Как это?! А вот так. Не было никакого Гомера, слепого певца. Миф о нем ученые и исследователи античности развенчали больше века назад. В учебниках об этом написали. А ему, мифу то есть, все нипочем, до сих пор живет и процветает. Да, но… как же так? А знаменитейшие «Илиада» и «Одиссея»? Как это может быть – произведения есть, а автора нет?! Видите ли… Автор, конечно, был, только вот не так все просто с ним.
Начнем с начала. В доэллинский период искусства, конечно, уже зародились. Я не буду говорить об архитектуре, скульптуре, живописи. Только о так называемых мусических, то есть посвященных Музам-богиням. В то время они представляли собой пляски, соединенные с песнопениями в честь богов, так называемая хорея. Этот вид сохранился и в эллинской Греции, но уже начали выделяться его отдельные ветви: чистая песня, чистая музыка и проза. И песня уже не всегда была только славословием богам. Она стала повествовать и об окружающей реальности. Конечно, не всякая реальность была достойна, чтобы о ней сложили песню. Только значимые события. Таким образом, песня в те времена была эпосом. Время художественного развития наступило тогда, когда зародилось сословие певцов-аэдов. Именно они ввели в обиход песню-эпос и приемы художественной обработки текстов. Процветало сословие вплоть до 600 г. до н. э. Аэды состояли в цехе ремесленников и охотно называли себя гомеридами, то есть сладителями (от homo – «со» и глагольного корня ar- «лад»); это наименование при естественной семейной преемственности должно было неизбежно вызвать представление о родоначальнике Гомере (точно так же наименование ваятелей – дедалиды – вызвало представления о мифическом родоначальнике Дедале, которого тоже никогда не было). Первые аэды пели эпосы о богах, об их странствиях – новый мотив, который объясняется тем, что Греция вела колониальные войны и приобретала новые территории, куда устремлялись и переселенцы, и путешественники, среди которых было немало аэдов. Постепенно религиозная идея как главенствующая вообще отпала и была заменена нравственной, особенно сильной в первом эпосе, в «Илиаде». Вспомним.
Оскорбленный верховным вождем Агамемноном, Ахилл пылает «гневом»; он отказывает своим соратникам в своей помощи, удаляется от общего дела. Его желание исполняется, оставленные им ахейцы без него терпят поражение, но в этой битве гибнет его лучший и любимейший друг Патрокл. Тогда гнев Ахиллеса обращается от своих на врагов, он мирится с Агамемноном и рвется в битву, в которой мог бы отомстить за Патрокла. И вторично его желание исполняется: он убивает Гектора – убийцу Патрокла. Но вторично познает тщету своего гнева, когда ночью в его палатку является сломленный горем отец Гектора, царь Приам, и, целуя его руку, умоляет отдать ему тело сына. Такова наука «песни о гневе Ахилла»:
О, да погибнет вражда, от богов проклята и от смертных
(Ил. XVIII, 107) – наука, до величия которой человечество все еще не смогло возвыситься.
Не так величава, но более увлекательна вторая поэма – «Одиссея». Ее еще называют «песнь о тоске по родине». И она примыкает к троянской войне: отплывший по взятии города Одиссей бурей сбивается с правильного пути, ветры уносят его в сказочные дали: то страшные опасности, то ласка приветливых богинь преграждают ему путь домой, даже в царство смерти спускается Одиссей. И все же он остается верен своему страстному желанию
Видеть хоть дым, от родных берегов вдалеке восходящий
(Од. I, 67). В приключениях гибнут все его спутники, но все же под видом нищего странника он добирается наконец до родины. И что же он видит? Чужой в собственном доме, сын вырос и не узнает, к жене домогаются двадцать женихов, заодно грабя его дом. Месть женихам – вторая часть поэмы; она кончается признанием его женой и примирением с народом. Но это только общее содержание. Общепризнано мастерство написания поэм, особенно при характеристиках, даваемых героям, когда часто приходилось совмещать несовмещаемое, как, скажем, суровость и нежность. Надо отдать должное аэдам, достигавшим небывалых высот в своей профессии.
Стихом героического эпоса гомериды установили гекзаметр; таковым он и остался до конца античности. Произносился он нараспев, под несложный аккомпанемент форминги – музыкального инструмента. Распевали аэды на царских пиршествах, как это и изображено в той же «Одиссее». Нередко импровизируя.
Однако время не стоит на месте; аристократизация Греции положила конец таким традициям, а заодно и поколению аэдов. Его сменило поколение рапсодов, помнивших своего «Гомера» наизусть и читавших его всенародно на «рапсодических» соревнованиях. Солон в Афинах первым установил, чтобы при этом был исполняем весь Гомер. Но для этого требовался писаный текст, по которому можно было бы проверять рапсодов. Следующим шагом было введение «Гомера» в школьные науки, что было сделано повсеместно. Но окончательную редакцию «Гомер» получил еще позднее, когда слились в один текст все вариации как в самой Греции, так и в ее колониях. Дело было сделано.
А чем занялись рапсоды после этого? О, было много эпических саг; но по сохранившемуся можно судить, что почти все они были только перепевками, хотя содержание их порой очень интересно. Но форма отлилась в канон, а канон не признает поэтического таланта, так что тут рапсодам похвастаться нечем. Шаблон есть шаблон. Часто «творения» попросту напрашивались на пародию, что и было сделано в сохранившейся «Войне мышей и лягушек» (Batrachomyomachia), которая вдохновила Боккаччо на создание «Декамерона». Но это уже совсем другая история.
Вот как обстояло дело со знаменитыми поэмами и их автором, точнее, авторами, сменяющими друг друга. Имен их, и особенно имени певца-зачинателя, история нам, увы, не сохранила…