариата, но и этого оказалось достаточным, чтобы через некоторое время обвинения в адрес мамы резко смягчили, оставили только обвинение в непредумышленной халатности, не приведшей к большим потерям, и ограничились снятием с должности и исключением из партии.
Таким образом на маминой карьере был поставлен крест. Коллонтай из неё не получилась, пришлось переквалифицироваться в агронома, а затем в учительницу, но после всех переживаний и ожидания худшего она не думала об этом и твёрдо до конца жизни была уверена, что лично Сталин велел тщательно разобраться, принять справедливое решение и тем самым спас её от тюрьмы, а может быть и от смерти. И даже после 20-го съезда партии и разоблачений Хрущёва она по-прежнему считала Сталина невиновным в массовых репрессиях, а что всё делалось в обход или помимо его воли и распоряжений, и потому продолжала хранить его портрет из журнала, в знак веры в его справедливость.