Завидовал ли когда-нибудь ? О да! Еще как! Алану Парастаеву, затем Адику Тигмузову. А еще Мише (гад ты все же!) Плиеву. Предметом моей единственной страсти и зависти в тинэйджерские годы были виниловые пластинки. Все эти пинкфлойды, генезисы и битлы в ярких и необычных конвертах, солидной кипой бережно выложенные у них на полках вызывали во мне поистине священный трепет.
Все началось со школы и Алана. Вернее с его тети, которая жила в Лондоне. Тетя Диана имела обыкновение присылать любимому племяннику винил. Настоящий. Хендрикс, Клептон, Генезис и конечно же Битлы. Музыка, имена, о которых я и понятия не имел, пока в классе девятом не услышал Клэптона, Саймона и Гарфанкеля, Алана Парсонса, в конце концов Леннона. Невозможно было быть настолько совершенным в мейкинг мюзик! Это был реальный тикет ту зе мун!
Позже, в начале девяностых, в самый разгар военных действий Алан за между прочим обронил, что готов обменять своих оригинальных, парлофоновских битлов на любой задрипанный автомат, и я, офицер ОМОН, (кощунство!) всерьез начал подумывать о том, чтобы спихнуть ему за все его добро какой-нибудь трофейный румынский "калаш" с ручкой на цевье, чтобы качественно пополнить свою подборку. Но это было потом, а пока был первый курс института, и был Адик, который покупал винил у фарцовщиков в Москве. И я отдавал ему свою стипендию. Всю. Я четко знал, что мои ежемесячные тридцать рублей уйдут к Адику за внушительную коллекцию Чикаго с шикарными постерами в конверте, за Иглз, Би Джиз, Пинк Флойд, Сантану, Супертрамп. Я тратил на них последние деньги, менялся, выдумывал всевозможные комбинации для того, чтобы заполучить нужный диск. И это была жизнь! А Миша... Миша ставил мне Синдереллу. Лонг колд уинтер. И мы застывали под айв бин даун, упираясь взглядом в пространство, пока трек не заканчивался полностью.
Церемониал прослушивания виниловой пластинки напоминал некое таинство. Следовало завести вертушку, уложить...Нет! Надо было сначала протереть пластинку специальной мягкой тряпочкой, и уж потом уложить ее на проигрыватель, совместив отверстие в диске со шпинделем по центру массивной крутящейся платформы. Квинтэссенцией церемонии был процесс опускания головки звукоснимателя на дорожку пластинки, и следующее за этим легкое потрескивание. Тут уж никакая "Эммануэль" даже в самом легком пеньюаре не выдерживала сравнения! И все же я старался как можно реже крутить их на своем проигрывателе "Бердск", внушительном, в черном лаке, агрегате, подаренном отцу в честь какой-то там защиты. В редкие минуты наваждения я, словно гном, перебирающий в подземелье свои сокровища, раскладывал пластинки, разглядывал конверты, многие из которых были поистине произведениями искусства. (Смотри, тыкал я "знатокам" в альбом Твистед Систерс, здесь написано слово fuck!). Боязнь ненароком оставить следы от пальцев на виниле, и уж тем более случайно царапнуть дорожку предполагала очень трепетное отношение к пластинке. И потом, от постоянного проигрывания она могла "запилиться", а запиленная пластинка сразу теряла в ценности. И поэтому я позволял себе ставить ее на вертушку в исключительных случаях, как то: соответствующее настроение, или компания из числа ценителей. Ценители, человек пять, как правило мало слушали и больше закатывали глаза и цокали языком на затяжных соло гитары Блекмора, Сантаны или Гилмора, или же старались сипло подпевать Ковердейлу на треках вроде "Солждер оф форчун". Если медляк гнусавить не получалось, можно было поорать под Фила Коллинза, распевая вслед за ним незатейливое "Мама". Вариантов было предостаточно. Особо доверенным ценителям позволялось забирать винил "переписать", и то на пару дней, после которых начиналось противное беспокойство за "свою прелесть".
Ценители, и особенно собиратели винила в Цхинвале тех годов были особой кастой, принадлежность которой не достаточно было подтверждать конкретными знаниями, вроде: в каком году в Дип Перпл пришел Глен Хьюз, и сколько там продержался Джо Линн Тернер. Нужно было обладать соответствующей энергетикой и особым внутренним "строением", потому что понятие "винил" было нечто большим чем кусок застывшей виниловой смолы в ярком картонном конверте. Это была религия, которая с появлением цифровых носителей для большинства из ее адептов вовсе не закончилась. Несмотря на годы каждый из нас так и остался в душе виниломаном. И именно поэтому, оставаясь наедине с самим собой и приглушив в комнате свет, я вновь и вновь ставлю свой любимый Эбби Роуд на вертушку, опускаю звукосниматель на диск и, улыбаясь четырем парням, шагающим по "зебре", слушаю знакомое потрескивание в предвкушении музыки...И завертелось: Щу ! Come together...