Прогулки с Алисой

Мне с Земли тебя почти не видно,
Но душа моя давно с Тобой…
Я все больше зарастаю пылью,
Марсианской пылью, не земной!


     История эта случилась лет десять-двенадцать тому назад, но именно сейчас мне захотелось вспомнить и рассказать о ней подробно. Эта моя встреча и мои беседы с девушкой, решившей стать хорошей поэтессой, снова возникли в моей памяти, когда на глаза мне попались ее стихи, датированные 1998- 2001 годами.  Может быть, читатель и не увидит сейчас  в этих «стихах разных лет и зим» Алисы что-то особенно оригинальное и «чудесное». Однако мне захотелось показать в этой повести поиски человеком молодым, искренним и, несомненно, талантливым  Смысла своего земного и, ясное дело, небесного предназначения.
    Я буду, по мере способности памяти,  воспроизводить наши с Алисой встречи и беседы, сопровождая их стихотворениями, которые она писала в этот период. Может быть, что-то значительное и важное в ее стихах было, может, я просто вижу теперь в них то, что на самом деле там отсутствует. Теперь, когда ее стихи стали известны всему миру, точнее, всей нашей Солнечной системе, наверное, я со своими «прогулками» буду выглядеть странным и не совсем оригинальным. Но уж совсем не оригинальным я буду, если сорвусь и начну слагать гимны Алисе Чудесной, «девушке с Марса». Придумывать значимые детали, которых не было и быть не могло, преувеличивать степень моего понимания текстов «космической» Алисы. Ох, уж эти журналистские штампы, заполонившие телеэфир! Как трудно от них удержаться.
    Если честно, мне и самому теперь важно разобраться не только в ее детских, иногда нелепых откровениях в стихах раннего периода, но и в том последнем тексте, который она собиралась написать, но так и не дописала. Который я бестактно дописал за нее, возможно, так и не поняв всей ее земной боли и всех ее инопланетных переживаний. Метафора получилась запоминающаяся.
              Впрочем, судите сами…
                Гарри Беар, год 2012.


                Прогулка 1. ЗНАКОМСТВО с АЛИСОЙ

       Я выходил из здания школы, где два раза в неделю вел уроки литературы в 11-х классах (больше для успокоения души, нежели для заработка), и собирался ехать домой, для чего мне нужно было пройти метров триста до остановки троллейбуса. Накрапывал мелкий октябрьский дождь, теплый, но довольно противный, отучившиеся ученики и отбывшие номер учителя спешили скорее добраться кто до остановки, кто – непосредственно до дома. Я завозился было с плохо раскрывающимся зонтом, и в это время… кто-то бережно тронул меня за рукав плаща. Я с недоумением оглянулся и в первый раз, как мне показалось тогда, увидел ее… 
         Алиса оказалась невысокой светловолосой девушкой лет шестнадцати на вид. Цвет глаз ее был довольно необычным – серый с зеленоватым оттенком, похожий «на глаза осторожной кошки».  Одета Алиса была неброско, но элегантно – в короткую коричневую куртку, высокие бежевые сапожки и темный берет с каким-то неясным рисунком слева. Через ее плечо была небрежно перекинута пурпурная сумка на коротком ремешке. Сумка, как мне показалось, несколько дисгармонировала с ее нарядом, но, возможно, я ничего не понимал в молодежной моде. Алиса, чуть нахмурив брови, смотрела на меня спокойно и насмешливо.
– Я Вам писала по поводу встречи, но ответ не был получен, – вместо приветствия сказала она. – А почему?
– Ты мне писала? – удивился я, с трудом соображая, по поводу чего это она собирается со мной беседовать.
– Я прочла Ваши стихи в этой… желтой книжке и написала, – Алиса наморщила нос. – Кажется, две недели тому назад.
– Да-а, – я начинал вспоминать записку сумбурного содержания, которую неожиданно обнаружил у себя в сумке дней десять назад и которую посчитал дурацкой шуткой своих учениц. – Действительно, записка, припоминаю.
– А почему Вы не ответили? – настырно спросила Алиса.
– Там не было обратного адреса, – сухо заметил я и собрался двигаться к остановке, так как на нас уже стали посматривать выходившие из школы старшеклассники. – И что за спешка?
– Это дело жизни и смерти! – почти вскрикнула Алиса. – Мы должны пообщаться немедленно.
– Так ты и есть Алиса Чудесная? – решив не раздражать нервную девицу, заметил я.– Да, я прочитал, и стихи твои весьма…
– Я бы поговорила не только о стихах, – уточнила Алиса.
– А о чем еще говорить? – не сговариваясь, мы стали удаляться от крыльца школы несколько в сторону. – Разве тебя интересует что-то еще?
– Меня интересует Ваше творчество, ¬– заметила Алиса, – в данный момент жизни. И еще кое-что хотела обсудить в плане написания. В классе, где Вы ведете, подруга моя учится, она кое-что мне рассказывает…
– У меня в четверг факультатив по истории поэзии, – я соображал, как мне вежливо отделаться от нервной собеседницы. – Народу обычно мало ходит. Так что твое присутствие никого не обременит…
– Хорошо, – кивнула Алиса. – Пожалуй, приду в четверг, если у меня ничего срочного не будет!
– Вот и хорошо, – завидев троллейбус, я сделал рывок в сторону остановки. – Приходи с новыми стихами.
– Вы стесняетесь гулять со мной? – кивнула Алиса. – Понятненько! Тогда возьмите тетрадь – здесь кое-что новое.
– Хорошо. Прочитаю обязательно, – я схватил протянутую мне сероватую 12-листовую тетрадку и с наслаждением забился в переполненный троллейбус, чувствуя себя неуверенно наедине с новоявленной Ахматовой.
– До встречи! – крикнула Алиса и помахала мне рукой.
         В троллейбусе я с трудом запихнул Алисину тетрадь в портфель, а через пару минут и думать забыл об этой встрече. В ту пору мне было почти тридцать четыре года, я мнил себя великим, но не признанным поэтом, и работа в школе была только дополнительным способом заработать себе на пропитание. К тому времени у меня вышла книжка прозы в Москве, которая принесла мне больше разочарований и проблем, чем радости и гордости, и одна книжка стихов в Билибинске, о которой упомянула Алиса. Впрочем, я честно выполнял свою работу и даже находил в ней много положительных моментов. Детских и юношеских стихов, по долгу службы, я перечитал к тому времени огромное количество. В городе раз в год проводились поэтические турниры, которые требовали некоторого отбора представляемых школьниками текстов. Большая часть «произведений» была, впрочем, стихотворным переложением мыслей и чувств подрастающего поколения, весьма важным и нужным для развития письменной речи подростков. Примерно четвертая часть стихотворений оставляла лично у меня хорошее впечатление, после стилистической правки стихи приобретали некую гармонию формы и смысла, вполне достойно смотрелись потом в сборниках юных поэтов. Но и эти тексты испарялись из памяти еще быстрее, чем я того хотел.
Я бы, наверное, уже и не вспомнил о серой тетрадке до четверга, а то и более. Однако, вечером, проверяя сочинения своих учащихся на свободную тему о прошедшем лете (искренностью в большинстве из них не пахло), я наткнулся на подброшенную мне судьбой поэтическую тетрадь.  Поскольку после десятка проверенных сочинений на меня уже стала наваливаться вселенская тоска, я все же решил «пролистнуть» тексты симпатичной Алисы. В проверяемых мной сочинениях одна симпатичная девица (весьма раскованного поведения) слезно рассказывала, как она все лето помогала бабушке и дедушке возделывать огород, и какой хороший урожай был собран. Другая девица (ударница и спортсменка-бегунья), путаясь в сложноподчиненных и бессоюзных предложениях, как в преодолеваемых ею барьерах, подробно поведала, как они с подругой летом бегали то короткие, то длинные дистанции, то на роликах, то своим ходом, то по шоссе, то по лесу. Третий автор – прыщавый, белобрысый юноша, обычно предпочитавший прикорнуть за своим объемным портфелем к концу урока, – с несвойственным его меланхоличной натуре энтузиазмом описал в сочинении трудоемкий поход, предпринятый им  по заповедным местам Среднего Урала. Рассказ был живописен, изобиловал подробностями походной жизни и любопытными наблюдениями, а еще – он был целиком слизан из популярного блога в Интернете.
         Не дочитав до конца очередное нудное откровение про «веселые» летние каникулы, я раскрыл разрисованную какими-то малопонятными узорами светло-серую тетрадку и решил внимательней прочитать то, что было написано Алисой явно не в расчете на пятибалльную оценку. Первый текст Алисы, которая для пущей загадочности избрала себе псевдоним «Чудесная»,  носил довольно забавное название «Себе любимой».
        Рискну привести основную часть этого стихотворения целиком:

СЕБЕ   ЛЮБИМОЙ
               
Ах, я славная нимфетка,
Просто девочка-конфетка:
Стройная, как елочка,
Светленькая челочка...
Мама с папкой говорят:
"Ты не доченька, а клад!".
Наш сосед дядя Сережа
Глаз с меня не сводит тоже.
Не женат он, без детей:
- Эй, Серега, посмелей!

А на улице мальчишки,
Наглецы и хвастунишки,
Мне нахально вслед глядят -
Видно, спать со мной хотят…
Только мне на них плевать:
Не из кого выбирать.
Мужички на улице,
Как коты, мне жмурятся:
"Славная девчушка,
Пойдем со мной в кафушку!
Чипсами и пивом угощу, вином...
Как мы классно вечер
Вместе проведем".
Только мне на них плевать:
Из кого тут выбирать?

Честно? Жду я одного -
Только принца своего
С серыми глазами,
С сильными руками...
Он сильнее всех мужчин,
В целом мире он один
Девочку полюбит,
Меня приголубит.
Он возьмет меня с собой
В край далекий, дорогой,
Где не будет грязи,
Этой всякой мрази...

Будем только Я и ОН -
Это словно сладкий сон
Мысль мою лелеет,
Душу нежно греет.
Ох, я бедная нимфетка -
Да какая там конфетка!
Грустная как елочка,
И поникла челочка...

          Сначала мне захотелось исправить в тексте очевидные ляпы и некоторую нарочитость, но, подумав, я не стал этого делать. Я решил, что вряд ли Алиса ждет корректорской правки своих стихов, скорее, она, как и всякий начинающий автор, мечтает об идеальном читателе и возвышенных переживаниях. В этом плане было бы глупо пытаться говорить с «девочкой-конфеткой» о технической стороне писательского ремесла. «А дядя Сережа еще тот жучара!», – почему-то решил я, хотя в этом тексте и не вполне была прояснена роль скромного соседа-созерцателя.
           Второе стихотворение Алисы сопровождал эпиграф из Анны Ахматовой: «Я сошла с ума, о мальчик странный...», и я радостно потер руки.  Диагноз вырисовывался теперь сам собой. Облик Алисы разом терял загадочность и привлекательность. Обчитавшись ранней Ахматовой или зрелой Цветаевой, юной, творчески настроенной девице трудно совладать с собой и не выдать «на-гора» пару сборников дамской лирики. Текст назывался «Хороший мальчик», а вот и он, читатели, перед вами:

Ты - хороший мальчик, ты мне очень дорог.
Помню я объятья нежные твои...
Только ненадолго этот милый морок,
И он не замена истинной любви!

Ты в любви признался мило так, наивно -
Чуть не рассмеялась, слушая тебя...
Мной ты любовался словно бы картиной!
Только не поймешь ты, маленький, меня.

Ты пока не знаешь, что любовь сжигает!
Иссушает душу, губит все подряд.
У влюбленной девы сердце з а м и р а е т,
Лишь она заметит Его грубый взгляд.

Ты со мною, мальчик, быстро повзрослеешь,
Ты забудешь, милый, счастье и покой!
Удержать меня ты просто не сумеешь -
Так что до свиданья, мальчик дорогой!

Ты прекрасный мальчик, ты мне очень дорог!
Не забуду руки нежные твои...
Только не заменит этот милый морок
Странной и жестокой, но истинной любви.

        В целом написано это было неплохо и даже бойко. Из текста было совершенно ясно, что именно хочет сказать «хорошему» мальчику новоявленная Анна Домини: ты, друг, молод и хорош собой, но к «взрослым» отношениям со мной пока не готов, а вот я-то, конечно.  Наверное, своего одноклассника охмурила, наговорила ему тысячу дамских колкостей, а он в ответ с тоски то ли повесится, то ли напьется дешевого пива, то ли так переживет.  Да уж, вот – настоящее сочинение на тему, что я делала этим летом. Остальные стихи были выполнены Алисой Чу- примерно в том же русле: кое-где в них на законных основаниях блистала девичья слеза, и выражалось сожаление озябшим воробушкам и синицам на зимнем дворе, и содержалась инвектива «подлым, коварным подругам» за их бесчувствие и пристрастие к дорогим вещичкам.
       «А ведь, пожалуй, и неплохо для 16 лет…» – важно решил я и, закрыв Алисину тетрадку, тяжко вздохнул и вернулся к четырем оставшимся лживым детским сочинениям. Проверить все ж надо, а то ведь на следующем уроке каждый только о своей оценке и спросит. Кстати, про Алису… Надо ведь еще будет придумать, что ей про ее стихи сказать!  А то ведь загордится, юное дарование, если уж слишком расхвалить, или наоборот – совсем не то подумает.
         На этой оптимистичной ноте я закончил проверку скучных ученических работ и отправился в ванную принять вечерний душ.  День, несмотря ни на что, явно удался.


