В Европе надёжней. Даже когда громыхает с востока. И пусть коварный салафит прячет в усы двусмысленную ухмылку, произнося как заклинание: мир вашему дому! Цивилизованное общество под прикрытием демократических ценностей. Свобода, равенство, братство – не пустые слова. За ними мощь государственного аппарата.
Пресыщенность конституционными гарантиями и преобладание бытовых излишеств – норма жизни. Воздвигнутые бастионы личных свобод – неприступны. Частная собственность – не объект посягательств.
У демократии нет границ. Даже за пределами Шенгенской зоны. Есть только долг перед совестью озабоченных граждан дальнейшей судьбой освобождённых от колонизации народов. Только невосполнимый долг и боль самоистязаемой души. Ведь Господь говорил: аз воздам!.. Что по-нашему означает: щас как дам!.. (Отвечать придётся за содеянные проступки).
И заполняют улицы устыдившейся Европы необузданные дети аравийских пустынь, дикие сыны африканских саванн, а иже с ними и пострадавшие от диктаторских режимов узники совести на Востоке. С душевным скрежетом говорю об этом, ибо сам отношу себя к жертвам, страдающим за великую идею рационального распределения ценностей в мире. Ценностей не только нравственных, но и материальных. Но где она – справедливость? Где разумное мироустройство? Если к услугам одних все достижения цивилизации, а другим – лишь жалкие подачки в виде социальных пособий – это не есть равенство отношений. Попрание истин библейских продолжается. Взалкал угнетённый раб к Богу и в самом центре Европы!.. Ах, если бы благословенные кущи священного рая простёрлись пред нами ещё при жизни моего поколения. В прекрасных мечтах душа уповает на лучшую долю!..
+ + +
Восходом солнца наступающий день окрашивает новую страницу в книге Земли. Чернокожая Фату Диалу – эмигрантка из Мавритании устало разлепляет тяжёлые спросонья веки. На шоколадном фоне смазливой мордашки контрастно сверкают белки, будто суровый протест преуспевающим мира сего. Перед кроватью на спинке пластикового стула нежно покоится, свисая пёстрым шлейфом, европейского покроя платье. Изящные туфельки на шпильке и перекрученные жгуты ажурных чулков, небрежно брошенные на полу, добавляют характерные штрихи тривиальной картине утра. В открытое окно, крадучись, тихо проникает робкий шелест ветвей и невнятный звук улицы. Там затаился неизведанный мир со страстями и непредсказуемостями. Противоречивый, загадочный и непостижимый, как женщина на сносях.
У негритянки нет личной жизни. Она озабочена текущим бытом. Восемь голодных младших сестрёнок с братишками в далёкой зенагской деревне грустно взирают с надеждой на летящие в вышине серебристые лайнеры, уносящиеся в безупречный мир белых людей. Это оттуда исходит достаток и блага.
Фату регулярно отправляет средства на существование своим близким. Она обожает свою семью.
Старуха Диалу сказала, провожая Фату в дорогу:
- Я продала корову. Половина деревни снабдила меня добрыми пожеланиями, другая половина – наделила долгами. Я переживаю за тебя, моя девочка. И разрываю душу, когда вижу беспомощность наших младших.
- Мама, я закончила все пять классов католической школы, - отвечает дочь. – Я умею писать!
Старая недоверчиво морщит лоб и оттопыривает нижнюю губу:
- Ветеринар Бванга учился в Киншасси. И тоже уехал на поиски счастья. Но бедняга вернулся разочарованный и отвергнутый Европой. Первым делом он сбросил чужие одежды. Когда ты приедешь назад, я разобью себе голову о камень порога нашей хижины. Вот посмотри на то место. Здесь будет лежать моё бездыханное тело, через которое тебе придётся перешагнуть.
Обметая подолом порог, женщина, ссутулившись, скрылась за плетёной дверью жилища. Тогда вдруг повзрослевшая дочь взяла инициативу в собственные руки. Она подхватила холщовый мешок со скудными пожитками и решительно ринулась из деревни…
Во Франции беженка не нашла себе достойного применения. Под ночным фонарём стала поджидать любвеобильных клиентов. Скупым ручейком потекли в Мавританию долгожданные франки.
