АКТ ЧЕТВЁРТЫЙ
СЦЕНА ВТОРАЯ
Кимболтон.
(Входит больная вдовствующая принцесса Кэтрин. Её поддерживают Гриффит, привратник и Пейшенс, прислужница королевы.)
ГРИФФИТ:
Как, королева, чувствуете ныне?
КЭТРИН:
Близка я, Гриффит, видимо, к кончине.
Земля как будто ноги мне сковала,
Я тщусь идти, но сил и духа мало.
Подайте стул! Ну, вот, другое дело!
Живу ещё, пока на стуле тело.
Мы шли сюда, ты, вроде, говорил:
Уолси, славы исполин, почил.
ГРИФФИТ:
Я говорил, но ваша боль, мадам,
К моим была без участи словам.
КЭТРИН:
Скажи мне, Гриффит, как он умирал?
Похоже, мне пример достойный дал.
ГРИФФИТ:
Арест Уолси сильно подкосил,
На мула влез и выбился из сил.
Нортомберленд едва его довёз,
То зрелище достойно было слёз.
КЭТРИН:
Расстроиться была ему причина.
Печальная рисуется картина.
ГРИФФИТ:
Он до аббатства в Лестере добрался,
С почётом там аббатом принимался.
И, попросив себе клочок землицы,
Почил, успев пред смертью помолиться.
КЭТРИН:
Я за него молюсь Святому духу!
И пусть земля Уолси будет пухом.
Но прежде я хотела бы сказать,
О чём нельзя сегодня забывать.
Гордыня распирала кардинала,
Она на трон и власть претендовала.
Он у кормила Англии стоял,
Священными местами торговал.
Желания в законы возводил,
По наговорам праведных судил.
Несчастным на словах он сострадал,
На деле же – их просто унижал.
Всегда любил прилюдно обещать,
Но никогда не мыслил исполнять.
Позорил сан он и святое дело,
Когда грешил в постели блудным телом.
ГРИФФИТ:
Чеканим брань на бронзе и везде,
А добродетель – только на воде.
У кардинала было и иное.
Забудем, госпожа моя, дурное.
КЭТРИН:
Теперь я помолчу.
Злопамятной быть, Гриффит, не хочу.
ГРИФФИТ:
Хотя он был породой невелик,
Но славы дух в его мозги проник.
Он был учён, умён, красноречив,
Весь двор его насвистывал мотив.
Морозом обжигал всегда врага,
Друзей ласкал, как речка берега.
Нельзя его понять обыкновенно:
И жаден был и щедр одновременно.
Ведь Ипсвич, Оксфорд, два столпа науки,
Его воздвигли творческие руки.
Один из них с хозяином упал,
Другой из пепла заново восстал.
И будет славить христианский мир
Того, кто для науки – есть кумир.
Он, каясь, удостоен был небес,
В нём зарождался, но не вызрел бес.
КЭТРИН:
Когда я жить всем долго прикажу,
Тебе быть летописцем накажу.
Никто меня так, Гриффит не помянет,
Никто так сердце правдою не ранит.
Ведь ты того, кого я презирала,
Явил мне ныне в лике идеала.
Теперь желаю только мира праху,
Тому, кого я прочила на плаху,
Прошу меня удобней посадить,
Недолго вам со мною уже быть.
Пусть музыка печальная играет,
И погребальный звон напоминает,
В гармонии небесной утону,
И в мир потусторонний загляну.
(Звучит печальная торжественная музыка.)
ГРИФФИТ:
Она заснула. Дайте ей покой.
Ты, Пейшенс, сон её не беспокой.
(Видение.
Торжественно ступают один за другим шесть персонажей, облачённые в белые одежды. На головах лавровые венки, на лицах золотые маски, в руках пальмовые ветви. Сначала они приветствуют королеву, затем начинают танцевать. В процессе исполнения танца двое держат над головой венец, четверо других делают реверансы. Затем венец передаётся другим участникам действа до тех пор, пока не примут участие в преставлении все персонажи. Лицо королевы освещается радостью. Она поднимает руки к небу. Пляшущие персонажи растворяются, унося с собой венец. Музыка продолжает играть.)
КЭТРИН:
Куда вы, духи мира, подевались?
А на поверку – горести остались.
ГРИФФИТ:
Мы, королева, рядом.
КЭТРИН:
Да нет. Не вам я рада.
Вы путаете что-то.
Когда спала, вы видели кого-то?
ГРИФФИТ:
Нет, мадам.
КЭТРИН:
Ужель не верить собственным глазам?
Я праведников видела плеяду,
Они душе моей растерзанной – награда,
Сулили мне блаженство и покой,
Держа сияющий венец над головой,
Пусть недостойна я его пока,
Но удостоюсь впредь наверняка.