             Прогулка 2. ПОПЫТКА  БИОГРАФИИ

Вот что, гораздо позднее, когда уже Алисы не было рядом с нами, я вычитал на одном из литературных интернет- сайтов (кажется «Поэтика поэзии»), где была размещена информация об Алисе и некоторые ее ранние стихотворения. Привожу этот опыт автобиографии Алисы Чу-  полностью, воздерживаясь от желания что-нибудь поправить.
           Итак: «Меня зовут Алисой, хотя фамилия моя - несколько иная, "Чудесная" - псевдоним. Писать стихи я начала лет в 12-13, когда мои чувства потребовали ответа, а его-то я и не дождалась.  Сначала писание стихов было для меня какой-то отдушиной, даже забавой, а теперь превратилось в какую-то странную потребность. Я даже могу прервать разговор и убежать, если чувствую прилив вдохновения. Когда мне удается выразить в поэзии все, что я пережила или переживаю, я делаюсь почти счастливой. "Доколе я дышу, дотоле буду петь, поэзию хвалить и ею утешаться..." - кажется, это Карамзин. Я с ним согласна. Читатели у меня, конечно, есть. Это "подруги", друзья (хотя их совсем немного), знакомые моих родителей ("Алиса, прочитай новенькое стихотвореньице, нам так нравится!"). Есть у меня еще один читатель, который сам замечательный поэт. Я ему даже кое-что посвятила из своих стихов... Но этот человек слишком ироничный и жестокий, как мне кажется. Я, если честно, его немного боюсь, точнее, не его самого, а его критики. Вообще, мои любимые поэты – Лермонтов, Тютчев, Марина Цветаева, Гумилев и, отчасти, Белочка Ахмадуллина.  Но  есть и другие любимые, всех не перечислишь.
       Что еще... Летом я окончила школу, хотя и без медали: "Ах, Алисочка, не переживай, детка..."- утешала меня мама после экзаменов. А мне на эту медаль всегда было наплевать, если откровенно. Поступила я в университет на филфак, где и маюсь в настоящее время. Кое-какой жизненный опыт у меня есть, и получен он не из книжек, хотя я безумно люблю читать... Постоянного "мальчика" у меня нет (возможно, еще не встретила!), хотя иногда я гуляю то с одним, то с другим. Некоторые мои подруги ругают меня за то, что я больше всего люблю саму себя. Но я их мнения считаю полным "отстоем", особенно в данном вопросе.
       Конечно, я любила и не раз, наверное, это заметно по моим стихам, но чаще  получала  за свою поспешность страдания и горькие сожаления. Может быть, я еще недостаточно  взрослая...  Еще что?  По гороскопу  - Рыбы, натура живая и эмоциональная; родилась и долго жила в городе Маас в ста километрах от Билибинска. Сейчас бываю тут в основном по выходным.
        В общем, читайте стихи Алисы Чу-, и все тут!  В этот маленький сборник «Стихи разных лет и зим» я постаралась включить  лучшие стихотворения; некоторые были написаны мной в еще детском возрасте, так что не судите строго. И не судимы будете».
         Такая биография, видимо, написанная уже тогда, когда Алиса оканчивала первый курс филологического факультета в Билибинском университете. В это время мы виделись с Алисой Чу- не реже одного раза в месяц; в это время моя судьба едва не изменила свое спокойное течение под влиянием ее страстных взглядов и нескромных заявлений. Впрочем, постараюсь вспоминать все по порядку и ничего не утаивать…
Ага, надо телевизор этот гадкий выключить, а то сосредоточиться не дает! Вот, кстати, опять передача про Марс, они что там – на НТВ и Первом  канале  –  дурман- травы накурились?
Чуть не через день – бегут сообщения:
Непонятные сигналы приходят с Красной планеты, сигналы никак не верифицируются…
Наши доблестные ученые работают над расшифровкой сигналов с Марса! Россия притаилась в таинственном ожидании… 
Американский нобелевский лауреат, профессор Принстона Даун Лоу что-то стал понимать и даже записал какие-то строчки на иврите!
Японские марсологи (это в Японии-то марсологи?) что-то расшифровали… Но ничего нам не сообщают, собаки!
Агентство НАСА напоминает, что работа по подготовке запуска нового Марсохода для исследования планеты идет полным ходом…
        Показывайте-ка, ребята-журналисты, лучше Галкина да Дроботенко с Задорновым, примерно та же ахинея, но в рамках здравого смысла и непритязательного юмора. Или вот шоу «Ледниковые пляски»: нашему народу дюже интересно! Там профессиональные фигуристы в отставке с актерами, журналистами и шоуменами по льду елозят, думая об одном –  как бы не шлепнуться на глазах у публики…
Лучше поставлю-ка на канал «Культура»: что-то наш мудрец Вайшлер опять вещает? Ну – ешь тую медь – и Мишаня про Марс, талдычит второй час про неопознанные сигналы, про близость неземных цивилизаций! А этот хитромудрый говорун может три часа по любой теме елозить, пока не соскочит по ходу движения на идею социального рая в Беларуси или кристально честных выборов, проведенных  недавно в Лапландии. Лучше выключить телик совсем, и музыку какую-нибудь слушать…
        Когда мы встретились с Алисой в четверг на факультативе, она уже была в новой униформе: голубые джинсы с разводами, ослепительно белая блузка и бежевый жакет, в петлице которого кокетливо торчала ручка в виде гусиного пера. Волосы свои Алиса убрала в две косички, что делало образ поэтессы еще более юным и привлекательным. Я между делом отметил, что она подкрасила свои и так довольно сочные губы и добросовестно подвела брови.
       Постоянно ко мне на этот двухчасовой факультатив по истории русской поэзии ходили человек 10-12, сегодня же было только пятеро. Учащихся, получивших зачет по факультативу, я обещал всего лишь освободить от написания обязательного реферата, поэтому наплыва посетителей не было. Обычно я рассказывал о каком-то значимом периоде русской литературы, а потом мы обсуждали знаменитые стихи этого периода. Первые занятия были интересны, да и народу ходило больше, потом все вошло в колею и даже мне стало несколько скучновато. Во время занятия Алиса помалкивала и в полемику по поводу текстов Карамзина и Дмитриева особо не вступала; чувствовалось, что школьный тон разговора ее никак не устраивает.
        Когда все закончилось и  учащиеся отправились восвояси, она подсела максимально близко к учительскому столу и спросила:
– Только не говорите общих фраз, скажите честно: стоит мне дальше писать? Или лучше скалолазанием заняться?
– Да нет, Алиса, стихи твои, в общем и целом, вполне… – начал я путаться в определениях.
– То есть они не безнадежны? – уточнила Алиса.
– Они бы даже были просто замечательны, если бы…
– Если бы не что? ¬ Говорите уже!
– Есть в твоих текстах много заимствований из Лермонтова, Ахматовой, Гумилева, и, кажется, даже Есенина… Ты не думай:  любой поэт через это проходит. Даже Лермонтов, которому ты так благоволишь…
– Да Бог с ними, они же все уже раскрученные, – махнула рукой Алиса. ¬– Как Вам содержание стихов, ведь интересно, правда?
¬– Содержание твоих стихов довольно банально, – я заметил, что Алиса прямо на глазах стала бледнеть, – но выражено весьма неординарно. Прямо и честно выражено!
– Я и не скрываю…  как есть, так и пишу, – буркнула Алиса. – А и в Ваших стихах тоже заимствований полно, ведь так же? Вот возьмем Ваше «Ночное рондо», это же в принципе Блок, не более того…
– Ну, я ведь не с Луны упал, – примирительно заметил я. – Как же без цитат? До меня-то, сколько русских стихов понаписано, – я отметил, что Алисе явно не понравилась моя критика, но удар она сдержала, даже огрызнулась.
– А понравилась Вам героиня стихотворений? – Алиса впилась в меня взглядом и даже привстала из-за парты.
– В общем, она девушка самокритичная, но знает себе цену.
– Цена еще не установлена, – хихикнула поэтесса. – Торг только начинается…
– А кто этот дядя Сережа из первого твоего текста, сосед по дому?
– Мудозвон один из соседнего подъезда. Лет 30 ему, он все не женится, но бабы к нему часто шастают, – выдала Алиса беспристрастную характеристику соседу, в данный момент, очевидно, впавшему в икоту. – Меня тоже как-то встретил вечером у подъезда – пригласил «на рюмку коньяка». Я ему процитировала кое-что, он больше уже не беспокоится. И не здоровается даже в ответ…
– Что процитировала? – удивился я. – Стихи какие-то?
– Статью из Уголовного кодекса об ответственности за несовершеннолетних, – Алисе и самой очень понравилась эта тирада.
– Не повезло дяде Сереже, – улыбнулся и я.
– Другому повезет! – улыбнулась она.
– А ты бы хотела стихи напечатать или так… для себя и близких? – спросил я на всякий случай. Кто ж из пишущих, тем более начинающих, не хочет вселенской славы!
– Еще пару месяцев назад хотела напечатать, даже по журналам разослала, – загрустила Алиса. – Теперь не знаю уж, может, и не стоит.
– Все равно, интересно, как другие читатели тебя воспримут?
– Мне важно понимание моих стихов, а не их восприятие другими дурочками, – уточнила Алиса. – Поэтому я и навязалась.
– Все понятно, Алиса! – заметил я, чувствуя, что такой разговор может тянуться вечно.
– Я думаю, Вы пару хороших советов дадите, – лукаво прищурилась Алиса и попробовала сразить меня загадочным взглядом сразу и наповал.– Наедине где-нибудь расскажете мне, как вдохновение приходит…
 – Мы и сейчас наедине, но какие тут советы, – я придумывал повод, чтобы деликатно отделаться от Алисы, так как ее жесты, ее неуловимый запах и ее взгляд все сильнее начинали на меня действовать. – В общем интересные у тебя стихи, продолжай в том же духе.
– Вы на троллейбус? – заметив, что я поглядываю на часы, Алиса тоже засобиралась. – Давайте провожу!
– А это тебе удобно? Я тороплюсь.
– Да мне-то удобно, – прыснула Алиса. – Вы не беспокойтесь, я типа просто рядом пойду, можно даже в пяти метрах сзади.
– Да я не беспокоюсь! Иди, где хочешь.
        Я занес факультативный журнал в учительскую, перекинулся парой слов с завучем Ириной Харитоновной и торопливо спустился в вестибюль. Алиса, уже одетая, толкалась между двумя восьмиклассницами возле большого зеркала, подмазывая губы. Я едва кивнул ей и вышел на крыльцо школы, через  пару минут появилась она… До первой остановки троллейбуса от школы было метров двести пятьдесят, не больше. Почему-то не сговариваясь, мы пошли в сторону другой остановки, до которой идти было минут десять. Я собственно никуда не спешил, а общение с юной поэтессой начинало мне все больше нравиться, затягивая в какую-то двусмысленную ситуацию. Алиса нагло помалкивала, а я толком не знал, как продолжить наш взаимно спасительный разговор.
        Молчание становилось томительным, нелепым, опасным… и я задал простой банальный вопрос:
– Что-нибудь новое за эти дни написала?
– Я хотела Вам показать (в хорошем смысле), но Вы погнали куда-то, куда, сами не знаете…
– А что ты хотела показать? – переспросил я, чувствуя растерянность.
– Кое-что из моего «летнего», но оно не для всех! – провозгласила Алиса и почесала свой нос, он был несколько большеват для ее очень строгого овала лица, но придавал ему какую-то детскую непосредственность.– Это, так скать, эротические стихи!
– Ага, – вяло сказал я, – вот оно что. И это напрямую связано с личными переживаниями?
– Ну а Вы как думали? – Алиса приняла насмешливый тон. – Или считаете, что в моем возрасте не должно быть эротических переживаний? А в каком они должны быть?
– Да ничего я не считаю, – ответил я. – А тебе, сколько лет, кстати?
– Этот Ваш вопрос весьма некстати! – Алиса остановилась и довольно дерзко посмотрела мне в глаза. – Я имею честь его проигнорировать.
– Ага, – повторил я. – Думаю, что семнадцать тебе исполнилось?
– Думайте, что хотите, это Ваше право!
– Ты хочешь показать мне эротические тексты, и что… Ты не уверена, стоит ли их показывать?
– Я этим летом очень много перечувствовала, – Алиса, подумав, вернулась к нормальному тону. – Пережила первую любовь… Стихи, может, нелепые, но написаны от души. В них – частичка моего сердца.
– Об одном тебя прошу, Алисий, – возвышенным тоном произнес я. – Никогда не говори красиво!
– Базарова цитируете, – кивнула Чудесная, – валяйте в том же духе. Я девочка начитанная.
– Ну, надо же, какие мы грамотные!  – поразился я. – Но это я про «частичку сердца» имел в виду.
– Летом я встретила и полюбила одного парня, – Алиса, подумав,  решила высказаться подробнее. –  Он был крепкий такой, мужественный, старше меня лет на семь… Работал охранником в пансионате, где мы отдыхали в июле. Сначала я на него и не смотрела, а он – на меня, но потом! Да и эти мальчишки, что вечно норовят  «прощупать обстановку», достали! И в общем, я с ним… как это будет по-русски: трам- пам- пам. – Алиса деланно расхохоталась. – Почитайте, в стихах все это есть.
– А трам- пам- пам  серьезно? – уточнил я.
– А вот ничего больше не скажу, – Алиса мотнула головой, будто достав из воздуха, протянула мне новую 18-листовую тетрадку, на сей раз в зеленой обложке. – Почитаете и догадаетесь, как все было.
– Хорошо, я прочитаю, но скажу честно, – мне уже было досадно, что щебетанье чаровницы начинает раздражать меня не на шутку. – Без снисхождения к твоему возрасту, договорились?
– Валяйте! Мне именно так и надо…
– Мы почти пришли, Алиса, – действительно, мы уже подходили к остановке «проспект Пиндара»; я знал, что Алиса живет где-то неподалеку, и ехать ей никуда не надо.
– А когда мы встретимся снова? – забеспокоилась Алиса. – Только через неделю? Ах, мой друг, я не переживу этого…
– Сказала нервная дама и упала в обморок, – доцитировал я. – Можно и раньше, если у меня получится. Запиши мой телефон.
– Ах, где мое гусиное перо? – Алисе нравилось иногда дурачиться без особой на то причины. Впрочем, ручка и блокнотик возникли в ее руке, как по мановению (сами знаете кого). – Записываю!
– Давай-ка созвонимся в следующий понедельник, во второй половине, и определимся, как и что!
– Я наберу в понедельник, после двух часов, – решила Алиса. – Это будет удобно?
– Лучше где-то с трех до пяти, тогда я точно буду на месте.
– Бай-бай, – стала прощаться Алиса Чудесная. – Обниматься мы, пожалуй, не будем.
– Еще чего! – возмутился я. – Запомни, я общаюсь с тобой только…
– Из чувства сострадания, – вздохнула крошка. – Я так и поняла.
– И правильно поняла! До свиданья, – помахав Алисе рукой на прощанье, я ускорил шаг.
– До новых встреч, – штучка Алиса решила выдержать роль до конца.– Я буду очень того-этого. Скучать!
        Мне очень хотелось оглянуться. Мне так хотелось сказать ей что-то приятное и обнадеживающее, но… Я очень спешил на троллейбус, точнее, усиленно делал вид, что спешил.

               
                Прогулка 3.  ГРЕЗЫ  о  ЛЮБВИ

        Вот и общайся после этого с нервными старшеклассницами, пишущими любовные стишки!  Это ж надо так нелепо… «Едва с пеленок – кокетка, ветреный ребенок…» . Моя устоявшаяся, выверенная годами жизнь  вдруг начала казаться мне пресной, однообразной и совсем вялой. Мяуканье возмущенной кошки, которой я впервые за долгие годы забыл налить молоко в любезно подвинутую мне под ноги миску, немного привело меня в чувство. Я никак не мог найти никакого оправдания своим дневным переживаниям, от души называл их бредом и нелепой фантазией, но…
        Вечером того же дня я засел за Алисину тетрадку и обнаружил там пару-тройку вполне приличных с точки зрения техники, точных в  выражении мыслей стихотворений. Конечно, меня продолжало преследовать ощущение, что все представленное мне Алисой я где-то уже читал или видел. Это было, в принципе, обычное впечатление от стихов начинающего автора, и я решил на нем не зацикливаться.
         Вот передо мной первое из стихотворений, видимо, и посвященное летнему спутнику загадочной Алисы.

       СЛУЧАЙНАЯ   ВСТРЕЧА
                Саше N посвящается

Мы встретились просто, случайно,
Меня поразили твои
Немыслимо сильные руки
И алые губы любви...
Я сразу забыла кокетство,
Заметив взор серо-стальной -
Мое несчастливое детство
Прошло в сей же миг стороной.

Сама подошла к тебе первой,
Прижалась, сказала: "Люблю...".
Ты чуть не назвал меня "стервой":
Ну что ж, милый, я потерплю.
"Малышка, ты верно ошиблась!
Во мне  не того видишь ты...",
Но ради тебя я расшиблась
В лепешку. Принес мне цветы
И очень спокойно заметил:
"Недолго я буду с тобой!
Вся жизнь моя - ветер и пепел,
Ты станешь мне просто рабой...".

Те несколько месяцев счастья
С тобой мне уже не вернуть...
Теперь наступило ненастье,
И горек, и страшен мой путь.
Ты сделал меня настоящей,
Не куклой я стала, ж и в о й!
Уж девочки нет той блестящей,
Жена была рядом с тобой.
"Да разве Судьбу переспоришь?-
С улыбкой ты мне говорил.-
Ты, девочка, многого стоишь..."
Однако меня ты забыл!
*  *  *  *  *  *  *  *  *  *  *  *

И с кем бы потом не встречалась -
Была я навеки т в о е й...
О, если бы мы обвенчались,
Жены б не нашел ты верней!
– Пришли мне хоть весточку, милый!
Скажи, что ты любишь меня.
Иначе, откуда взять силы,
Чтоб жить и дышать без тебя?!

Мы встретились будто случайно,
Меня поразили твои
Немыслимо сильные руки
И алые губы любви.
               

    Любопытный текст, «жизненный»! Хотя все эти «алые губы любви», «немыслимо сильные руки»  и «серо-стальной взор»  милого дружка выглядели в стихотворении  банальными клише. Но канва событий была достаточно понятна, и я даже посочувствовал юной деве, «расшибшейся в лепешку» из-за этого многоопытного, судя по всему, охранника, который, очевидно, на Уголовный кодекс плевать хотел и ситуацией в полной мере воспользовался. Несколько смущало мелькание в тексте слова «жена», но и это было отчасти понятно, коли Алиса не могла найти в себе силы, «чтоб жить и дышать без тебя».  Выражение «горек и страшен мой путь» мне показалось весьма знакомым, но откуда Алиса его слямзила, я вспомнить не смог.  Второе стихотворение, посвященное тому же Саше, носило более громкое название – «Погибшее чувство», по сути, повторяло, хотя и в других выражениях, тот же нехитрый сюжет отношений «сурового мэна» и его юной возлюбленной. Концовка была еще более трагичной: героиня всерьез задумывалась, а не утопиться ли ей в том самом озере, возле которого и произошло «слиянье наших душ и тел». Но судя по контексту, фразу можно было считать всего лишь гиперболой.
           К этим двум произведениям Алисы по логике примыкал еще один текст «Раздумья», он был куда интереснее, а главное – свидетельствовал о знакомстве Алисы с моим собственным стихотворением с подобным же названием.

РАЗДУМЬЯ
 
Очень смутно я помню, что было
Этим летом с тобой и со мною:
Только желтый песок как пустыня,
Только синее озеро стыло,
Только счастье быть рядом с тобою!

...Это было  не больно,  но честно -
Я не знаю, зачем  это  нужно.
Для слияния более тесного,
Чем простая и чистая дружба?

Ты, наверно, искал только ласки,
А нашел мою грусть и сомненья.
Я считала, что ты принц из сказки!
Не учла я, что счастье - мгновенье...

Не забыл ты те страстные ночи?
Разве помнишь мои откровенья?
Этот шепот, мой смех между строчек
Ты не понял! и стал только тенью.

Ах, кому рассказать мне все это,
К чьим ногам мне упасть головою?
Впрочем, честно: я летом согрета
И уже не замерзну зимою!

        Конечно, разумный читатель, может взять и удивиться, а какое мне, разумному взрослому человеку, дело до всех этих девичьих страданий и писаний? Что это даст мне для понимания нашей убогой земной и тяжелой российской жизни.  Но тогда этому разумному читателю следует немедленно закрыть эту повесть и пойти на улочку продышаться воздухом. Или, на худой конец, включить заветную кнопку и послушать на ночь глядя дежурные приколы Миши Задорнова, либо почитать афоризмы Миши Веллера. А вот читателям, которым это надоело, можно рекомендовать дочитать сию повесть до самого ее завершения.
          Алисины «Раздумья» мне показались очень занятными, хотя на первый взгляд и этот ее текст выглядел банальным и психологически объяснимым.  Но некоторые удачные  метафоры и сравнения вроде: «желтый песок как пустыня», «мой смех между строчек», «я летом согрета и уже не замерзну…» - оживляли стихотворение и делали его запоминающимся. Талант у девчонки, несомненно, присутствовал; будет жаль, если она потом, по ряду причин, забросит эти свои поэтические штудии. А охранник Саша просто Дон Гуан какой-то али Казанова, не иначе. Сумел же столько чувств и эмоций вызвать во вполне себе сдержанной и умной девушке!
        Так ревниво думал я, перелистывая занятную тетрадку дальше и по ходу пьесы пропуская стихи про «подлых паразитов»- одноклассников и фетовские зарисовки зимнего леса.  Я листал ее до тех пор, пока не наткнулся на пустой тетрадный лист, где цветными фломастерами и большими буквами были выведены загадочные слова:  «Там Дальше Читать Только Тем, кто Хочет Стать Посвященным! Другим – Не Нужно»
        Ага, понятно. Девичьи причуды, тайны клада, пещера Лехтвейса… Алиса снова дурачилась, может, в расчете на мое пылкое воображение. Но заглянуть за 12-ю страницу все же, видимо, следовало, не закрывать же тетрадь на самом интересном месте.  Я мысленно перекрестился и открыл страницу за номером 13; на первый взгляд, она была почти чистой, если бы не приписка в самом низу страницы. Я прочел до боли знакомые мне строчки: «Поэзии присуща простота…»,  после это не открыть страницу номер 14 я уже не мог.
         Далее было стихотворение с удивительным названием «Страсти по Марсу». В первую секунду я почему-то решил, что Марс – это имя очередного увлечения нашей любвеобильной девицы; хотел захлопнуть тетрадь и убрать куда подальше. Но тут же я сообразил, что предлагаемый текст «для посвящённых» говорит совсем о другом, никак не связанном с земными делами. Когда я начал его читать, мой слух сразу наполнил ритм Николая Гумилева с его конквистадорами, но содержание этого стихотворения заставило забыть о технической стороне дела.
               
СТРАСТИ по МАРСУ

Путешествуя по мировой Вселенной,
Мне знакомый говорил не раз,
Как похож на огнь, почти нетленный,
Из космического облака - наш Марс.

Он кружится в мировом пространстве,
Где забыты люди и века,
Существует Марс в непостоянстве,
Как усталый ветер в облаках.

Города Его - присыпанные пылью,
Пересохли реки и моря…
Но ведь миллионы лет там жили
Дальние пращуры нас, землян.

Только два суровых незнакомца
День и ночь сопровождают Марс:
Это Деймос, ужас полунощный,
Это Фобос, страх за всех за нас…

Астероиды, как спутники величья,
Не вращаются перед Его лицом.
Светлость их лишь облако безличья,
Как безлична Ночь пред ярким Днем. 

Мне с Земли Тебя почти не видно,
Но душа моя давно с тобой…
Я все больше зарастаю пылью,
Только пылью не Твоей, земной!

О, Планета красных привидений,
Ты зачем тревожишь жизнь мою?
Буду ночью слушать песнопенья
Марсианских кратеров в строю.

Эти песни слух мой обостряют,
Шепчут мне о том, какая я…
Мои уши чутко отличают
Среди слов других – «Чудесная».

Путешествуя по мировой Вселенной,
Белый старец говорил не раз,
Как похож на огнь, почти нетленный,
Из космического облака - наш Марс.