- Я люблю тебя, дорогая! – домогался красавицы нескладный Джошуа Кади родом из Абудаби. – Ты будешь четвёртой женой в моём доме.
И африканец дарил ей коралловые бусы.
Фату отвергала любовные притязания. А вместе с тем и предлагаемые руку с сердцем. Ей чужда была душевная страсть. Она тосковала по племени. Увы, на чужбине её интересовали лишь деньги.
- Ну, вот вы опять мешаете мне заработать, - укоризненно качает курчавой головой девица. - Тот господин решил, вероятно, что мы уже сторговались и прошёл мимо...
- Мне нечем вам заплатить, дорогая Фату. Я лишь бедный студент в этой богатой стране, - жарко шепчет влюблённый Джошуа. – Разве моё откровение совсем ничего не стоит?
- Бескорыстие – лучшее из достоинств. Но в Африке в нужде и унынии прозябает моя родня, - откровенничает строптивица.
- Я выучусь на агронома и выведу новый сорт зерновых. Я досыта накормлю весь африканский континент. И стану богатым. Мы будем жить в чудесном оазисе из посаженных мною зелёных насаждений.
- Сколько можно твердить, что я не люблю вас? Мужчин рассматриваю лишь в качестве источника доходов. Вы можете это понять?
- Понять-то могу, но смириться – не в силах, - с немыслимым обожанием взирает на избранницу упорный студент. – Ни за что не отступлюсь от своих намерений. Я обещаю тебе, драгоценная нимфа, шёлковое бельё, козу, холодильник. Ты будешь счастлива.
- С вами мне скучно, Джошуа Кади, - печально признаётся неприступная негритянка. – Кроме того, меня смущают ваши весьма вожделенные взгляды.
- Обещаю приобрести тёмные солнцезащитные очки. И тогда мои взгляды не будут казаться столь откровенными.
- При всём расположении к вам, замечу, мы выходцы из разных социальных слоёв. Вы будущий дипломированный агроном. Я – лёгкая бабочка, устремившаяся на свет ночного огонька.
В это время под фонарём, скрипнув тормозами, замер сверкающий никелированным бампером, автомобиль. Отворилась обтянутая жёлтой кожей изнутри задняя дверь и из тёмного чрева салона грубый голос развязно позвал проститутку. Не смея препятствовать белому господину, поникший Джошуа отступил в тень. Вальсирующей походкой жрица любви поспешила на зов…
Упала вдруг поблёкшая звезда.
Насупил вечер сумерки угрюмо.
Как-будто рок заслуженно воздал –
душа томится в заточенье трюма.
Ей вырваться бы только на простор
и расплескаться чувствами наружу!
Горит напрасно пламенный костёр,
не согревая умершую душу…
+ + +
В кромешном мире циничной обывательщины – промозгло и безнадёжно. Одолевают сомнения в том, что судьба осчастливит бедняжку Фату, сделав реверанс ей навстречу. Это безумцы-поэты придумали мир иллюзий, желая радужными цветами раскрасить бытующую повседневность, ибо только так можно замазать пошлый антураж сложившихся отношений. Всеми процессами в мире заправляют махровые шовинисты и безродные космополиты. Им чужды гуманистические традиции. Однако я вовсе не склонен идеализировать общество угнетённых потребителей, поскольку его постиг кризис жанра. С парализованной волей либеральный индивидуалист не исправит порочности бытия. Известно, шипами добрых побуждений устлана дорога в рай. В изменчивом будничном хаосе чадит, догорая, консервативная наша эпоха! Надежда обезличена и поминается лишь с использованием бранных эпитетов. Доверчивые и трогательные людишки вызывают своим обличьем душевный протест. Контуры милосердия безнадёжно расплывчаты. Гораздо больше волнует исступлённая безучастность масс. Лицемерие – отражение их сути. Джошуа лихорадочно озабочен, настигаемый муками совести. В его воспалённом сознании мечется нечто мучительно-актуальное! Неужто та самая пёстрая бабочка в сжатой ладони сложившихся обстоятельств?..