ГРИФФИТ:
Дай Бог вам пережить тоску и муку.
А потому – и сон вам в руку.
КЭТРИН:
Пусть музыка печальная замолкнет,
И плавит солнце серых будней окна.
(Музыка замолкает.)
ПЕЙШЕНС:
Смотрите, как лицо похолодело,
Глаза угасли, и обмякло тело.
ГРИФФИТ:
Близка кончина.
С духом соберитесь.
За королеву господу молитесь.
ПЕЙШЕНС:
Бог, помоги и силы сбереги!
(Входит посыльный.)
ПОСЫЛЬНЫЙ:
К её высочеству хочу я обратиться…
КЭТРИН:
Без позволения вы смели объявиться!
ГРИФФИТ:
Лишили титула её, но не почёта,
Ты из себя не корчи идиота.
Немедля на колени упади,
И не в глаза, а в пол теперь гляди.
ПОСЫЛЬНЫЙ:
Прошу меня за дерзость извинить,
Поспешность не дала сообразить.
В приемной джентльмен от короля,
От страха, королева, струсил я.
КЭТРИН:
Послу быть королева здесь позволит,
А этот пусть глаза мне не мозолит.
(Гриффит и посыльный уходят.)
(Входят Гриффит и Кэпикиус.)
Коль память мне и глаз не изменяет
Посол мне от племянника вручает
Верительные грамоты надежды.
Жив император и здоров, как прежде?
КЭПИКИУС:
И он здоров, и я к услугам.
Был и останусь вашим другом.
КЭТРИН:
Как изменило время всё теперь:
И сан не тот, и не в палатах дверь.
Но что вас привело в такую даль?
Мне искренне, Кэпикиус, вас жаль.
КЭПИКИУС:
Во-первых, уваженье выражаю,
И вас почтить от всей души желаю.
Кроль мне навестить вас поручил,
Его ваш вид неважный удручил.
Он просит, чтоб себя вы берегли,
Недуг свой побороли, как могли.
КЭТРИН:
Походит то на милость после казни:
Убили, а потом слезами дразнят.
Когда бы зелье во время давали,
И не было б причины для печали.
В небесное вступить готовлюсь царство:
Теперь молитва – главное лекарство.
Устала о недугах думать я.
А, кстати, как здоровье короля?
КЭПИКИУС:
Во здравии он ныне пребывает.
Как говориться: лучше не бывает.
КЭТРИН:
Дай Бог ему и далее цвести,
Чтоб мощь свою и славу обрести.
Тем временем меня червяк источит,
А имя бросят в хлам и опорочат.
Ты почту отослала, что просила?
ПЕЙШЕНС:
Нет, королева, не хватило силы.
(Отдаёт Кэтрин письмо.)
КЭТРИН:
Для короля письмо вам передам.
КЭПИКИУС:
Вручу его немедленно, мадам.
КЭТРИН:
В письме о нашей дочери пекусь,
То – плод любви, сказать не побоюсь.
Роса небесная, на дочку ниспади,
И благодатями принцессу награди,
Пусть это будет памятью о той,
Кто ради дочки жертвовал собой.
Прошу прислужниц тоже не забыть,
На них дворян зажиточных женить,
Дворяне же совсем не прогадают,
Когда заботы царские узнают.
Есть два служителя, они хоть и бедны,
Но их заслуги при дворе видны.
Богатство для служивого – не знак:
Он ради имени послужит и за так.
Прошу из свиты их не увольнять,
И в память обо мне их привечать.
Когда бы век мне небеса продлили,
Была бы я при власти и при силе.
Вот вам письмо, а суть в нём не нова, –
Здесь христианства главная канва:
Исполнить волю тех, кто умирает.
Так пусть Господь вам в этом помогает!
КЭПИКИУС:
Я честью больше жизни дорожу,
И королю немедля доложу.
КЭТРИН:
Спасибо вашим чувственным словам,
За помощь несказанно рада вам.
Не напрягая настроенья нити,
Вы обо мне монарху намекните:
Тревог виновница уходит в мир иной,
Но помнит добрым словом всё равно.
Она не королевой умирает,
Но мужа-короля благословляет.
Мои глаза устали и слезятся,
Пришла пора, милорды, расставаться.
А Пейшенс я прошу не уходить,
Меня в постель поможешь уложить.
Когда умру, цветами обложи.
Смогла я целомудренно прожить.
Пусть знает мир, какая я была,
В супружестве не чахла, а цвела!
Прошу за неудачи не бранить,
Подобно королеве схоронить,
Чтоб там не говорили, только я
Родная дочь испанца-короля.
Нет больше мочи,
В глубины погружаюсь ночи…
(Уходят, уводя Кэтрин.)