     Этот текст меня потряс. Совсем даже не шучу! Это действительно были страсти по Марсу, никак не иначе…  Я не мог взять в толк, почему это вдруг вполне земной девушке, пишущей традиционные для ее возраста любовные стишки, вдруг слышится по ночам гул марсианских кратеров?  Почему ее душа так тесно связана с загадочной Красной планетой, зачем Алиса так точно описывает спутники Марса Деймос и Фобос (несомненно, что-то специально читала про них). Через этот текст как будто прорывалась истинная сущность чудесной Алисы, но уловить эту сущность в то время я не мог да и не хотел, наверное. Я еще раз пробежал глазами текст, хотя уже почти запомнил его наизусть. «Огнь, почти нетленный» – сначала это выражение показалась мне не совсем удачным, я даже хотел написать где-нибудь на полях свое замечание. Но… ведь этот образ Марса предлагает Алисе ее таинственный спутник – Белый старец. Почему именно белый?
  И этот старец говорит о далекой  планете – «наш Марс», он способен видеть ее из космического облака! Что это – сила воображения юной поэтессы или элементарная начитанность? Да и Алиса будто солидаризируется с ним, заявляя в шестой строфе: «Мне с Земли Тебя почти не видно,/ Но душа моя давно с тобой…». И как это я должен понимать? Да и пыль, которой зарастает ее душа, почему она должна быть непременно марсианской? Впрочем, мой земной рассудок успокоительно говорил мне: мало ли что может написать одаренная школьница, да и стоит ли так волноваться по поводу написанного ей. Что ты раскипятился? Прими-ка успокоительное, и ложись отдыхать! 
      Она, наверное, «Аэлиту» Третьего Толстого недавно прочла, решил я и захлопнул зеленую тетрадку. Не читать же после этого текста стихи о кошках и собачках… Чем дальше, тем больше Алиса начинала напоминать мне героиню Кэрролла, причем без всякой связи с земным прототипом. Страдания  Алисы Чу-, ее способность как бы проникать в иные миры, далеко за пределами Земли, видения, никак не объяснимые ее реальной жизнью…. Все это таило в себе загадку, поэтому новой встречи с Алисой я начинал ждать с необъяснимым восторгом. Интересно, а другим она показывает эти стихи, читает их вслух, просит сочувствия?  Надо бы не забыть спросить ее об этом. Я начинал ловить себя на нехорошей мысли, что почти влюблен в Алису – не столько в реальную девушку, гордую и смешливую, которой я толком не знаю, сколько в ее поэтического двойника. И этот двойник, то есть собственно Алиса Чудесная, становится понятен и так близок мне, что я рискую стать в один миг его зеркальным отражением.
     В какой-то момент у меня мелькнула даже мысль под благовидным предлогом разорвать с Алисой всякие отношения, успокоиться и вынести ее образ далеко за пределы своей жизни. Надо бы пойти пройтись, что-то уж совсем как-то не по себе… Рука снова потянулась к тетрадке, там ведь оставалось три непрочитанные страницы.
      Нет, только не сегодня! Я торопливо включил телевизор, наугад нажал кнопку какого-то канала: в разгаре был обязательный, но от того не менее дурацкий «Субботний вечер». И вдруг… с каким-то невыразимым удовольствием я уставился на земного и вполне вменяемого в своей банальности Толю Сабкова, который вычурно балагурил в обществе не менее земных и узнаваемых персонажей. И весь мир вернулся на место, и в нем уже не было никаких других загадок, кроме той, где и с кем Филипп провел свой зимний отпуск.


                Прогулка 4. О ПОГОДЕ и ПРИРОДЕ

       Новая встреча с Алисой произошла тогда не через неделю, а гораздо позже. Меня неожиданно командировали на двухнедельные курсы повышения квалификации в Билибинск, и я впервые настырно попытался увернуться от этой унылой необходимости. Потом я долго пытался втолковать Алисе по телефону, что дело не в том, что я не хочу с ней встретиться, что ее стихи никуда не годятся, а просто в том, что уезжаю. Я пытался было спросить ее про марсианские страсти, но она не стала слушать мои комплименты и повесила трубку, так и не договорившись о новой встрече. Уже тогда мне казалось довольно странным, почему Алиса так настойчиво ищет именно моего участия и понимания своих текстов. Как будто бы сверстники и сверстницы Алисы были настолько глухи к поэтическим штудиям! Опыт говорил, что это может быть просто позой самовлюбленной девушки, но может быть и действительно искренним желанием быть понятой собратом по перу.
Уже закончились курсы, я вернулся и приступил к работе, провел очередной факультатив. Ко мне подошла тогда подружка Алисы, довольно безликая особа из 10-Б,  и, опасливо осмотревшись, передала от ее имени сложенный вчетверо листок, вырванный из тетрадки.  В записке было несколько коротких предложений, которые выражали сожаление, что я даже не постарался понять «юную поэтессу» по-настоящему, и она считает невозможным продолжение наших встреч, хотя и оставляет за мной право поменять ее решение. Переписываться с Алисой таким дедовским способом я посчитал полной глупостью и ничего на записку не ответил. Подруга пожала плечами и отошла от меня с улыбкой на сахарных устах.
Прошла еще неделя, потом другая, но… Алиса как будто навсегда исчезла из моей жизни. Она знала мой телефон, но не позвонила. Она знала, как меня найти, но не хотела предпринимать для этого никаких усилий. Искать Алису через ее подругу или являться в школу, где она училась… Нет уж, увольте! Но даже теперь я очень хорошо помню свое разочарование этим обстоятельством. Стояла середина декабря, на основной работе уже потихоньку начиналась гонка: отчет за полугодие, олимпиады, отчет по олимпиадам, планы на следующее полугодие и т.д. В школе дело шло к итоговым контрольным работам, выставлению оценок за полугодие…
Тем не менее, как-то вечером я снова перечитал вторую Алисину тетрадку, пытаясь найти объяснение очередному нелепому поступку в ее стихах. Еще одно стихотворение, на которое я прежде совсем не обратил внимания, мне показалось интересным. Называлось оно «Плохая погода», но рассказывало вовсе не об этом состоянии природы. Когда я читал его первый раз, я не смотрел на дату написания текста, но теперь я лучше стал понимать, о чем там шла речь. Это была дата нашей первой с Алисой встречи…

ПЛОХАЯ  ПОГОДА

Целый день на улице дождь;
Я, хоть Рыбка, но дождь не люблю!
Мои мысли все время с тобой,
Мне так больно, но я все терплю...

Мы так резко расстались с тобой,
Я жалею о многом, поверь...
Но не буду я больше  рабой
Человека, в котором жив зверь.

Ты забаву лишь видел во мне,
Будто с мышкою кот, все играл!
Пробегая по страсти струне,
Ты мне жизнь на куски разорвал...

Я тебя, дорогой, не виню;
Что винить, если время ушло.
Но я Бога упорно молю,
Чтоб вернулся ты снова - назло

Всем знакомым моим и друзьям,
Что винят то тебя, то меня.
А я снова, как раньше, отдам
Свою душу и тело - л ю б я!

Целый день на улице дождь,
Я устала давно уж реветь.
Все промозгло и сыро вокруг,
Может быть, лучше мне умереть?..
      
          Вот тебе раз! Кажется, я попадал в переплет с девичьей любовью, страстями и неприятными последствиями всего этого. Поэтический талант Чудесной мог только усилить последствия такой влюбленности, создав и мне, и ей жизненные сложности. Впрочем, стоит ли переживать по пустякам? Допустим, Алиса произвольно (или нарочно) поставила эту дату, проверяя, внимательно ли я читаю ее тексты. Тогда, просто не заметить это – и все, сделать вид, что вообще не прочитал или не так понял. А если это зарисовка с натуры, и Алиса действительно втюхалась в меня? Надо бы втолковать ей… а что втолковать-то? В общем, встреча с нервной девицей, пишущей страстные вирши, и соответствующее объяснение становились для меня обязательными и неизбежными.
         От космических проектов Алиса, ясное дело, уверенно идет к новым любовным переживаниям! Ну и пусть себе идет, только по другой дорожке, а не совместно со мной. В следующее мое появление в школе я передал Алисиной подруге листок, где был указан номер телефона и содержалась  просьба, чтобы поэтесса мне позвонила, т.к. мне есть, что сказать о ее стихах. Спустя три дня я наконец-то услышал голос Алисы в телефонной трубке. Она довольно сухо и отрывисто говорила со мной и согласилась на назначенную встречу, как мне показалось, без особого энтузиазма. Для себя я решил, что это все, это будет последнее наше свидание. Мы договорились встретиться на днях сразу после факультатива и подробно обсудить ее стихи (и ее поведение, добавил я мысленно).
Алиса явилась в этот день минут за двадцать до окончания занятия, ввалившись в класс в обнимку со своей модной шубой. В это день народу на факультативе было прилично, школьникам-таки нужен был зачет по истории поэзии, поэтому явились даже те, кого я уже пару месяцев вообще не лицезрел. Алиса громко поздоровалась со всеми, пожаловалась на гардеробщицу из раздевалки, где не приняли шубу, и сгрузила свое добро на ближайшую парту, несколько потеснив сидевшего там балабола из 10-А, тут же смирившегося с таким соседством. Часть десятиклассников поздоровалась с Алисой, часть с изумлением посмотрела на меня, обычно я не приветствовал такие опоздания. Я важно пояснил окружающим, что Алиса готовится по индивидуальной программе, что вызвало полное понимание присутствующих и тихое хихиканье двух девиц, учившихся прежде с Чудесной. Алиса, ничуть не смущенная, уселась на свободное место за третью парту левого ряда и достала какие-то журналы для приятного времяпрепровождения. Оставшаяся часть зачетов в этот день была принята мной предельно лояльно.
После того как последний ученик покинул класс, получив «отлично» вместо заслуженной «четверки», Алиса моментально переместилась в пространстве кабинета и уселась прямо напротив меня. Сегодня она была одета предельно скромно – какие-то темные джинсы без всяких украшений, ворот кремовой блузки, сиреневый свитер и лишь новая заколка в волосах в форме скорпиона. В уголках ее рта пряталась насмешливая улыбка, глаза так и искрили, пробегая по окружающим ее предметам. Я извлек тетрадку с ее стихами, похвалил Алису за старательность  и начал туманно излагать свое мнение, поясняя, что жизнь и поэзия не всегда соседствуют в нашей реальности, а чаще – совсем наоборот. Алиса ничего не отвечала на мои реплики, только кивала головой и иногда выражала свои чувства с помощью междометий.
– Ты вот пишешь здесь фразу: «Ты забаву лишь видел во мне, будто с мышкою кот, все играл… Ты мне жизнь на куски разорвал». Конечно, написано это искренне, может, ты это так и чувствовала, так и воспринимала.  Но все же звучит это предельно банально. Нужно стараться избегать клише, как я тебе и советовал.
– Ага! Советовал, верно… – кивнула Алиса.
– Ну да, советовал. Потом вот фраза: «И  я снова, как раньше, отдам свою душу и тело – любя!». Я бы, на твоем месте, немного сбавил обещания героини. Да и потом, сама подумай, что значит: отдать душу? Это же вовсе не то, что она на самом деле хочет сказать любимому. Если, конечно, он не Мефистофель!  Это просто оговорка, ошибка речевая…
– Угу, речевая оговорка! – промычала Алиса, испытывая мое терпение.
– Ее мысли – с этим человеком, она просто желает с ним встретиться, а концовка стихотворения – кокетливое заявление, а вовсе не ее желание умереть. Именно так это звучит, разве тебе не кажется?
– А как же, – ни с того, ни с сего хлопнула в ладоши Алиса. – Вот именно! Еще как кажется.
– И дату эту ты, что, нарочно подставила? – меня уже начинал раздражать этот диалог без реплик второго персонажа. – Дату нашей встречи!
– Нарочно, – закивала Алиса.
– А зачем? – настаивал я.
– А ни зачем, просто так, – Алиса положила подбородок на свои расставленные ладошки. – Захотела и поставила дату. 
– Надеялась меня заинтриговать?
– Угу! Типа этого – хотела интегрировать…
– В общем, Алиса, ты пишешь хорошие стихи, рад за тебя! Совет мой такой. Продолжай в этом плане развиваться. Читай больше других авторов, вроде Пушкина, Лермонтова, Ахматовой, Боратынского… Больше работай со словом и смыслом, рифму и размер можно подогнать. Вот так!
– Так размер имеет значение? – глядя мне в глаза, поинтересовалась Алиса, чуть не подмигивая.
– В тексте все имеет значение, но смысл его должен быть понятен хотя бы самому автору, – я сделал вид, что не уловил подвоха.
– Ну, все ясно, как Божий день, – порадовалась Алиса. – Я, правда, думала, что мы с Вами сегодня откровенно поговорим, но Вы так и продолжили факультатив вести. Жаль, конечно…
– Разве мы говорим не откровенно?
– Я же хотела послушать не только про поэзию, – покачала Алиса головой, как китайский болванчик. – Я сегодня из-за вас чуть экзамен не завалила вообще-то, переживала…
– Из-за меня, сегодня? Ты сказала, что тебе удобно прийти в это время, – я остро чувствовал, то мы с Алисой старательно обходим цель нашей встречи,  причем оба это понимаем.
– Сказала так сказала, – кивнула Алиса. – А экзамен по физике чуть не завалила. Правда, там личные отношения натянуты: училка у нас, Наталья Ивановна, молодая еще, советы мои не приемлет ничуть.
– Наверное, наговорила ей кучу любезностей? Так?
– Типа того; в сентябре сказала ненароком, что летом ей нужно было почаще загорать на пляже и устраивать личную жизнь, а не в школе кабинет свой ремонтировать! Она и затаила неприязнь, коза крашеная…
– Алиса! Что это за выражения.
– Выражения вполне приличные, – Алиса неторопливо убрала голову с рук, а  руки под парту. – Хотя хочется сказать что-нибудь такое…  Но я не буду, Новый год скоро!
– Поздравляю, кстати! – я протянул ей свою руку, Алиса ее крепко пожала. В это время кто-то сунулся в наш кабинет, но быстро закрыл дверь.
– Взаимно, кстати! Где будете встречать? И  с кем, если не секрет?
– Дома, как обычно, со своими! А ты где?
– Меня один знакомый мальчик приглашает встретить New year's Eve  в компании рокеров и музыкантов. Конечно, будет много музыки, веселья, а также спиртного и сладкого – все такое. Вот, еще не решила толком, что ему мне ответить. Как Вы думаете?
– А родители тебя отпустят в такую компанию?
– Папе – по барабану, он считает, что я уже взрослая. А маме наплету чего-нибудь, чтоб отпустила. Например, про веселую школьную компанию под присмотром чутких педагогов…
– Не поверит ведь, – мне почему-то очень не хотелось, чтобы Алиса встречала Новый год с рокерами.
– Смотря, как подать, – засмеялась Алиса. – А Вы тоже туда приезжайте – встретим вместе, а?
– Спасибо, Алиса, я встречу праздник дома.
– Кто бы в этом сомневался, – кивнула Алиса, поднимаясь из-за парты. – Значит это вот так-так, а потом уже никак…
– Пора уже? Торопишься, – я стал быстро скидывать в портфель журнал, конспекты, тетрадки, ручки.
– Да чего тут сидеть, скоро пол мыть придут и погонят нас, – заметила Алиса.– Или Вас не торопят?
– Да, конечно, – я был рад окончанию беседы. – Пойдем!
– Я оденусь пока, – заметила Алиса. – Не идти же по коридору раздетой…
– Алиса, перестань!
– Вы же юмор понимаете! Так это он самый…
– Кстати, больше всего мне понравились все же «Страсти по Марсу», очень тебе удалось это, как его, чувство выразить.
– Что выразить? – переспросила Алиса, словно застыв с шубой в руках.
– Ну как что? Ты убедительно вжилась в образ марсианки и очень ясно это передала, разве нет?
– Я и не вживалась, – пояснила Алиса и снова присела. – Я она и есть, а мой давний знакомый просто подсказал мне эти выражения…
– Белый старец? – решил я подыграть Алисе.
– Да, я его так называю, – кивнула Алиса, сделавшаяся вмиг какой-то грустной и далекой, – хотя там У Нас он носит другое имя… Впрочем, тут много такого, что я Вам сейчас не объясню. Или объясню как-нибудь нелепо, неточно! Вы меня простите…
– И метафоры красивы, хотя не всегда понятны, – продолжил я.
– Да, уж эти метафоры и гиперболы, они-то меня и напрягают, – Алиса покачала головой. – Вы хотите видеть во мне какой-то придуманный образ, шаблон! А я другая, то есть совершенно…
– Другая насколько?
– Как объяснить, пока не знаю, – Алиса быстро обмотала шею цветным шарфом и набросила на себя шубку. – Идемте же.
– Да, пойдем, хотя все же… – мне хотелось выяснить до конца, насколько искренни ее стихи о Марсе,  или это просто умелая мистификация. Но Алисе, видимо, разговор начинал причинять какое-то неудобство, она вдруг заторопилась и даже немного побледнела.
         Мы спустились вместе до первого этажа, где была учительская раздевалка, и там довольно сухо распрощались. Алиса пообещала позвонить мне после Новогодних праздников, так как у нее были вопросы по сочинению на свободную тему. Я от души поздравил ученицу с наступающим Новым годом и пожал ее вспотевшую ладошку. Она ответила мне, посмотрела куда-то в сторону и пообещала рассказать подробно про Марс в другой раз.
         Я быстро оделся, почему-то думая, что Алиса непременно дождется меня у крыльца школы. Но, когда я вышел, она была уже метрах в пятидесяти от меня. Впрочем, Алиса, словно почувствовав мой взгляд, оглянулась и приветливо махнула рукой в фиолетово-черной перчатке. Я подумал, что она остановится и дождется меня, но Алиса продолжала свой путь одна и словно растворилась среди декабрьских сумерек. Я не стал ускорять шаг и догонять ее, это выглядело бы неуместно: все равно на троллейбусной остановке встретимся. Когда же я подошел к остановке, Алисы там не оказалось. Не знаю, почему, но всю дорогу до дома я только и думал о нашей с ней несостоявшейся прогулке, о ее странном предложении встретить Новый год вместе.
        Конечно, все это выглядело все более нелепо, но я стал проникаться ее рассуждениями о планете Марс и ее загадочном поведении. В моем воображении Алиса становилась чуть ли не героиней то ли романов о будущем Кира Булычева, то ли романа Станислава Лема.
       Алиса действительно позвонила тогда 31 декабря в районе 8 или 9 часов вечера и бодро пожелала мне «приятной и запоминающейся встречи» Нового года. Я поздравил ее в ответ и, не удержавшись, спросил, где она сейчас встречает праздник. Алиса со смешком начала отвечать, что, если она вправду назовет это место, то я ни за что ей не поверю. Я честно ответил ей, что постараюсь. В телефонной трубке наступила абсолютная тишина, потом что-то забулькало, раздался какой-то неестественный металлический скрежет и вдруг прорвался совершенно посторонний старческий голос, поздравлявший «детей земли» с  Новым годом.
Я хотел было отключить связь, но тут вновь зазвучал бодрый голосок Алисы, который уверял меня, что с ней теперь все в порядке. Потом она спросила, слышал ли я, как тяжело открывалась дверь в каюту ее космолета? Я решил, что меня снова пытаются нагло разыграть, и, не отвечая, положил трубку на рычаг телефона… 
     Нельзя сказать, что в тот далекий уже Новогодний праздник я был весел, хотя и выпито тогда было немало, и старые песни о главном звучали чуть не с девяти вечера без перерыва.


