(Elena Shumilova photo)
Большая Лёша решил починить старый будильник – открыл заднюю крышку, уставился на механизм. В одной из щелей он заметил крохотного человечка, пытающегося развернуть конфету – человек запустил под обертку голову, залез туда весь, лег, уперся согнутыми ногами в конец фольги, начал пыхтеть, кряхтеть, да и вывалился оттуда.
– Раскрутить конец надо! – сказал Лёша. Он был взрослым, поэтому знал ответы на многие тайны. Ему захотелось снова стать маленьким, чтобы пролезть туда самому и помочь доброму человечку.
– Все другим помогаешь?! – услышал во сне большая Лёша предвзятый вопрос жены.
Лёшу выдернуло немного из приятного забытья, он повис над латунными ровными площадками механизма, мелкими завернутыми винтиками, красными камешками, контролируя звуки своего дыхания. Еще один такой укол в сердце – и Лёша мог бы проснуться совсем. Виду он не подал, но с этого момента в своих тайных мыслях ему снова хотелось вернуться к своему новому другу, просто быть там, где есть разобранное время и шоколадные конфеты, где приятно молчать и чудачить, ползать по траве, закладывать руки за голову, чтобы смотреть в небеса, носиться по склону без всякого смысла, прыскать от смеха. Было там что-то...
Где-то ближе к обеду большая Лёша понял, что балансирует между своим сегодняшним сном про мальчика и обычной жизнью гардеробщика кукольного театра. Он держался за нежное видение, а вокруг крутились колючие стрелки города с его яркими событиями и не ровными краями; чем больше он чувствовал связь с тем покинутым миром, тем хуже у него получалось различать цифры на номерках и приносить посетителям знакомые вещи.
По дороге домой Лёша заглядывал в чистые окна аптек, с опущенной головой проходил мимо офисных центров, видел кисти рук и ноги курящих женщин, слышал шумы моторов, стартующих на светофорах, пиканье сигналов на переходах для глухонемых. «Что-то мама давно не звонит, – вдруг подумалось Лёше. – А то бы опять спросила про Сёмочку, сына, и про то, не звонила ли Даша, Лёшкина бывшая». В этот раз он опять не заметил, что мама заботится о нем только из воспоминаний.
Асфальт сменился на брусчатку, низкое солнце пятнами полыхало на стеклах, выходили люди на вечернюю прогулку с собаками, на стенах цокольных этажей сушились свежие цементные заплатки, наносили очередной слой черной краски на бугристые поверхности чугунных оград.
Но вокруг были признаки светлого сна, вторгшегося в зыбкую реальность седеющего Лёхи – люди, ожидающие других у кинотеатров, часто поднимали левые руки с целью узнать который час, сладкоежки будто нарочно кидали фантики мимо урн, дворники, почему-то, не мели улиц, над общественными местами вывесили множество круглых механизмов и электронных табло, повествующих о неизбежном течение чьей-то осмысленной жизни. Только не было рядом того самого Лёхи, маленького человечка… Или, вернее, он был… Там, где сломался будильник.