          Прогулка 5.  ПОИСКИ  ПОНИМАНИЯ

        Как мне сейчас представляется, я не помню, чтобы мы откровенно говорили с Алисой в первые три месяца Нового года. Она снова будто исчезла из моей жизни, лишь изредка появляясь на факультативах и почти не вспоминая о тех новых стихах и рассказах, которые она в декабре грозилась мне показать. Алиса вскользь заметила, что теперь она  всерьез увлеклась рок-музыкой, слушает теперь только «Пикник», «Агату Кристи» и «Наутилус. В данный момент жизни она пишет пару песен для своего нового приятеля – гитариста Вадика Мисайлова  из группы «Попы пляс». Я, нахмурив брови, переспросил ее, как называется эта группа, но ответ Алисы был именно такой. Причем никакой иронии в ее взгляде я не заметил.
       После  одной такой мимолетной встречи в середине марта Алиса задержалась в кабинете и даже попыталась процитировать мне последний хит, с которым «попыплясовцы» что-то выиграли на областном фестивале молодежной музыки. Это что-то звучало примерно так:
Для тебя солнце светит, моя радость, для тебя;
Все мои страданья и рыданья - для тебя!
Посмотрел вокруг себя – а возле нет тебя,
Посмотрел в тебя и там нашел себя…

         Я уточнил, правда ли Алиса считает, что эти слова как-то связаны с поэзией, но вразумительного ответа не услышал. Алиса только тяжко вздохнула и, скосив глаза, заметила, что увлечена не только рок-музыкой, но и лично Вадиком, который – и несомненный музыкальный талант, и симпатичный парень одновременно. Видимо, опять все у Алисы было серьезно.
        Мне оставалось только тихо утешиться, что юная поэтесса не остановится на уже достигнутом.
– Значит, скоро следует ждать от тебя новых душещипательных стихов, – сухо заметил я.
– Значит, стоит, – кивнула Алиса. – Но эти стихи, возможно, Вы услышите в хорошем музыкальном обрамлении.
– Всегда мечтал, – буркнул я, чувствуя, что моя Алиса исчезает на глазах.
– Не сердитесь, просто такова правда жизни, суровая …
– Да я и не сержусь, – стараясь говорить спокойно, заметил я.
– Я, впрочем, Вам дам, – Алиса сделала нехорошую паузу. – Дам почитать одно стихотворение, только Вы не критикуйте.
– Хорошо, не буду.
– Оно написано о жизни далекой планеты, – Алиса вдруг вздрогнула и оглянулась по сторонам, хотя ничто не нарушало тишину кабинета. – С моей теперешней жизнью оно никак не связано, но Ваше мнение о нем мне было б интересно узнать.
– Хорошо, почитаю…
– Возьмите! – Алиса протянула мне запечатанный конверт с маркой, на которой был изображен «Союз-Аполлон». – Только не сразу открывайте, договорились?
– Хорошо, прочту дома.
– Прощайте! Я появлюсь у вас недели через две-три, не раньше… – и Алиса упорхнула, нарядная, как бабочка летом.
         Дождавшись, когда Алиса, по моим расчетам, должна была спуститься до первого этажа и выйти из школы, я разорвал конверт и вытряс его содержимое на стол. В конверте были: сложенный вдвое листок с ее новым стихотворением «Воины Марса», напечатанном почему-то на машинке, и сложенная вчетверо записка, к тому же по периметру заклеенная скотчем. Записку я решил прочитать позже и сунул в карман брюк, а стихотворение Алисы развернул и довольно внимательно прочел. Оно перед вами, читатели:

       ВОИНЫ МАРСА

Закончится борьба цивилизаций,
Забудутся страдания людей…
Тогда асуры – Марсовы страдальцы –
Расскажут всем нам истину о Ней.

Был век Цивилизации асуров,
Век усмирения природы и планет,
И наши предки чтили не авгуров,
А воинов, несущих людям свет.

Кидония незыблемо стояла,
Словно деля планету пополам.
И марсианам благо обещала,
Не забывая, впрочем, про землян.

Марс остывал, и мы об этом знали.
Нам нужно было что-то выбирать:
Сменить свой мир на атмосферу жизни
Или смиренно, страшно умирать.

И было заселение Планеты,
Которую избрали мы тогда,
Не для того, чтоб выстроить там гетто,
А для вселенски важного труда…

Бесстрашные воители востока –
Их в клетках привезли тогда с Земли –
Стояли грустно, не дыша глубоко,
 На площади Побед в Кидонии.

  Арес Второй, Египта победитель,
Словно сошедший с пика пирамид,
Их жизней и судеб распорядитель,
Смотрел, прищурившись, в туманный Лабиринт.

И это время навсегда, наверно,
Соединило Марс и мир Земли,
Чтобы цивилизация Вселенной
Не схлопнулась в космической пыли.

Вулкан Олимп, Аркадия, Павлина…
Что скажут вам теперь эти слова?
Равнина Хриса, Маринер, Исида…
Остались ли на них у вас права?

Закончится борьба цивилизаций,
Забудутся страдания людей…
Тогда асуры – Марсовы страдальцы –
Поведают нам истину о Ней.

Ну, вот опять Марсианские страдания, какие-то асуры, Кидония (это еще что?) и прочие непонятные слова. Зачем эти сложности Алисе теперь, для композиций группы «Попы пляс» тема явно неподъемная. Впрочем, нужно все же проверить, что значит этот набор названий – Аркадия, Павлина, равнина Хриса, Маринер, Исида… Кто такой этот Арес Второй? Подождите… Арес, кажется, это ж бог войны у греков, то есть тот же Марс. Вот оно что! Цивилизация асуров – вероятно, какая-то древняя цивилизация? Типа вавилоняне и ассирийцы, поляне и древляне…
Все оказалось предельно просто. Девочка начиталась занимательных книжек по древней истории и кропает стихи по поводу прочитанного, а я воспринимаю все это, как нечто «таинственное» и «внеземное». Проверить все по словарю и успокоиться!  Вечером я так и сделал. Забросив «важные» дела, забрался с головой в Интернет, нашел там десятки страниц о Марсе  и с удовольствием выяснил несколько обстоятельств:
1) На планете Марс находится самая высокая гора в системе – потухший вулкан Олимп и самый большой каньон – долина Маринер.
2) К юго-востоку от горы Павлина лежит целый лабиринт из пересечённых в разных направлениях каньонов, известных под общим названием Лабиринт Ночи.
3) Великая Северная равнина, на юге планеты переходящая в менее крупные и более возвышенные: равнину Утопия – погребённый под толщами пород метеоритный кратер, на юге граничащий с древним кратером – равниной Исиды и равниной Аркадия.
4) Древняя столица государства Кидония располагалась прямо на экваторе планеты Марс, а "сфинкс" был ориентирован перпендикулярно линии экватора таким образом, что его нос располагался по линии: север - юг.
Также не составило большого труда узнать, что асуры – воинственное марсианское племя, подчинившее в свое время все остальные племена на Красной планете, что существует легенда, согласно которой между марсианами и землянами в древние времена были столкновения. Видимо, и Герберт Уэллс не случайно обратился к этой теме в своем романе «Война Миров», хотя там об асурах, по-моему, ничего сказано не было. Одним словом, логика прямо подсказывала мне два варианта ответа:
1) Алиса действительно дальняя родственница марсиан,  ее стихи – воспоминания о прошлом, зафиксированные на подсознательном уровне;
2) Алиса просто увлечена космической темой, которая стала жутко актуальна в последние месяцы, и талантливо воспроизводит свои переживания в стихотворных текстах.
           Первый вариант был поэтически прекрасен, второй – более соответствовал прозе жизни и Земной реальности. Я решил для себя – не обращать внимания на проблемы внеземной цивилизации в стихах Алисы, а заодно постараться забыть и ее саму. В жизни моей наступали непростые времена, и нелепый «роман с марсианкой» никак не соответствовал моему жизненному опыту. Я не стал писать рецензий на это произведение Алисы, решив, что выскажусь о нем отрицательно и приведу ряд неточностей и нарушений рифмы. Если она вообще об этом спросит… Ведь она спросит, думал я! Непременно.
     После этой нашей встречи прошло больше месяца, а об Алисе не было ни слуху, ни духу... Я только и слышал, что Алиса участвовала в городской олимпиаде по астрономии, но в призеры не попала, что песня на ее стихи помогла Билибинской рок-группе «Попы пляс» победить в каком-то отборочном туре. Приближался «веселый месяц май», школьники активно готовились к экзаменам. Меня даже попросили провести консультацию для выпускников по написанию сочинения на свободную тему, хотя это не входило в мои прямые обязанности.
Я, как следует, подготовился к консультации и прибыл в школу в субботу к девяти часам. Это было 28 или 29 апреля, день был на редкость жаркий, поэтому выпускников собралась только треть от возможного количества. Я решил не утомлять их долгими разглагольствованиями. После вводной инструкции мы разобрали с ними пару часто повторяющихся на экзамене тем, записали фразы, которые можно использовать в сочинениях такого плана. Я ответил на пару-тройку  дежурных вопросов тех старшеклассниц, которые претендовали на золотую медаль, и хотел было уже откланяться. В это время краем глаза я заметил, что в класс, крадучись, вошла Алиса и уселась где-то на самой галерке. Она приветливо помахала мне рукой, и я понял, что консультация на этом закончена. Впрочем, выпускники в этот момент были солидарны со мной в этом вопросе. Когда кабинет опустел, я сам подошел к Алисе и спросил, почему она так долго не появлялась. Алиса, которая была одета сегодня на манер древних римлянок – достаточно короткое платье, сандалии, желтая лента в волосах – спокойно заметила, что у нее, как мне не покажется странным, есть много других дел. При этом она дышала на редкость шумно, мне показалось даже, что она недавно переболела. К тому же, продолжила Алиса, она вовсе не хотела отвлекать меня от моих важных «земных» дел своими «глупыми» стишками.
      Тогда я без перехода задал ей наболевшие вопросы про «воинов Марса» и попросил прояснить собственно смысл этого текста. Алиса нахмурилась, внимательно посмотрела на меня, но начала свое пояснение.
– Асуры, как Вы, наверное, уже прочитали, это наши древние воины. После того, как Марс окончательно  остыл, они сумели перенести часть нашей цивилизации на Землю, часть – на другие планеты… Все это происходило при Аресе Втором и Аресе Третьем, именно их называли покорителями Египта, то есть собственно Земли. Спасение «нашей» цивилизации помогло землянам совершить огромный скачок в своем развитии, правда, имело и другие последствия, довольно негативные. Кидония была столицей Марса, она и сейчас так или иначе ей остается… Но уже наступают новые времена, вы все больше суетесь на нашу планету, но мы не можем вам позволить знать больше того, чем вам должно быть известно… Асуры (воины) и хары (жрецы) следят за этим и не дают Вселенной погибнуть из-за экспансии землян, поэтому судьба «Соджернера» была столь печальной…
– Судьба кого была печальной? – переспросил я, поскольку об остальном спрашивать не имело смысла.
– Марсоход, который вы по своей глупости запустили в сторону Кидонии, в 1997 году был полностью уничтожен асурами. Такая же участь постигла еще несколько Ваших аппаратов, близко подходивших туда…
– Так значит, на Марсе остаются эти… асуры и хары, правильно?  И как же они там живут, без воды и атмосферы?
– Так и живут, – спокойно ответила Алиса и уселась верхом на парту, положив ногу на ногу. Я попутно отметил, что она уже успела загореть, хотя жарких дней было всего три или четыре. – Вы живете на своей планете, несмотря на нехватку многих вещей, в частности – живого духа…
– Алиса, извини, но ты же понимаешь, – я замялся, – что твоим словам достаточно сложно верить? С точки зрения логики.
– Понимаю, конечно. – Алиса кивнула. – Вы же просили пояснить текст, я Вам и поясняю. Только и всего…
– А стихотворение живо написано, – признался я. – Мне очень понравилось! Почти выучил его, что со мной редко случается…
– Еще мне хотелось бы, – Алиса пристально посмотрела на меня, – чтобы Вам немного понравился и его автор!
– Ну, это само собой, – буркнул я, чувствуя, что обаяние Алисы действует на меня гипнотически. – А напечатать его не хочешь?
– Напечатать? – Алиса соскочила с парты. – Да нет, сейчас это неважно...   Хочу я совсем другое!
– И чего же? – я инстинктивно сделал шаг назад, потому что Алиса подошла почти вплотную. В это время в класс заглянула какая-то учительница и заметила, что я должен закрыть кабинет, а ключ сдать на вахту. Я пообещал, что все так и сделаю.
– Хочу посоветоваться с Вами насчет еще одного текста, – хмыкнула Алиса.–
Начало придумала, а дальше никак не пишется. Слушайте:
Скажи, что между нами было?
Все эти вот фальшивые слова…
Мне с тобой рядом было мило,
Куда ж любовь твоя ушла?
Пришлось нам временно расстаться,
Ты все о страсти говорил!
Но, может, просто ты смеялся?
А, может, сразу разлюбил…
– Неплохое начало, – отметил я. – Но после марсианской темы это как-то звучит… обыденно. Хотя тебе виднее.
– Так вот и я о том же, – кивнула Алиса и вдруг добавила. – А ножки мои вас заинтересовали, правда?
– Алиса! – я, наверное, покраснел. – Это что за переходы? 
– Удар чуть ниже пояса, – пояснила Алиса. – Просто Вы так их разглядывали, что я решила, не вырос ли у меня хвост?
– Нет, пока не вырос, – успокоил я свою собеседницу. – Но юбку, мне кажется,  можно было одеть подлиннее.
– Ладно, друг, приму это к сведению, – Алиса махнула рукой, как бы указывая, какую длину юбки стоит носить. – Вы, кстати, уже идете домой или Вам нужно еще что-то?
– Уже иду, – я стал торопливо складывать свои конспекты и книжки в сумку. – А ты куда собралась?
– Едем всей семьей через два часа на дачу к знакомым, – пояснила Алиса. – Не смогла отбиться! У папиного друга юбилей, решили там и отметить. Будет много еды и выпивки… Музыка под гитару и разговоры за жизнь… Конечно, о Марсе там говорить не стоит…
– Очень хорошо, что юбилей! – чему-то порадовался я. 
– Издеваетесь? – уточнила Алиса. – Я, конечно, предпочла бы поехать с Вами куда-нибудь (она деланно вздохнула)…  но ведь не позовете?
– Почему же? – спросил я, направляясь к выходу. – Давай-ка встретимся как-нибудь. И стихотворение дочитаешь…
– Давайте! – обрадовалась Алиса. – Сразу после майских праздников! И еще кое-что Вам расскажу, но это пока все в тумане…
– Что расскажешь? – уточнил я, запирая дверь кабинета. – Что-то важное?
– А скоро узнаете, – сказала Алиса, деланно хмыкнув.
      Мы вышли из школы и осмотрелись: солнце светило просто убийственно, люди спешили скорее укрыться от него. Алиса вытащила из пакета бейсболку и надела на голову, ее римский имидж сразу же был разрушен. Мы медленно пошли в сторону ближайшей остановки. Я пожаловался на жару и отметил, что дождя, видимо, не предвидится. «К вечеру он точно будет, ¬– пообещала Алиса. – Больше воды пейте, врачи рекомендуют».  «Так и сделаю!» – честно пообещал я.  По пути спросил ее, какими источниками она пользовалась, когда писала про «воинов Марса». Алиса исподлобья посмотрела на меня, вздохнула и ничего не ответила, лишь стараясь идти в ногу со мной. На остановке она ничего не говорила, пропускала мимо ушей мои вопросы, как будто провалившись в забытье. Условившись созвониться после 3-го мая, мы расстались. Дождь в тот вечер действительно пошел, причем лил почти час, не переставая.
     Алиса позвонила мне уже числа второго, сообщила, что дописала стихотворение «Непонимание», что должна срочно уехать дней на пять, но к Дню победы обязательно вернется. Я поздравил ее с праздником и сказал, что очень жду новой встречи. Алиса ответила сопением и довольным хмыканьем. Затем в трубку неожиданно прорвался какой-то чужой голос, требовавший занимать места в корабле согласно предписанию. Затем голос Алисы снова возник – издалека – и пожелал мне хорошо отдохнуть.
   Мы встретились 11 мая. Алиса заранее предложила  съездить куда-нибудь на природу, подальше от знакомых... И вот мы сели на первый попавшийся пригородный автобус, и уже через сорок пять минут выходили на остановке, неподалеку от  санатория «Карагач». Места мне были хорошо знакомы, и я предложил Чудесной немного пройтись и дойти до озера. Оживленно болтая, мы дошли до берега Карагача и остановились у свободного грибка с небольшой скамейкой. Я предложил Алисе присесть на скамейку, Алиса, сменив тон, сухо ответила, что не устала.
Я присел сам и предложил ей, если есть желание, что-нибудь почитать из нового. Алиса, которая в продолжение нашей прогулки оживленно болтала, делясь воспоминаниями о своей поездке на Байкал прошлым летом, молчала, внимательно уставившись на озеро. Мне казалось, что она хотела мне сообщить что-то важное, но как будто чего-то опасалась… Все же Алиса бросила свою сумку на скамейку и пошла к воде «помочить ножки». Хотя стояла середина мая, вода в озере была достаточно холодной: купающихся не наблюдалось вовсе, а было два или три человека, просто плескавшихся у самого берега. Неподалеку от нас располагалась компания пожилых людей, выпивающих по случаю субботнего дня, но никакого интереса наше появление у них не вызвало. Алиса вернулась и отметила, что через недельку можно будет смело окунуться.
Я пожал плечами и закурил; какая-то гипнотическая сила не давала мне досрочно завершить нашу романтическую прогулку. Алиса порылась в сумке, что-то там отыскивая, а затем вдруг предложила отойти чуть в сторону, чтобы не мешать отдыхающим. Я, разумеется, согласился. Мы прошли до самого окончания санаторского пляжа, перелезли через поваленный забор и степенно разместились на берегу у поваленной ветром березы. Я снял куртку, повесил ее на какой-то куст и верхом уселся на березу,  Алиса положила на нее сумку и, немного подумав, свою джинсовку.    
      Подмигнув мне, Чудесная вынула из заднего кармана джинсов измятый листок и важно заметила:
– Хотя этот текст называется «Непонимание», хотелось бы, чтоб Вы, наконец-то, кое-что из него поняли.
– Я постараюсь, учитывая, что первые строчки я уже читал.
– Надеюсь на это, – кивнула Алиса и, подняв листок на уровень глаз, начала читать, как всегда выразительно.             

    НЕПОНИМАНИЕ
Скажи, что между нами было?
Все нежные, фальшивые слова…
Мне с тобой рядом было мило,
Куда ж любовь теперь ушла?

Зачем пустые встречи эти
Меня заставил ты любить?
И почему мне каждый вечер –
С тобой хотелось рядом быть…

Пришлось нам временно расстаться,
Ты все о страсти говорил!
Но, может, просто ты смеялся?
А, может, меня разлюбил…

Подумай: без тебя мне плохо,
Мне больно думать в тишине –
В ушах какой-то странный грохот.
Прошу тебя: вернись ко мне!

Забыть сумею страсти эти,
Даны большие силы мне.
Не только на Земной планете
С тобой останусь я… Во сне.

И сон как явь тогда предстанет:
Он покрывалом обовьет
Мою не детскую усталость,
Твой непреклонный разворот.

Нам будет сниться: ясный вечер,
С отливом синим мелкий пруд,
Играющие рядом дети…
И чувств угасших изумруд.

     Текст этот, честно говоря, не произвел на меня впечатления, но «тайное» послание Алисы, адресованное мне лично, я разобрал достаточно. Нужно было как-то разруливать ситуацию. Я встал и поаплодировал прочтению, но на девушку мой иронический жест не произвел никакого впечатления. Алиса бросила листок в сторону и резко повернулась ко мне: ее глаза просто искрили от нахлынувших чувств. По этой реакции я понял, что нужно что-то хорошее ей сказать.
– Текст, как всегда, понятен, но концовка какая-то неровная.  Я не вполне понял, если честно…
– При чем тут концовка? – удивилась Алиса, неуловимым движением почесав нос. – Важен сюжет стихотворения. Он-то хотя бы понятен?
– В общих чертах, да: любовь прошла, героиня сожалеет об этом, ей физически плохо, она вспоминает о возлюбленном и каком-то пруде, где, видимо, они встречались. А дети тут при чем?
– Дети не при чем, они играли рядом с влюбленными, вот и все, – Алиса с досады махнула рукой. – Никогда не пойму, то ли Вы издеваетесь надо мной, то ли просто не хотите понять…
– А что я должен понять, Алиса?
– Что должен! – поэтесса покраснела от негодования. – Что героиня ждет и надеется на новую встречу с мужчиной, что иначе она будет страдать, что, наконец, она вынуждена будет покинуть Вашу планету, так и не выполнив свою миссию!
– Алиса, какую это планету она покинет? Твоя героиня с Луны прилетела?
– Ах, милый Гарри, а разве до сих пор это не ясно?
– В тексте про инопланетные дела нет ни слова, – хмыкнул я. – И эти внеземные заявки начинают раздражать, если честно.
– Ладно, – кивнула Алиса. – Поясняю для непонятливых. Героиня когда-то прилетела с планеты Марс в поисках любимого. Она ищет свою вторую половинку на Земле и никак не может встретить. Потом раз – вроде бы нашла, кого хотела. А вторая половинка в ответ на ее признание ни бе, ни ме, ни кукареку! Теперь-то все ясно?
– Теперь ясно, – нахмурился я. – А может у этой второй половинки и так все нормально? Новая любовь ему уже не нужна.
– Все может быть, – кивнула Алиса. – Но героиня не теряет надежду, и ее намеки, хотя и с большим трудом, доходят до ее возлюбленного.
– Доходят-то, может, они и доходят, но он разумный человек, у него работа, дома – жена, свой уклад жизни, – начал я пояснять позицию «возлюбленного».
– А жены у него и нет, официально, во всяком случае, уклад жизни его скучный, работу свою он не любит… – защебетала Алиса, подражая интонационно.
– Так, Алиса, не будем переходить на личности, – посуровел я. Время, хотя и летнее, уже подвигалось к девяти, нужно было двигаться домой. – Это меня совсем не радует. Да и надо идти…
– Подождите! Мы же говорим про этот текст, нет? – хихикнула Алиса. – Представь, что все это такое Зазеркалье: мы по эту сторону, а наши герои – там, в ином измерении. Мы на них только смотрим и думаем за них, а действия они сами после предпримут…
– Если бы мне, Алиса, было лет на десять меньше, я бы ровно так и сделал, – вздохнул я, собираясь вставать.
– От возраста это не зависит, – заметила Чудесная. – Важен угол зрения и воображение, коего у Вас достаточно. И не хмурься, я тебя вовсе не обольщаю, просто иду на откровенность…
– Разве я не откровенен, – удивился я и снова сел на скамейку. – А ты окончательно перешла со мной на «ты»?
– Вы вот любите обставлять фразы ненужным количеством подробностей, я заметила. А я думаю, что все проще на Земле, и чем ты проще себя ведешь, тем удачней для тебя складываются обстоятельства. Такая у меня идея, и как она?
– Может, Алиса, эта идея и неплохая, но вот навязчивая мысль о других планетах… Может, тебе на космонавтку пойти учиться?
– Считайте, что Красная Планета моя фишка, если ничего не понимаете, – загадочно улыбнулась Алиса. – Тогда в стане воинов Асуры уже не станет больше одним копьем, но и меньше их тоже не будет. Потому что, пусть и одна, но Она скоро вернется…
– Очень рад за красных копьеносцев, – присоединился я к шутливому тону. – Может, пойдем уже?
– Еще немного внимания, – покачала пальчиком Алиса. – Хочу спросить у Вас совета по поводу рассказа «Исчезновение Исиды». Начала писать и вдруг остановилась на полпути, опыта маловато…
– Ты переходишь на прозу, – изумился я, – стоит ли, мой милый друг?
– Просто интересный сюжет подвернулся, из жизни. Я хочу пояснить, о кей?
– Хорошо! – посмотрел я на наручные часы. – Даю тебе десять минут на пересказ, пять минут на обсуждение, и уже нужно идти.
– Еще светло совсем, куда же нам спешить? – Алиса что-то процитировала, но, заметив мое раздражение, взяла другой тон. – Договорились: двенадцать минут на пересказ, три минуты Вам на совет.
– Именно! Начинай, Алиса.
– Сюжет рассказа вкратце таков. Группа старшеклассников числом в двадцать человек отправляется в конце мая в поход на озеро Сугояк, это вроде вылазки, но со спортивно-туристическим уклоном. С ними несколько учителей из их школы, два тренера, даже, может, родители кого-то из школьников. Всего их человек тридцать или, может, даже больше. Одна из старшеклассниц, ее зовут Исида Ардова, пользуется популярностью у юношей, но строит из себя недотрогу, хотя это и не совсем ее суть. В ней есть какая-то загадка, тайна, но этого сразу не поймешь.  Сама она влюблена в бегового тренера, но скрывает это, а он типа не замечает ее взглядов, хотя тоже хочет еще как!  Но он порядочный человек, любит свою работу, дает результаты и все такое…
– А беговой тренер это кто? – переспросил я.
– Ну, этот, по легкой атлетике который, да неважно, – Алиса насупилась. – Давайте я все расскажу, а вопросы потом, о кей?
– Хорошо, слушаю дальше!
– Днем они все тренируются, играют в волейбол (терпеть его не могу), поют туристские песни и все такое… Это, в принципе, можно не расписывать особо. Двое юношей, Алекс и Марис, упорно преследуют своим вниманием Исиду, но она демонстрирует полное «тьфу на Вас», а они от нее не отстают. Тренеру этому, по имени Дим Димыч, тридцать с небольшим лет, он такой мускулистый, подтянутый, общительный, пользуется у девушек успехом. Он все время занят своими делами, но при распределении палаток как бы ненароком записывает в ту, где он сам предполагает спать, Исиду и еще двух девушек попроще. Впрочем, сами эти девушки больше озабочены бегом, танцами  и готовкой еды на костре.
– А разве тренеры занимаются распределением палаток? – усомнился я. – По-моему, это дело…
– По-моему, Вы меня слушать не хотите, – стала заводиться Алиса. – Дайте досказать, это же мой рассказ!
– Извини, Алиса, далее слушаю молча…
– Вечером все дружно воют под гитару песни про «как здорово, что все мы здесь сегодня собрались», лопают горячую картошку, треплются об ярких звездах и далеких планетах. Деталь, на которую все обращают внимание: планета Марс в эту ночь особенно красна, и это даже до странности. В общем, все как обычно, Исиде даже скучновато. Она пытается улучить момент, чтобы наедине выяснить отношения с Дим Димычем, но он все время с кем-то болтает или вымучивает что-то под гитару. Влюбленный Алекс вытанцовывает перед Исидой, но он для нее слишком глуп, поэтому она его игнорирует. Дело идет к отбою, все начинают распределяться на ночь: палаток всего пять, а людей, скажем, около тридцати пяти. Исида оказывается в одной палатке с этим тренером-бегуном, учителем истории с бегающим взглядом, которому лет за 40 и которого она якобы не знает, его женой-туристкой Галиной Ивановной и с тремя своими одноклассниками. А именно: Марисом, Алиной, которую она с пятого класса терпеть не может, и Светкой, с которой она в принципе дружит уже как два года. Такой вот расклад.
– Один вопрос, Алиса: почему в палатке так много педагогов? Остальные-то дети без надзора не останутся?
– А ни почему, так распределились! Педагогов дополна было…
– А влюбленный в Исиду Алекс почему туда не попал?
– Это было решительное условие Исиды, она вечером с ним поругалась во время волейбола. Да и он особо не настаивал…
– Тогда понятно, – заверил я, едва сдерживая смех.
– Так вот – все ложатся спать, в одежде, конечно, но без обуви. Наша Ардова оказывается в центре: с правого бока рядом с ней Светка, с левого – жена учителя Галина. То есть мораль соблюдается, и все такое прочее… За Светкой лежат Марис и Алинка, за женой историка – ее муж и Дим Димыч.  Сначала все балагурят, ругают комаров, но потом, как обычно на вылазках, начинают рассказывать истории про вампиров, пропавшие экспедиции и прочую муть. Алинка протестует, потому что она девушка нервная, а Исида настаивает, чтоб рассказывали дальше.
– Рассказ получается глобальным, – заметил я. – Они у тебя там до утра будут балагурить?
– Нет, конечно. Первым просит прекратить треп учитель истории, он хочет выспаться; тогда его жена предлагает всем, кто еще не успел, сделать пи-пи и потом – спать. Хотя Исида не слишком хочет, она понимает, что это ее последний шанс выманить Дим Димыча, и просит выпустить ее из палатки, но с ней выходит и Светка. Кое-что смекнувший тренер тоже выползает на воздух, но за ним лезут и Марис с Алинкой. В общем, расклад неудобный, но Исиде удается перекинуться парой небрежных намеков с тренером и шугнуть обнаглевшего Мариса. Все возвращаются в палатку, но их расположение меняется (важная деталь!), так как учитель и его жена уже спят, а Алинка не хочет лежать с краю, так ее напугали.
– Так в итоге произойдет у Исиды хоть что-то хоть с кем-то?
– Терпение и только терпение, – заметила рассказчица.– Наконец, все улеглись (чета историков лежит теперь по центру, а Исида оказалась между тренером и Светкой, Марис с Алиной – в другом углу). Дим Димыч сам зашнуровал палатку, чтобы не лезли комары, и пояснил, что спит он чутко, так что, если что, можно смело будить. На что теперь вся надежда Исиды, которая поделилась своими планами со Светкой… Тут кто-то посторонний пытается влезть в палатку, но, услышав голоса, извиняется, что ошибся. Дим Димыч выглядывает – никого нет. Он на всякий случай идет проверить посты, все нормально – посторонних никто из дежурных не видел. Хотя сами дежурные, чтобы не уснуть, сильно напились чаю или чего покрепче, так что верить им особо не приходится. Тут Алинка начинает визжать, что на них ночью кто-то обязательно нападет; все ее, дуру, успокаивают, а жена историка просыпается и призывает школьников к совести. Сам историк делает вид, что спит, хотя это не так, и в скандал не влезает. Дим Димыч обещает, что не сомкнет больше глаз, Марис его поддерживает. Ардова смотрел на часы с подсвечивающими стрелками  – два ночи… Ну как – занимательно?
– Ты говорила 10 минут, а суть сюжета в тумане, – отметил я.– Может, мы пойдем потихоньку? А ты по пути расскажешь?
– Осталось немного, – заторопилась Алиса.– Сейчас – самое интересное, и тогда пойдем!
– Хотелось бы в это верить, – я слез с поваленной березы и встал возле Алисы, как бы призывая ее сократить повествование.
– Наконец, в палатке все угомонились, – Алиса спиной облокотилась о дерево и смотрела куда-то на восток, будто не замечая моих движений. – Исида слышит, что Светка точно заснула, Марис и Галина Ивановна тоже затихли, историк даже похрапывает. Не спят только она, Дим Димыч и гадюка Алинка, которой все время кто-то мерещится. Потом идет описание шикарной майской ночи, всякие сравнения с Гоголем и Моголем, полунамеки на то, что в других палатках совсем не так тихо и скромно… Постовые у костра перебрасываются уже сальными шуточками, которые хорошо слышны в тишине. Кто-то делает им громкое замечание. Исида ждет, когда же заснет неугомонная Алинка, чтобы… (сами понимаете, для чего), но в итоге неожиданно засыпает сама. Тренер, почесав то, что у него зачесалось, зашнуровывает палатку изнутри и, убедившись, что все дрыхнут,  тоже заваливается спать: завтра соревнования и все такое.
– Это уже финал первой части? – с надеждой спросил я.
– Это почти финал рассказа, – заверила Алиса. – Утром, довольно поздно, возле нашей палатки топчется кто-то из вожатых и призывает всех к подъему. Ему с большим трудом удается добудиться до Дим Димыча, но, когда тот расшнуровывает выход из палатки, о ужас – что они видят? В палатке нет ни Исиды, ни Мариса, ни учителя истории… Их вещи, даже обувь, на месте, а их самих нет, как будто они растворились в воздухе (довольно спертом от ночных испарений собравшихся).
– Может, они с утра пораньше устроили пробежку вокруг озера, – предложил я банальное завершение рассказа. – И застряли в пути…
– Какая глупость! – воскликнула Алиса. – Они же не побегут вдоль озера без обуви, да и историк (он, кстати, так и остается без имени) довольно не спортивный товарищ. Конечно, сначала их начинают искать без нервов, думая, что все так  банально, как Вы и предположили. Ни Исиды, ни историка нигде нет. И никто их не видел с двух ночи… Вдруг Галина Ивановна закатывает истерику, заявляя, что ее муж наверняка связался с этой сучкой, и они вдвоем улепетнули, что она еще вечером заметила, с каким обожанием ее мужик на Исиду поглядывал.  Ей даже дают выпить валерьянки, призывают не гнать волну раньше времени. Ответственные за поход педагоги чувствуют, что дело пахнет керосином и начинают уже обширные поиск, разбиваясь на группы. 
Вскоре находят километрах в двух-трех от палатки Мариса: он сидит в одних плавках на корточках в озере (вода еще довольно холодная) и трясется от страха. Он ничего не может им рассказать о случившемся. Лепечет про каких-то космонавтов и светлую летающую тарелку. Он повторяет, как заклинание, что Исида и Аресид улетели в неизвестность, потому что пришло время возврата. Кто такой Аресид, он не уточняет, при этом тупо говорит, что сам он всего лишь человек и что для него Время не пришло и не придет.
Вызывают скорую помощь: врач лет сорока, внешне похожий на пропавшего историка, сделав успокаивающий укол, смотрит Марису в глаза, машет рукой перед ним, пытается поговорить. Марис вскрикивает, кусает врача за руку и пытается удрать... Его заталкивают в машину и увозят, считая не вменяемым. В это время приезжают милиционеры и районный следователь по фамилии Сырт, устраивают допрос тем, кто был в палатке. Дим Димыч признается, что, хотя спать он совсем не хотел,  уснул неожиданно для себя, как будто выпил сильное снотворное. Жена историка заявляет, что спала всю ночь как убитая, потому что утомилась за этот день, ничего не слышала. Мужика своего характеризует с самой лучшей стороны, он тихий семьянин, у них двое детей, конфликты бывают, но редко. Увлечение одно – астрология, но это ведь сейчас модно… Затем она нехотя отмечает, что весь вечер муж вел себя как-то странно, не пел и не веселился, как обычно, а внимательно разглядывал ту самую девицу, которая и испарилась вместе с ним. Даже пробовал заговорить с этой Ардовой, но та, кажется, не откликнулась на его мутный рассказ о знаках Зодиака.
Алинка делает заявление, что она с самого начала была напугана, но над ней посмеялись. Она видела какие-то странные тени вокруг палатки, какие-то звуки слышала, и во сне ей приснилась летающая тарелка. Она очень нервничала и даже просила перевести ее в другую палатку, но этого, увы, не произошло… Она заметила, что и Марис долго не мог заснуть, вздыхал и ворочался; она даже сделала ему замечание, но он «обошелся со мной нецензурно». Ардова при этом точно не спала: она слышала в темноте, как та вздыхает и возится. Закончила Алина заявлением: от одноклассницы она такого не ожидала!  Следователь Сырт, он такой, можно сказать, большой мужчина, уточняет, чего именно она не ожидала, но Алинка не может пояснить и заходится слезами. Ей дают успокоительное, подбадривают и отводят отдохнуть в другую палатку.
Светка на все вопросы отвечает очень скупо: ничего не видела и не слышала, сразу уснула. Да, с Исидой она дружит пару лет: обычная девчонка, ничего такого за ней не замечала, ничего та не говорила, так обычные общие слова. Вылазка эта и ей, и Исиде не нравилась, но впереди был еще день и ночь, поэтому… Учителя истории и его жену она почти не знает, кажется, он ведет уроки в среднем звене, а она вообще из другой школы. Нет, что вы, никакого впечатления историк на Исиду не произвел, да и не стала бы она удирать ночью с пожилым мужиком, если он, конечно, не Роберт де Ниро. Когда она засыпала, Исида и Дим Димыч точно не спали, о других  – точно не может сказать. Марис, спортсмен и учится хорошо,  ухаживал, было такое, за Исидой, но точно - без успеха. Ну, как – интересно у меня получается?
– Занятная история, – заверил я свою спутницу. Мне даже начинал нравиться рассказ Алисы, хотя я чувствовал, что речь идет вовсе не об Исиде и загадочном историке. – И что же выяснится в итоге?
– Пока шел весь этот сыр-бор, все забыли, что и Алекс, влюбленный в Исиду, тоже загадочно исчез ночью и даже не взял с собой совершенно новые кроссовки, которыми  хвалился, а пропал в старых кедах. Следователь, почесав репу, вызывает подмогу, потому что дело начинает принимать скандальный оттенок. Пока опрашивают всех, кто мог что-то видеть и слышать, Алекс прибегает живой и невредимый: он встал рано, обежал Сугояк вокруг и вообще ничего не видел и не слышал. О Марисе отзывается положительно, как о крепком и нормальном парне, Исиду он, конечно,  выделял среди других девчонок, но не более того, с учителем истории никогда не пересекался в школе, хотя слышал, что тот ведет дополнительные занятия по астрономии. При этом почти все, кто его знают, отмечают, что этот Алекс ведет себя как-то натянуто, все время озирается по сторонам, видимо, он знает много больше, чем говорит.
– Так что случилось с Исидой и историком? – не вытерпел я.
– Еще немного терпения! – Алиса была в восторге от того, что сумела заинтриговать меня. – Полицейские наконец-то находят одежду Исиды и историка, она аккуратно сложена и спрятана в кустах, недалеко от того места, где нашли Мариса. Естественно, все решают, что они полюбили друг друга и того-этого, а потом пошли окунуться, чтобы смыть грех. Галина Ивановна, бегая по берегу, рвет и мечет, требуя выловить «потаскунчика»  живым или мертвым. Следователь вызывает водолазов, потому что Сугояк в этом месте имеет сильное подводное течение. Оставшиеся дети и педагоги радостно вздыхают, думая, что вся тайна разрешилась столь банальным и нелепым образом.
– И это финал твоей повести? – изумился я. – Они переспали друг с дружкой и пошли купаться в холодной воде? Потом дружно утонули, а Марис спятил, потому что не смог спасти их?
– Так думают на вылазке все, кроме Дим Димыча, Алекса и Светки, потому что они знают гораздо больше, чем рассказали Сырту. И это в некоторых деталях автор внимательному читателю показывает. И внимательный читатель догадывается, что все это не так просто.
– И что же знают Алекс и Светка? Куда же делись, наконец, эта Ардова с безымянным историком?
– Они улетели на Марс, – грустно заметила Алиса. – Я почему-то думаю, что Вы и так догадались. Пришло их Время Возврата. Марис, увидев, как они тихо и без слов покидают палатку, тайно последовал за ними, увидел, как Исида и Аресид встретились с асурами, как заходили в корабль уже не в земной одежде, а в светло-красных комбинезонах. Братья Аресида предложили ему последовать с ними, уговаривали, и Марис едва не двинулся по фазе. Алекс рано утром видел сбрендившего Мариса, тот ему все рассказал, как он смог это понять. После чего спортивный юноша счел за благо устроить утреннюю пробежку в старых кедах, чтобы не вляпаться в эту «сомнительную» и опасную историю. – Тут Алиса тяжело, с присвистом вздохнула. – Вот такой финал моего рассказа.
– Ну что, Алиса, очень занятно, – я искренне хвалил ученицу. – Эта штука будет посильней «Фауста»… А если это расписать, как следует, деталей живых больше вставить, диалоги продумать, то получится отлично.
– Правда? – просияла Чудесная и накинула на себя куртку. – Не шутите?
– Не правда, но истина, – в этот раз я был вполне честен.
– Жаль, что Вы не уловили в рассказе важную мысль, – покачала головой Алиса, прихватывая сумку и прижимаясь ко мне. – Ну, да это в другой раз. Пойдемте! Можно, я возьму тебя под руку?
– За такой рассказ даже нужно, – я взял лапку Алисы в свою ладонь, и мы медленно двинулись к выходу с пляжа.
– Так возьмите меня покрепче…
    Меня вдруг осенило, что за все время рассказа Алисы к нам не приблизился ближе, чем на 15 метров, ни один из отдыхающих. Это показалось мне странным, но не более того. Было далеко за девять часов, с озера тянуло приятной ночной свежестью, нам надо было ускоряться. Впрочем, мы с Алисой вполне благополучно добрались до места, не встретив по пути ни знакомых, ни представителей иных цивилизаций.

                Прогулка 6.  ОЗАРЕНИЯ  АЛИСЫ

     Сейчас, спустя годы, я вспоминаю о своих встречах с Алисой и, странное дело, никак не могу четко воссоздать по памяти ее внешний облик. У меня, к сожалению, вообще не осталось ее фотографий; как ни странно, мы ни разу не сфотографировались с ней на память. Я хорошо помню ее светлые волосы, иногда аккуратно оформленные, иногда просто разбросанные по плечам. Я вспоминаю ее характерные жесты: она любила оживленно жестикулировать по ходу движения, во время разговора размахивала руками, словно птица крыльями, как будто дополняя этим свою не всегда внятную аргументацию. Бывало, Алиса почесывала тыльной стороной указательного и среднего пальца левой руки немного маловатый для ее чересчур правильного лица носик. Взгляд ее серо-зеленых глаз действительно производил порой на собеседника какой-то завораживающий эффект… Одна учительница-англичанка, которая два года работала с Алисой в старших классах, позже призналась мне, что не смогла поставить чаровнице на своих занятиях даже «4» за устные ответы, так как Алиса взглядом буквально «прозомбировала ее сознание».
     Алиса всегда старалась одеваться изысканно, но неброско, умела впечатлить сверстников «отпадной» прической, аккуратно накрашенными губами, умело подведенными «богатейшими» ресницами. Она была способна очаровать собеседника запахом духов, а может – и собственным неповторимым запахом, обрушивавшимся на вас вместе с ее пронзительным и томным взглядом, обилием колких, ироничных, но не грубых замечаний. Она знала цену своего женского обаяния, понимала, что в глазах мужской половины человечества долго еще будет выглядеть, прежде всего, объектом вожделения или восхищения. Но никогда она, по ее же словам, не придавала этому значения в собственной жизни, готовясь выполнить другую – «космическую» – миссию.
     Иногда Алиса производила впечатление жизнерадостной и воспитанной девушки, иногда в ее заявлениях и репликах звучало какое-то неприкрытое раздражение уже пожившего человека, какая-то вселенская грусть. Сейчас, после того, что мы узнали об Алисе Чудесной, это уже не кажется мне таким странным, но… В то время я делал выводы, что просто моя Алиса – девушка начитанная, весьма эмоциональная; и радости,  и страдания литературных персонажей она слишком близко принимает к сердцу. Она, мне думалось, как бы заимствует на время чужие жизни, пытаясь встать вровень с героинями русских романов, туманившими ее воображение. Даже ее странные фразы, который я принимал тогда за желание казаться мудрее своих лет, теперь кажутся мне достойными конкурентами изречений Ницше или Шопенгауэра. И теперь эти детали облика Алисы зарницами вспыхивают в моем сознании, но цельной картины, как ни пытаюсь я сложить части в целое, они не создают.
    Впрочем, читатель, вернемся к сюжету. Попробую вспомнить свою предпоследнюю встречу с Алисой, когда она поведала мне о своем желании написать не просто рассказ, а целый роман о жизни, любви и мироздании. Эта наша встреча произошла буквально за три-четыре недели до исчезновения Алисы. Как я теперь понимаю, смысл свидания для Алисы в том и заключался, чтобы окончательно прояснить кое-какие свои наблюдения. Она позвонила мне и просила встретиться не возле школы, а где-нибудь в центре города или еще лучше на природе ¬– возле озера.
В тот день я никуда особо не торопился, была середина июня: мои уроки в школе закончились, на основной работе тоже было некоторое затишье. Встретившись около шести часов, мы отправились с Алисой на озеро Терникуль, располагавшееся в двадцати минутах ходьбы от автобусной остановки. Алиса была одета совершенно ошеломительно: синий джинсовый костюмчик, поверх которого был наброшен красный плащ (от дождя). В руках она держала новую сумочку бежевого цвета, на который были поочередно изображены то ли сфинксы, то ли драконы. Погода стояла пасмурная, что благоприятствовало спокойной беседе в безлюдной обстановке.
     Юная поэтесса недавно прочитала мое стихотворение «Видение» и теперь пыталась прояснить для себя кое-какие детали. У меня же имелась к собеседнице пара вопросов по содержанию записки, что Алиса оставила мне еще в мае и которую я, наконец, сумел расшифровать.  Алиса была на редкость весела сегодня и довольно грамотно истолковала мне мой собственный текст, впрочем, комментарий ее больше походил на суждения опытного человека, а не на восторги 17-летней поклонницы.
– То, что Вы написали там о конце Света, почти точно отражает будущее землян, – комментировала Алиса, загибая пальцы. – Действительно, не пройдет и десяти лет – землянам будет явлен первый знак: падение Большого метеорита (он упадет неподалеку от этого места). Потом Ваш правитель, который только что пришел, но который не скоро уйдет, втянет всех вас и, отчасти, наших воинов в войну с непредсказуемыми последствиями. Это будет то самое время, о котором Вы сами говорите в начале текста:
… Синие крыши красных домов,
Желтое солнце над смрадом болот,
Толпы измученных страхом людей,
Груды камней посреди площадей.
Алчность и трусость земных правителей не позволит вам ничего изменить еще в течение десяти лет, Земля станет почти не пригодной для существования. Белый старец рисует в видении точную картину будущего:
- В гибель столетья – гибель всех стран,
Есть много озер, но один Океан.
Глупых вопросов не задавай,
Знай, нет четкой грани: АД или РАЙ.
И это не использованная Вами фигура речи, запомните! Все именно так или почти так будет.
– Алиса, мы говорим с тобой о художественном тексте, – возмутился я. – В нем высказано только то, что лично мне привиделось, а правда это или ложь, слава Богу, никто не знает…
– Я знаю, – непререкаемым тоном возразила она. – Копьеносцы седьмого колена не ошибаются в видениях, ибо они даются им Свыше. Все именно так и будет.
– И никто уже нас не спасет? – зачем-то уточнил я.
– Возможно, только Бог. Но в этом я не уверена…
– И откуда это известно, Алиса? Из твоих собственных видений?
– Я дам Вам почитать текст с аналогичным названием, – заметила Алиса и присела на покосившуюся скамейку, спинка которой была исписана довольно непристойными выражениями, типа «Саня … на этой скамейке Маню» – Впрочем, я Вам писала об этом в записке. Почему я Вас и выбрала…
– А как же твой друг Вадик из «Попы пляса»? – я решил сменить тему. К тому же я немного ревновал Алису к этому юноше (без всяких на то прав, конечно).
– Вадик нужен мне для другой цели, – улыбнулась Алиса. – Он не прорицатель и не воин, увы…
– Но ты же пишешь для них стихи, выступаешь там?
– Все это в прошлом, – махнула рукой Алиса. – Даже не хочется говорить, хотя Вадик – типчик очень забавный и говорит так нелепо. Но вернемся к нашим видениям, в них много схожего.
– И что там схожего?
– Лет до двенадцати-тринадцати я жила вполне обычной жизнью, ничем не выделялась, просто хотела быть такой же, как все. Ну, может, чуть лучше других… Я не конфликтовала с родителями, дружила со сверстницами, не особо увлекалась мальчиками. Читала, конечно, много, в основном стихи и сказки, но тихоней никогда не была. А потом…
– Что же произошло потом?
– В десять лет я стала видеть сны о какой-то планете (я не знала, о какой именно), мне стал являться во сне Белый старец и рассказывать о каких-то древних временах. О расцвете Кидонии, о красоте Аркадии и Амазонии, о горе Олимп, о ночном Лабиринте… Я просто слушала, как очередную красивую сказку, но позже стала понимать, что это и есть моя подлинная жизнь. В мои видения не верили ни родители, ни подружки… Скоро я поняла, что это никому не надо рассказывать, потому что это тайна. А в тринадцать лет я увидела живого асура, и он передал мне сообщение. Тут мне уж трудно было не поверить собственным глазам.
– Асур тоже пришел во сне или заглянул в гости? – уточнил я.
– Я понимаю: думаете, я развлекаюсь, придумываю истории на ходу, чтобы поразить Вас окончательно, или что-то в этом роде, – Алиса покачала головой. – Но это вовсе не так! Мне хотелось бы здесь остаться и стать «счастливой» женщиной, но это никак невозможно…
– Почему ж нет? – несмотря на нелепость разговора, притяжение Алисы было столь сильным, что я готов был продолжать его бесконечно.
– Потому что…– Алиса внимательно посмотрела на меня, ее взгляд был почти страдальческим. – Вы не верите мне?
– Продолжай, Алиса, я постараюсь поверить.
– У меня тогда была в классе подруга, ее звали Эльмира, и я ей все по секрету рассказывала. Она же потом это пересказывала другим девчонкам – со своими дурацкими комментариями и смешками.  Когда я это узнала, я ее всеми силами возненавидела и пожелала ей пропасть. Сильно этого пожелала! И она вдруг исчезла…
– Ты серьезно, Алиса? – уточнил я. – Как это исчезла?
– Эльмира пошла к подруге утром в воскресенье и пропала на несколько дней, никто не знал, куда она делась. Ее искали, думали самое худшее.
– И что было дальше?
– Я поняла, что как-то причастна к этому событию, стала горячо молиться, чтобы она вернулась… И Эльмира внезапно появилась, но ничего не могла толком рассказать. Она что-то лепетала, что ее увезли на космическом корабле, что с ней говорили страшные красные существа, что ей дали шанс исправиться и все такое. Кажется, родители даже возили ее пару раз к психиатру. История эта замялась, через пару недель она вообще перешла в другую школу. Впрочем, на меня после этого она стала смотреть с каким-то обожанием. Я поняла, что обладаю некими способностями, которые даны мне свыше и которые я не должна расходовать по пустякам.
– Да ты экстрасенс, не иначе, – хмыкнул я. – Впрочем, Алиса, в твоем взгляде и вправду что-то демоническое. Особенно, когда ты смотришь на меня исподлобья, как будто охотник из засады.
– Два года назад я уже точно знала, что мне делать, – Алиса как будто впала в какое-то полусонное состояние и говорила со мной из своего «прекрасного далека». – Я должна прожить какой-то период обычной земной жизнью, узнать и почувствовать все, что смогу узнать в это время, а потом вернуться…
– Вернуться на Марс? – я мог и не задавать этого вопроса.
– Конечно, на Марс… И возвращение неизбежно.
      Наступило неловкое молчание. Алиса достала из сумки и протянула мне листок, сложенный вдвое. Жестом она показала мне, что его не следует читать сейчас же. Я покачал было головой, но затолкал листок в нагрудный карман своей ветровки. Несмотря на то, что стал накрапывать мелкий дождик, мы сидели на скамейке и не думали уходить. Между нами, казалось, установилась какая-то телепатическая связь, которая позволяла обходиться без слов.
Отдыхающие на озере люди потянулись на выход, а к нашей скамейке стали приближаться два каких-то мрачноватых и явно нетрезвых типа.  Не доходя метров пятнадцати, они остановились и стали о чем-то «базарить», обильно уснащая свою речь нецензурными выражениями.
Алиса снова задумалась и, казалось, почти не глядела на происходящее вокруг нас. Один тип тем временем извлек из-за пазухи бутылку портвейна и предложил приятелю продолжить. «Пойдем, Алиса, а то совсем промокнем!» – предложил я ученице и взял ее за локоть. «Дождь закончится ровно через пять минут, – заметила Алиса и извлекла из сумки зонтик. – Раскройте его».  В это время второй тип, мужичок лет тридцати пяти в сильно измятой одежде, с красновато-сизым носом, счел нужным поучаствовать в нашем диалоге.
– А позвольте-ка, други, присовокупиться к зонтику! – он, чуть не раскрывая объятия, направился к нам.– Мы с Витьком совсем намокли.
– Зонтик на троих не рассчитан, – строго заметил я, стараясь придать своему голосу нужную твердость. – Иди подальше.
– Тебя, мужик, никто и не зовет, – наглый тип приблизился к нам уже почти вплотную. – Какая краля тут с тобой выпасается.
– Санек, тормози на повороте! – крикнул ему приятель, который до этого хорошо приложился к бутылке.
– Я и торможу, да что-то не тормозится, – Санек, явно в хорошем настроении, попытался было схватить Алису за руку. Я перехватил руку и встал прямо перед ним. Ростом и габаритами парень мне, конечно,  уступал, но, судя по наколкам на руке, он был бывалый. Алиса быстро встала и, как мне показалось, в растерянности отступила в сторону.
– Витек, а нас с тобой че-то обижают! – заканючил Санек. – Нас с тобой тут на х…посылают.
– Угомонись, дружок! – заметил я, хотя мое поэтическое настроение, конечно, было испорчено. – Мы же вас не трогаем…
– Санек, уймись в натуре, – снова напомнил ему приятель, но, хлебнув вина, двинулся по направлению к нам. Ситуация становилась неприятной, так как прохожих поблизости не наблюдалась и приходилось рассчитывать только на свои силы.
– Да ты кто такой, олень? – Санек тем временем стал активно выдирать свою руку. – Ты че в натуре, борзый такой?
– Все, Алиса, уходим! – подхватив зонтик, я стал быстро выдвигаться в сторону лесной дорожки.
– Вы че тут ваабще пришли? – встрял в беседу подошедший Витек. – Это же наше место ваабще-то, понял?
– Это место общее, – заметила Алиса, не думая уходить. – А вы бы, Витек и Санек, валили отсюда, пока оба целы!
– Че ты сказала? – взвыли в один голос типы. – А отвечать типа за базар сама будешь?
– Все нормально, мужики! – я пытался разрядить ситуацию, так как заметил, что Витек тянется своей правой рукой к карману куртки. – Ваше место так ваше. Мы уходим, Алиса…
– Мы не уходим, – твердо сказала Алиса. – Уйдут и очень быстро эти козлы. Понятно, снурки?
– Че ты сказала, коза, да тебе за такое…– Санек двинулся к Алисе, но не закончил фразы, как будто поперхнувшись собственной слюной.
     Схватившись за горло, он вдруг повалился на скамейку, как будто кто-то незримый душил его. Витек изумленно смотрел на своего приятеля, выронив бутыль. Затем он сам подскочил на месте и с размаху стукнулся головой о стоявшую неподалеку березу. Видимо, не удовлетворившись этим, он оглянулся и стукнулся о березу еще раз, гораздо сильнее. Санек между тем свалился со скамейки на землю и вдруг пополз достаточно быстро, как будто решив, что он ящерица. Типчик подполз к нашим ногам и, высунув язык, стал наблюдать за реакцией Алисы.  Я с недоумением посмотрел на нее: Алиса улыбалась мне, но глаза ее излучали теперь какой-то странный, почти неземной  свет. И это становилось не менее опасно, чем агрессия несчастных типов.
     Дождь стих, наступила полнейшая тишина. Я, путаясь в словах, попросил Алису прекратить все это. Спустя несколько мгновений она что-то громко крикнула, и наши непрошеные гости вскочили, как ошпаренные, и наперегонки бросились прочь, периодически натыкаясь друг на друга. Через пару минут о Саньке и Витьке напоминала только брошенная бутылка портвейна, отдававшая земле последние капли вина. Мы долго молчали; честно говоря, я не знал, что и думать. Конечно, можно было предположить, что Санек и Витек были наняты хитроумной Алисой, чтобы меня заинтриговать. Но не такая уж я персона, чтобы тратить на меня деньги или задействовать столь странные связи. Да и зачем это Алисе было бы нужно?
– Не удивляйтесь, я не такое еще в принципе могу, – возобновила общение Алиса. – Просто пользоваться этим можно в самом крайнем случае. Кажется, это именно такой и был.
– Ты что, Алиса, их загипнотизировала? – спросил я, понимая, что нужно что-то спросить.
– Считай, что так, – кивнула Алиса. – Они помешали нашему разговору, да и Вам могли причинить неприятности. Пришлось перевести их в разряд «снурков», обычно это быстро отрезвляет землян. Впрочем, через час или два они все забудут, но к нам уже не подойдут ни за что.
– Да уж… – я растерянно развел руками. – Тебе надо не в вузе учиться, а в школу экстрасенсов записаться.  Наверное, есть где-то такая?
– Эх, поэт! Неужели надо что-то доказывать? – Алиса подошла ко мне совсем близко и прижалась. – Знай: сделала я это только для тебя. Меня они бы не тронули, ибо у таких людишек нет власти над нами… И экстрасенсы тут совершенно не при чем. Они, конечно, существуют, но видят только то, что мы позволяем им видеть!
– Возможно, Алиса! Мне кажется, что все это было сейчас как будто в другом измерении. Такое странное чувство, даже не знаю, как сказать.
– Вы все выражаете в своих стихах! И в это время ты становишься нам очень близким, но только на очень короткое время. На слишком короткое…
– Алиса, – я чувствовал себя совершенно смущенным. – И не знаю, что теперь тебе говорить. – Я нащупал в правом кармане куртки какой-то листок, ага – это же для Алисы. – Кстати, написал для тебя одно стихотворение, только его не закончил. Вот!
– Я хочу посмотреть, – Алиса, почти не касаясь листка рукой, посмотрела на слова, напечатанные мной только вчера вечером. – Забавно! Вы считали меня такой наивной девочкой, которая мечтает стать Поэтом. Но это есть истина, так и было еще полгода назад.  Но только не сейчас…
–  А финал я еще не придумал, – заметил я. – Давай-ка придумаем вместе!
– Не хотелось бы, чтоб он был грустным, – сказала Алиса и, бросив зонт на скамейку, пошла к озеру. – Пойдемте к воде, так хорошо и чисто стало. Дождь смывает и грязь, и пороки, и дурные предчувствия…
– Пойдем! – мы медленно подошли с ней к Терникулю. Это было далеко не самое чистое озеро, в нем почти не водилась рыба. Даже местные обитатели редко в нем купались, намекая не столько на качество воды, сколько на какие-то страшные истории военной поры, связанные с ним.
– Вам бы надо уточнить смысл третьей строфы, он сумбурно выражен. А в финале повторить слова, начинающие каждую строфу, – заметила Алиса. – Твои взгляды ласково-кротки… Поэтесса себя видит в центре…  Ах, Алиса, все проходит… Хорошо?
– Спасибо за дельный совет! – Я не иронизировал. – Так и сделаю…
– Когда будет готово, подарите мне с дарственной надписью, хорошо?
– Именно так!
– А черновик этот я бросаю в волны морские, – и Алиса, смяв листок с текстом в комок, бросила его далеко в озеро. – А мое стихотворенье прочтите дома, ладно?
       Алиса снова приблизилась ко мне и, посмотрев снизу вверх, приобняла меня за талию. Я не стал отстраняться и очень крепко обнял Алису.
 – Там все правда, да я Вам уже это и рассказала. Вы ведь только и можете меня понять, так?
– Наверное, так! – нахмурился я, так как неуловимый запах Алисы кружил мне голову, а ее серо-зеленые глаза, казалось, видели мои мысли. – Я очень стараюсь, мне кажется.
– Понять и полюбить! – прошептала Алиса.
– Может, и так.
– А видь, рыбы-то после дождя тут тонна бывает, – раздался неподалеку от нас чей-то старческий голос. Возле воды стоял какой-то седой старичок со своими рыболовными принадлежностями и складным стульчиком. Он появился так тихо, что никто из нас его даже не услышал. – Ловить рыбку надо, а не на закаты, эхма, любоваться…
– Мы любовались, – хмыкнула Алиса и отстранилась от меня.
– А так и любуйтесь, что за дело, – миролюбиво заметил старик и раскрыл стульчик, предполагая, очевидно, угнездиться тут надолго. – Только в воду не лезьте и шум не подымайте…
– Теперь, пожалуй, нам уже пора! – кивнула Алиса и бодрым шагом проследовала к скамейке с оставленным там зонтом. Я только что и мог согласиться с ее разумным предложением.
          Мы с ней скоро дошли до остановки, почти не говоря о случившемся. Народу на остановке не было вовсе. Алиса снова прижалась ко мне и вдруг извернулась и нежно поцеловала меня в щеку. Этот поцелуй был больше похож на мимолетное касание крыла ангела.  Я хотел вернуть своей спутнице поцелуй, но уже настоящий. Однако Алиса почему-то отстранилась, погрозила мне пальцем и сказала, что сегодня ей долго-долго не уснуть. Тут подошел полупустой автобус с тем же водителем, который привез нас сюда. На моих часах было без пятнадцати одиннадцать вечера.
          Придя домой около двенадцати, я, довольно сильно проголодавшись, достал суп из холодильника и поставил на плиту разогреваться. Меня переполняло совершенно забытое чувство душевного подъема. Я вспоминал мельчайшие детали сегодняшней встречи с Алисой и никак не мог отдать себе полного отчета в произошедшем. Потом я не удержался и все же решил посмотреть то стихотворение, что вручила мне Алиса.
         Стихотворение перед тобой, читатель:

             ВИДЕНИЕ о ДЕТСТВЕ

                Правда в видениях наших иль ложь?
                Честно, ведь сразу и не разберешь.
                Было видение и у меня...
               
Из самых первых детских впечатлений,
Из тех глубин, которые порою
Самим себе страшимся приоткрыть,
Я вспоминаю лишь то странное виденье,
Которое непрошеным явилось,
Когда мне было только девять лет.

Родители меня не разумели,
Не веря мне уже с порога детства...
Они, не слушая меня, все норовили
Священника иль доктора позвать!
Один так ласково со мною говорил,
На козни сатаны изящно намекая...
А доктор мял мое худое тело
И разводил руками: "Все нормально!".
Вот так, в глуши и нищете духовной,
Росла одна я, никому не веря.

Но... Я видела, я знаю – это было:
Он  приходил ко мне ночной порою,
Не ангел и не бес. Лишь светлый облик,
Лишь белые одежды и улыбка,
Которая меня заворожила.
Он был совсем старик, но был он воин
В пурпурных одеяниях Оттуда,
Спокоен, как огромная скала,
И, как скала, надёжен безупречно. 
Я смутно вспоминаю его речи.
Они звучали, будто ангелов хорал,
Они меня неясностью томили,
Хотя при этом вовсе не пугали…

Я замирала, будто пропадая
В сей дивной тьме, откуда нет исхода,
Где ласково сливались Неба звуки
С земными проявлениями чудес,
Где сон и явь мешались безвозвратно,
Где не было ни времени, ни места.
И только тут нашла успокоенье
Моя душа, невинная тогда.

А годы проносились чередою:
Мне было десять, уж 11- 12,
Тринадцать – страшный, непонятный возраст,
Когда своих желаний я боялась
Не меньше, чем маньяка за спиной!
Но не касаний и объятий жаждав,
Ждала я лишь все нового виденья!
Я плакала, молилась и стенала,
То не могла уснуть, то грезила во сне,
Однако Он мне больше не являлся.

Тот образ Старца едва я позабуду,
Он был и будет частью моей жизни.
Он – оберег святой в моей нелегкой
И горестной судьбе, которую я смутно
Уж различаю в темноте времен...

*  *   *   *  *  *  *  *  *  *  *   *   *  *
Когда из первых детских впечатлений
Я извлекаю дивное виденье,
То, честно, Гарри Беар, поражаюсь
Возможному, возможно, совпаденью.
      
        Стихотворение Алисы было более чем странным, но я уже отвык удивляться, находясь рядом с нею. Я уже не хотел ничего анализировать в эту ночь, ни о чем думать. Я ограничился несколькими тезисами, а именно:
1) Алиса – прекрасная девушка, она пишет замечательные стихи. Кажется, я ей совсем не безразличен, иначе… Я же ею увлечен, что тут греха таить!
2) Алиса вполне земная девушка, но любит надевать на себя мантию неземной принцессы, что ей вполне идет. Все эти асуры, снурки и копьеносцы существуют в ее пылком воображении.
3) В своих стихах Алиса часто выражает те же мысли, что близки и мне, а это значит, что мы с ней похожи, как братья-близнецы.
4) Наши дальнейшие отношения с Алисой возможны только…
Тут вдруг закипел мой суп, недовольно замяукала кошка, громко заиграла за стеной романтическая музыка. Кажется, это была какая-то баллада «Scorpions»…  Впрочем, я и не трудился четко это осмыслить, впав в какой-то приятный долгий транс, как бывает во время написания запоминающегося текста. Прошло немного меньше, чем вечность.
«Утро вечера мудренее», – решил я и налил себе полную тарелку вчерашнего борща. Хлеба уже не было, поэтому заедать суп пришлось сухарями. Четвертый тезис так и остался для меня в ту ночь не проясненным.

                Прогулка 7.  ВОЗВРАЩЕНИЕ 
               
       Здесь я расскажу о своей последней земной встрече с Алисой. И хотя эта встреча стала во многом определяющей, я смогу говорить о ней, скорее, как о другом своем видении или бреде наяву. Алиса через пару дней после приключения у Терникуля позвонила мне по телефону и сообщила, что еще сдает экзамены в Билибинске, что у нее много проблем, поэтому встреча откладывается. Я сказал, что меня заинтриговало ее последнее стихотворение, что я хочу поговорить и о нем. Алиса как будто обрадовалась этому, но нашу встречу это, по ее словам, приблизить уже не могло. При этом в разговор назойливо врывался какой-то посторонний скрежещущий звук, и создавалось впечатление, будто моя собеседница говорила не в телефонную трубку, а в консервную банку.
      В конце разговора Алиса сообщила мне, что избирает себе новый поэтический псевдоним «Гостья с Марса», что, если смогу найти в сети, я обязательно должен послушать песню «Пикника» про мышеловку. Я громко крикнул в трубку: когда же мы увидимся?  Она ответила странными стихами: «За три слова до паденья, за второе за рожденье Ты до полночи одна…». Я резко попросил Алису не валять дурака, и она сухо ответила, что, как только сможет, так сразу же приедет, и мы, очевидно, увидимся. Я, несколько раздраженный, что-то еще страстное говорил ей, пока не понял, что в ответ на свое красноречие слышу короткие телефонные гудки.
Делать было нечего, я сел за свой компьютер и через поиск принялся разыскивать искомую песню группы «Пикник». В итоге я заново прослушал и «Египтянина», и «Фиолетово черного», и «Трепетных птиц», и «Великана», но никакого текста про мышеловку не нашел.
      Я уже решил, что ослышался, что Алиса то ли имела в виду другую группу, то ли песня имеет другое название, без упоминания мышеловки… Но тут на мою электронную почту, которую я завел всего пару недель назад и которой мало пользовался, пришло письмо с неизвестного адреса. Когда я открыл это письмо, то увидел записку от Алисы, ее новое стихотворение в текстовом формате и ссылку на какой-то видео ресурс. Алиса писала: «Эта песня отчасти и обо мне… Может, она поможет тебе понять мой приход, мое сочувствие и наше соучастие. Может, она объяснит то, что я пока еще сама не хочу объяснять. Послушай, плиз, этот текст несколько раз! Извини, если что-то будет не так, как мне бы хотелось».  Решив, что ролик «Пикника» никуда не денется, я торопливо открыл Word-ский файл и прочитал новое стихотворение Алисы.
     Оно и не отличалась особо от других ее «любовных» стихотворений, но дата, указанная в конце текста, была датой нашего последнего свидания. Стихотворение это меня несколько разочаровало, мне даже показалось, что Алиса просто решила подыграть моему нахлынувшему чувству, сама же не будучи увлечена «страсти наукой». Тем не менее, зачем-то она его все же написала и даже поторопилась прислать по почте, чего отроду не делала. Вот и этот текст, читатель, подумай-ка над загадкой сам.

ОСТЫВШАЯ   ЛЮБОВЬ

Желтые листья, дождь за окном -
Счастье уплыло. Мы не вдвоем...
Ты говорил: "Будь рядом со мной!",
Так что же случилось, милый мой?

Я не девчонка, что мне терять!
Ведь мог даже сердце мое ты забрать,
Только не душу, она не твоя...
Помни об этом, "радость" моя!

Ты так упивался властью своей,
Ты мне старался сделать больней...
Но время исправит мои заблужденья.
Ах, как благотворны бывают сомненья!

Дождик сильнее уже моросит,
"Счастье уплыло!" - в мозгу все свербит.
А, может быть, это мне наказанье
И за грехи – за земные желанья.

Я позабуду, милый, тебя
И вряд ли умру, никого не любя.
Пусть же отрадой мне станут удачи
В страсти науке, меж стоном и плачем.

Желтые листья, дождь за окном;
Счастью конец, ведь мы не вдвоем.

     Ах, да – надо еще послушать песню «Пикника»: я щелкнул по ссылке и услышал песню, которую точно никогда не слышал. Это, очевидно, был какой-то клип, но качество изображения было таково, что кроме отдельных картинок и серого экрана ничего не было видно. Впрочем, звук был слышен хорошо. Я не считаю себя поклонником старины Эдмунда, но многие хиты «Пикника» мне были знакомы, кроме этого. Я прослушал эту песню пару раз…
     Текст был сумбурный и не вполне логичный, но вкупе с голосом Шклярского и необычным звукорядом производил впечатление. Конечно, не вполне понятно, кто с неловкими движениями выбрался из мышеловки, почему именно Ей запрыгнул на плечи «мокрый ангел с облаков» (под дождь, что ли попал?), кого это не искалечит «смех лощеных дураков»? Главное, что меня смущало – постоянное, до назойливости, повторение рефрена, который мне процитировала Алиса:
За три слова до паденья –
За второе за рожденье,
За второе за рожденье –
Ты до полночи одна…
       Алиса опять загадывала мне загадку, и я вместо того, чтоб заниматься серьезными вещами, терзался в поисках разгадки того, чего и разгадывать-то, наверное, не имело смысла. Написать на почту «Пикника», чтобы все подробно объяснили? Глупости… Ребята, возможно, и сами не напрягались над смыслом песни, а я их своим философским вопросом огорошу. Позвоню-ка Сергею, он же знаток отечественного рока. Я начал было набирать номер телефона моего приятеля, но вовремя остановился. Ну, задам я ему вопрос о скрытом смысле этой песни; Серега тут же решит, что я перебрал, и затеет философский диспут, что лучше употреблять жарким днем в отпуске. А если сам под шафе, наговорит всякого про «ницшеанскую нирвану» или «иероглиф рокерской мысли». Знаю, не раз проходили. Нет уж, вернемся к нашим баранам! Как-нибудь сам дотумкаю…
Тут, впрочем, меня отвлекли дела вполне земные, и разгадывание «чудес» Алисы было отложено на неопределенное время. Вечером я снова вернулся к ее «Остывшей любви», но никакого дополнительного смысла там не обнаружил. Тут не было ни асуров, ни снурков, ни Кидонии, ни проблем остывающей планеты; ну и, слава Богу – добро пожаловать, дорогая Алиса, на грешную землю! Песню «Пикника» про мышеловку я заново слушать не стал, да и ссылка что-то не открывалась больше: обычное для Интернета дело.
    Спал я в ту июньскую ночь плохо, пару раз даже просыпался, обливаясь потом. Хотя ночью было не так уж и жарко… То мне мерещилось, будто Алиса в образе Хари из фильма «Солярис» слоняется по станции в открытом космосе и что-то пытается мне объяснить, но слова ее до меня не доходили: мешал плотно облегающий скафандр. Когда же я снимал скафандр, исчезала сама Алиса. То я видел ее во вполне земном обличии, сидящей на какой-то невозможно высокой горе, а я стоял внизу и никак не мог подняться к ней. Но когда, все же преодолев множество тропинок и крутых подъемов, я приближался, то видел там одиноко сидящего на вершине белобородого странника. Которого я будто никогда прежде не видел, но который был мне до боли знаком. Алисы возле него не было, а он не мог или не хотел со мной разговаривать.
    Под утро приснилось, что Алиса выходит совершенно нагая из морской волны, подобно Афродите, и медленно бредет вдоль берега. Я чувствую, что нахожусь совсем рядом, но она не замечает или не хочет замечать меня. Вокруг Алисы летают то ли огромные вороны, то ли какие-то не виданные прежде мной существа. И одежда на моей знакомой постоянно и причудливо меняет свой вид. В какой-то момент Алиса подходит совсем близко и вдруг – пропадает из виду. Я в недоумении бегаю по берегу, спотыкаюсь о горячий песок, и тут… От песка отрывается и стремительно устремляется ввысь то ли чайка, то ли непонятно как тут оказавшийся альбатрос.
    Проснувшись часов в семь, я понял, что окончательно болен и болен новым заболеванием – «алисоманией». Лекарство, тем не менее, было мне известно, следовало лишь дождаться его прибытия. Я позвонил на работу, взял отгул и занялся небольшим домашним ремонтом, который заглушил на время все симптомы этого заболевания. Так прошло две недели, пока Алиса, словно вернувшись с другой планеты, неожиданно не позвонила мне и не назначила встречу на том же месте.
… Эта моя встреча с Алисой произошла в начале июля возле озера Терникуль. Именно эту встречу я помню весьма смутно, скорей, помню свои ощущения предстоящего расставания. Алиса была молчалива и почти не реагировала на мои дежурные шутки. Как я помню, день был будний, что-то около девяти вечера, погода стояла хорошая, поэтому народу на озере хватало. Мы с Алисой вынуждены были углубиться вглубь приозерного леска, чтобы поговорить спокойно. Она сразу обмолвилась, что собирается идти в поход с другими студентами на «загадочное озеро» Талакса, что там очень красиво и там могут произойти какие-то странные события. Эту информацию я тогда оставил без внимания и, наверное, напрасно.
    Я попытался выяснить, как она сама воспринимает свой текст про остывшую любовь и при чем тут «Мышеловка», но Алиса довольно мутно отвечала на мои вопросы, демонстрируя, что эта тема в данный момент ей не интересна. При этом она поблескивала глазками в мою сторону и поначалу вела себя как-то непривычно робко. Вообще, неожиданные перемены настроения были ее фирменным знаком, и Алиса каждый раз умудрялась предстать перед собеседником в новом образе, который не всегда соответствовал образу предыдущему. Наконец она решилась и произнесла несколько загадочных фраз, которые я долго потом вспоминал и обдумывал. Не ручаясь за полную точность, постараюсь воспроизвести эти ее слова.
– Мне хотелось сказать сегодня тебе что-то приятное, но я никак не могу сосредоточиться… О чем же я должна сказать?
– Давай просто поговорим ни о чем, – пробормотал я.
– Это хорошая идея, – улыбнулась Алиса. – Но наше время уходит, а сказать что-то нужно.
– Я весь внимание!
– Собственно, мы и так говорили о многом. Наши разговоры были полезны и, возможно, послужат Спасению Вашей цивилизации, ибо стоите вы на пороге большой катастрофы.
– Алиса, ну о чем ты говоришь, – я ощущал раздражение. – Что это за пророческий тон? Какой такой катастрофы?
– Дослушай меня, прежде чем возразить, – Алиса посмотрела на меня даже с каким-то сожалением. – Судьбы наших планет снова пересеклись, и я покину Вас сейчас, чтобы прийти на помощь много позже. Если вы не сможете уберечь себя сами, а вы на грани…
– На грани чего?
– На гране бытия и небытия, – Алиса вдруг подмигнула мне.  –  Помните, «в гибель столетья гибель всех стран; много озер, но один Океан». Вы повторили слово в слово надпись, которая уцелела в одном из дворцов Кидонии, которую Вы знать не могли, но воспроизвели… Это значит, что вы, люди, чувствуете порой лучше, чем способны осознавать!
– Я придумал и написал эту строчку, – заметил я. – Кидония существует только в твоем воображении, Алиса.
– А вы сами не считаете, что весь этот земной мир существует только в некоем воображении? Высшего Разума, например? Что вы только воображаемые Богом существа, имеющие право на весьма незначительный простор для маневра. Что предельность космоса состоит из предельностей отдельных планет, входящих в него? Что ваши трагические поиски земного рая обречены, ибо рай этот вне космоса и вне планет… Марсиане это поняли и смирились.
– Это очень интересные наблюдения, Алиса, но…
– Ваши великие цивилизации почти всегда гибли, но гибли они не от природных напастей, а от других землян. Вспомните Вавилон, Рим, Византию, империю Великого Могола, Московское царство, империю Наполеона или Советскую империю… Вы пытаетесь объяснить все это исторической закономерностью, движением народов к источнику процветания, пассионарностью, но сами тонете в фактах и нелепых трактовках простых очевидных истин.
– Ты что-то прочла по этому поводу? – я никак не мог уловить логику Алисиных рассуждений. – Зачем ты мне это говоришь…
– Все это и проще, и сложнее… – Алисе словно и не важны были вопросы, она продолжала вещать, как Кассандра. – Если, допустим, предположить, что есть Высший Разум как источник вечной энергии, что цивилизации возникают и исчезают не по нелепой случайности или совпадению тысяч причин, а по воле и логике распространения этой энергии. И не нужно ставить моральных оценок, нужно простое понимание Вечных истин. Если ваша Земля обречена на скорое и кардинальное изменение, это изменение произойдет, хотели бы вы того или нет.
– Я хотел бы поговорить совсем о другом, – пытался я удержать порыв Алисы.
– Вам и на Земле не справиться со своими проблемами, ибо вы в большинстве алчны, завистливы и готовы сами себя уничтожить. У вас постоянно войны, борьба всех против всех, многие ваши правители выбиваются из народа, чтобы потом с этим народом не считаться. Вы так уверенно и неуклонно губите свою природу, как будто сознательно готовите место для прихода Тех, кому и не нужна атмосфера. 
– И что это еще за приход Тех?
– Вы скоро все узнаете, – улыбнулась Алиса. – Все, что приходит священно; все, что ушло, незабвенно! Будущему мира все равно, останемся ли мы здесь у Вас, или вернемся к себе… Белый старец прямо говорит: миссия марсиан на Земле окончена, приходит новая эпоха, и былой Хаос станет Космосом. Но Космос нынешний перестанет быть им. И к этому просто нужно быть готовыми! Всем нам… Вы понимаете?
– Прекрасно сказано, Алиса! – сухо заметил я. – Правда, половину твоих пророчеств я не вполне уяснил.
– Я пришлю еще вам свой привет, Гарри, но это будет чуть позже.
– А зачем ты настойчиво предлагала мне послушать песню «Пикника»?
– В «Мышеловке» есть пара намеков на эти скорые перемены, почти неуловимо. Я искренне удивилась, когда первый раз услышала, а потом решила проверить на других.
– В чем же состоит проверка? – уточнил я.
– Вы ведь увидели в песне это превращение: падение – второе рождение – новое существование. Так примерно и будет…
– Падение землян и их возрождение на Марсе? – я хотел иронизировать, но что-то смущало меня. Непонятная тяжесть давила мои плечи, а грешный мой язык едва ворочался во рту, прилипая к гортани.
– Почти так, хотя это ужасное упрощение! И вот еще хочу сказать: я была так рада увидеть Вас сегодня, как была вообще рада, что Вы появились в моей жизни, что мне даже кажется…
– И что же тебе кажется, Алиса?
– Что без Вашего появления не было бы никакого моего…
– Это, наверное, так и есть, – заметил я.
– И это именно то качество, которое иногда приближает всех вас к Создателю планет.
         Мы стояли рядом и молчали. Молчат, когда уже все сказано или когда ничего сказать уже нельзя. Время повести подходило к концу, а я никак не хотел расставаться с одним из лучших моих персонажей. Да и Алиса это прекрасно понимала, но ее-то ждала новая ирреальная жизнь, уже отдельная и от ее создателя. Жизнь между двумя или даже тремя пространствами… А что ожидало меня в это смутное, непростое время? Вряд ли даже Белый старец мог ответить сейчас мне на этот вопрос.
         И когда Алиса, чуть прижавшись ко мне, тихо предложила идти к ожидавшему нас автобусу, я не стал с ней спорить. Тем более автобус в тот момент можно было очень легко заменить и на вертолет, и даже на диск космического корабля. Никаких приключений на обратном пути с нами не произошло, так как все приключения были уже исчерпаны. Мы нежно попрощались с Алисой, и больше я никогда ее уже не видел.

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *  *  * 

             В середине июля Алиса Чудесная вместе с группой туристов и рок-музыкантов отправилась в поход на озеро Талакса в соседней области. Погода, по рассказам очевидцев, была скверная, постоянно шел дождь, грохотал гром. Места те, по слухам, весьма аномальные – недалеко западный склон хребта Ирендык, северный и южный берега озера пологие, местами очень даже заболоченные, западный – более крутой. На второй день вылазки, рано утром, Чудесная таинственно исчезла. Сначала исчезновение ее даже не заметили, но часов в двенадцать забили тревогу. Алису активно искали, считая, что она просто заблудилась в лесу, но никаких следов не нашли. В рюкзаке были обнаружены обычные для турпоходов вещи, красный зонтик (?), а также серая 48-страничная тетрадь, содержавшая незаконченные стихи Алисы и походный дневник. Дневниковые записи якобы заканчивались словами: «Пришел наконец день моего Возврата, и я не в силах ничего сделать. Нужно смириться с этим, ибо мое предназначение…»
Полиция, чтобы сохранить честь мундира, обвинила было в исчезновении друга девушки Вадима Мисайлова, но очевидцы начисто отрицали его причастность к событию. Часов в семь утра Алису несколько туристов видели, она дружелюбно общалась с Вадиком, хотя все отмечали, что тот сам как будто был чем-то напуган. Потом паренек находился на дежурстве (готовил завтрак), многие это подтвердили. Более того Мисайлов выглядел в те дни потерянным, нес какую-то ахинею о ночных похитителях Алисы в красных скафандрах, даже просил поместить его в закрытое помещение и выставить охрану. Вадика и вправду тогда арестовали, но через неделю выпустили без предъявления обвинения… Если верить газетам, расследовал обстоятельства исчезновения Чудесной следователь по фамилии Сыртов (!), а спутниками Алисы в том походе были в частности студенты Марис, Алина, Алексей, Дмитрий и Светлана.
Естественно, мне показалось ужасно странным, что обстоятельства пропажи Алисы были детально похожи на те, что она сама описала в рассказе «Исчезновение Исиды». При этом на одном сайте участник той вылазки под ником «Парняга» писал, что всю ночь накануне исчезновения Алисы он слышал какой-то непонятный гул, как будто рядом находился аэродром, а воздух казался на редкость спертым, несмотря на дождь. Он якобы под утро выходил из палатки и видел силуэт какой-то девушки рядом с силуэтом пожилого человека на окраине леса, но значения этому не придал. Другой участник похода под ником «Сталкер» спорил с ним, что никакого гула слышно не было, а под утро дождь и вовсе прекратился. Исчезновение Алисы он объяснял ее неудачным походом к соседнему озеру, которое было окружено топким болотцем, да и вообще отзывался о ней как о девице не вполне адекватной, хотя и занимательной.
Мне передавали, что родители Алисы довольно сдержанно встретили известие об ее исчезновении, даже вступились за несчастного Мисайлова. Они почти согласились с официальной версией, что Чудесная по неосторожности пропала в незнакомом лесу, что это был несчастный случай, а не криминальная история. Поскольку никаких подтверждений ее смерти не было, Алиса Чудесная была объявлена в розыск. Самое странное в этой истории было то, что спустя месяц один за другим исчезли при таинственных обстоятельствах два других участника той вылазки – Алина Белкина и Марис Скворцов, сокурсники Алисы. И самые активные поиски этих людей не дали ровно никаких результатов.
Что я думал обо всем этом? Честно говоря, толком уже и не помню… Я переживал исчезновение Алисы, но понимал его неизбежность. Я бы очень хотел почитать дневник или хотя бы ее последние стихи, но этого мне сделать не удалось. Меня даже не вызвали тогда в полицию, видимо, посчитав мои возможные пояснения ничтожными для поиска, да и что бы я мог им сообщить? Что Алиса взяла и улетела на космическом корабле…  Из блога на том самом сайте я узнал, что больше всего на вылазке Алиса общалась с некой Светланой Дымовой, своей близкой подругой. Я даже сумел тогда ее разыскать и уговорил-таки встретиться со мной в недорогом, но приличном кафе на улице Клары Цеткин.
Дымова, девица дольно дурной наружности, с синей татуировкой на левой руке, очень сумбурно отвечала на мои вопросы, хотя и слышала от Алисы о наших непростых отношениях. Да, конечно, она была в том лесу тогда, да, Алиса была подавлена, но ничего конкретно не говорила. С Вадиком она, да, вроде дружила, но близких отношений у них не было, хотя парень и старался. А вот про Алекса она не уверена! Кстати, почему это я так хорошо знаю о его утренней пробежке, откуда? Кстати, маршрут похода все вместе выбирали, и на ночевке именно у этого озера настаивали тогда два человека – Алиса и Марис. Марис куда в итоге девался? Она-то откуда знает…
И вообще она дала показания следователю, нечего на нее давить, тем более, кто я такой? Я как мог ее успокоил, заказал ее любимое блюдо и вскользь спросил о стихах Алисы. Да, она читала, но лирику она по жизни не любит, потому что это слюни, а жизнь другая совсем… Про планету Марс? Да нет, ничего такого Алиса ей не говорила, хотя вроде какие-то стихи читала. Она вообще не поклонница фэнтези, всяких инопланетных существ на дух не переносит. Я спросил о дневнике Алисы, о той последней ее записи. Светлана помолчала с минуту, а потом выдала фразу, от которой я опешил: «Вы спрашиваете меня о том, что сами хорошо знаете. Поройтесь в своей памяти, там все…». После этих слов девица, не взирая на мои просьбы и недоеденный чизкейк, быстро встала из-за столика и покинула кафе.

    С тех пор прошло лет десять, я почти не вспоминал об Алисе. Я наконец-то обрел некоторую жизненную гармонию, создал семью, поменял прежнюю работу. Да и путешествия по миру способствуют обретению некоторого душевного равновесия. Тексты мои становились, на мой вкус, более зрелыми и осмысленными; я не спешил, как прежде, с ходу обрушивать на читателя «гениальные» наблюдения своей эгоцентрической натуры. С месяц назад мне попались на глаза «Стихи разных лет и зим» Алисы, и я вспомнил о своем недописанном стихотворении, посвященном Чудесной.
    С трудом отыскал я набросок этого стихотворного текста, и решил его закончить. Что-то постоянно отвлекало меня, я никак не мог сосредоточиться. Кажется, Алиса просила в конце стихотворения повторить все начальные строчки первых строф. Что же – сделаю именно так: я припомнил ее обжигающе насмешливый взгляд. Надо будет вспомнить цвет ее глаз, ее улыбку, ее руки, ее… Да, воспоминания начинают по крупице восстанавливать ее образ, но как это лучше будет передать: «Поэтесса одна видит в центре…», «Поэтесса себя видит в центре мироздания»?  В конце, кажется, надо было поставить: «Солнце мира поэзии…» и рифму подогнать. Может, не зря она этот текст в озеро выкинула?  Ладно, сделаем потихоньку. Может, коньячку принять для поднятия настроения?  Процесс творчества шел полным ходом.
    Сотовый телефон! Его надо выбросить в помойку как врага сосредоточенного искусства. Ладно, «закончу после как-нибудь»… На следующее утро, сделав над собой усилие, я сел за компьютер и в одиннадцать часов завершил-таки стихотворение «Юной поэтессе».  Мне еще надо было кое-что сделать сегодня по работе, да и вечер должен быть более-менее свободен. Я был чем-то очень доволен сегодня, хотя никак не мог себе отдать отчета, чем именно.
**********************************************************
     Вечер этого дня. Настроение самое бодрое, почему-то хочется любить весь мир – без особой причины. Наконец-то старый новый текст сделан! Сосед за стенкой, как всегда, на полную катушку включил телевизор. И вдруг казус – мне стало казаться, что строчки, которые я сейчас про себя повторяю, синхронно повторяет диктор ТВ-канала… Я стал прислушиваться: этого не может быть! Это невозможно! Это, конечно, сериал про «прекрасную няню» или золушку Катю? Срочно включаем этот ящик, где же пульт? Опять дочь куда-то закинула…


                ОТСТУП

         Я передвигался по своей комнате, как передвигается космонавт в состоянии невесомости. Ничего этот коньяк не помогает, хоть Шабо, хоть Мартель… Когда я нашел пульт и нажал кнопку, сразу попал на НТВ, куда еще можно попасть. Обнажилась симпатичная мордочка ведущей «Новостей», в руках – смятый листочек. 
        СРОЧНОЕ СООБЩЕНИЕ:
        «По словам нашего космонавта, командира экипажа Джаныбека Тугумбекова, на орбитальную станцию «Мир», где в данный момент находится он и три члена международного экипажа, с планеты Марс за последние шесть часов раз за разом приходит сообщение, которое верифицируется на русский язык. Это следующие фразы: «Ах, Алиса, все это проходит… Поэтесса себя видит в центре… Солнце мира поэзии, брат!»  Последняя фраза повторяется наиболее часто. В данный момент все наши эксперты в сфере космической отрасли не могут прийти к однозначному мнению, что может означать раскодировка сообщения. По дополнительному сообщению агентства НАСА… По словам главы Роскосмоса, мы наблюдаем…».

         Я замер. Я не мог ничего понять. Я не считал возможным, что меня разыгрывают эти серьезные тети и дяди с НТВ. Все слова были не что иное, как знакомые только мне отрывки из недописанного стихотворения про Алису Чу-. Она скомкала тогда этот листок и бросила в озеро, предложив дописать текст. Я дописал стихотворение, немного переиначив смысл, и посвятил Алисе. Текст написан сегодня, может быть, шесть или семь часов назад. Кто мог знать о его существовании? Кто мог его назойливо цитировать…
         Я уже не казался себе сумасшедшим, я и был им в тот момент. Я добрался до компьютера, включил блок питания и монитор: две минуты поиска, файл «Юной поэтессе», должен раскрыться именно этот текст, полностью… Но мне не стоило спешить, Алиса и здесь сумела опередить меня. Симпатичная мордочка ведущей снова, как фатум, возникла на телевизионном экране.
         СРОЧНОЕ СООБЩЕНИЕ: «По словам командира экипажа орбитальной станции «Мир» Джаныбека Тугумбекова, с планеты Марс только что поступило новое объемное сообщение, которое легко верифицируется. Это сообщение  с Марса – на русском языке…». Весь мир слышал теперь эти строчки, которые я уже не мог да и не очень-то хотел слышать:

Твои взгляды ласково- кротки,
Больно ранят невинное сердце.
Ты пронзаешь глазами мне душу,
Но, Алиса, послушай меня:
Твои взоры мой сон не тревожат
И покой они мой не нарушат,
А страданья твои все напрасны...
Пожалей, дорогая, себя!

Поэтесса одно видит в центре
Мирозданья, которое в красках
Сочиняет себе вместо сказки, -
Свое имя в лавровом венце.
Она ищет полет вдохновенья
В тех окрашенных страстию глазках,
Что следят за ней как за богиней
На Олимпе или во дворце.

Эх, Алиса! Все это проходит,
Не изменишь мир воображеньем,
А судьба-то порой как жестока
К простодушным наивным мечтам...
Не всегда будут так совершенны
Даже руки твои и колени;
Смысла нет дарить себя людям,
Коль решила отдаться стихам!

Твои пепельно-серые глазки
Замутились соленою влагой.
Как легко можешь перевести их
Ты, Алиса, в алмаз иль брильянт!
Ну а мне не нужны ни проклятья
Поэтессы, ни ее ласки...
Разве все это может сравниться
С солнцем Мира Поэзии, брат?!

Твои взгляды ласково- кротки,
Поэтесса себя видит в центре,
Ах, Алиса, все это проходит...
Солнце Мира Поэзии, брат!

        Экран компьютера наконец-то озарился открытым файлом. Но…
        Текста, набранного мной утром, на экране не было. На белом фоне пустой страницы проступал легкий силуэт неземной красоты девушки в легких, красного цвета доспехах воительницы. Я присмотрелся внимательней. Силуэт девушки задвигался и стал быстро увеличиваться. Я уже не мог не узнать ее искрящихся серо-зеленых глаз, ее развевающихся пепельных волос, ее неповторимо чудесного взгляда. Это, конечно, Алиса!
         Через несколько секунд экран монитора погас. Когда я снова нажал на клавишу «Enter», никакой Алисы на экране не было. Ее уже не было, но оставался ее неземной образ, а он был намного живее нас, здесь еще пока живущих.

 
      Чебаркуль- Миасс,
   лето 1999 г., лето-осень 2014 г.