http://www.proza.ru/2015/06/11/462
В катакомбной церкви документации, конечно, никакой не велось. Опасались чекистов. По той же причине, катакомбные священники носили мирскую одежду и внешне могли ничем не отличаться от мирян. Но, как обладающие благодатью, полученною через таинство рукоположения, они стремились тайно окормлять людей. С.Е.Евстигнеев мог соответствовать такому священнику. Он ходил из деревни в деревню Промышленновского района, крестил детей, отпевал покойников, в чьих-то домах по вечерам организовывал моления, куда собиралось полдеревни.
Об этом и говорила В.Р.Бессонова (1935 г.р.),заявившая: «Был ли отец Сергий в самом деле священником,я не знаю. Тогда много было катакомбных священников. Они и сейчас есть» (док. № 43). То, что старец Сергий был не простым мирянином,об этом свидетельствует несколько фактов. (
http://www.proza.ru/2015/06/16/630):
Во-первых, священники Кольчугинской церкви признавали за ним какой-то особый статус. Со слов 94-летней А.Я.Лукьяновой, «батюшка Александр Поспелов говорил людям, если, мол, священника не будет (он опасался своего очередного ареста), то они могут крестить детей у старца Сергия» (док. № 11). О том же свидетельствует 97-летняя Е.Е.Калинина: «Смотрю, а из алтаря, из тех дверей, что батюшки заходят, батька Сергей выходит» (док. № 48). Известно, что мирянин «просто так» в алтаре находиться не может.
Почему старца допускали в алтарь, ведь никто же не видел, чтобы он пономарил. Хотя Т.Г.Денисова категорично заявила: «В алтарь он, как вы говорите, никогда не заходил. Я же на клиросе стояла, мне ведь всё видно было. Нет, нет, он точно не заходил в алтарь» (док. № 51). Скорее всего, респондентки говорили о разном для старца времени. Когда он был зрячим, то алтарь для него был открыт, другое дело, когда он полностью ослеп и не мог выполнять какие-то действия.
Обстоятельством, которое можно принять в пользу версии о священническом сане старца, является его одежда. Респонденты расспрашивались нами об его облачении во время проведения им обрядов: о головном уборе, рясе, подряснике, кресте и прочее. По воспоминаниям М.Г.Яковкиной (1929 г.р.), перед совершением крещения старец надевал что-то напоминающее подрясник и, похоже, епитрахиль: «Одет он был во что-то вроде халата чёрного цвета. Помню, были нашивочки – крестики. Точно помню, на нём был крест, чуть поменьше Вашего, батюшка» (док. № 19).
Её сестра Р.Г.Саенко говорила, что во время отпевания покойников старец пользовался кадилом, «на себя надевал цветную такую ленту, как фартук. Вот, такую, как Вы, батюшка, показываете. Только у Вас она жёлтого цвета, а у него она была вроде, как бы, зелёного» (док. № 22). Н.Б.Старкин о наличии иерейского креста у отца Сергия говорил вполне определённо: «В какой одежде он был, не помню, знаю только, что на нём был большой крест поверх одежды» (док. № 20).
«Во время крещения надевал такую же, как у вашего батюшки, длинную одежду, – говорила Е.И.Белова (Звонкова), указывая на подрясник священника. – На ней был большой крест, на голове – шапочка с плоским круглым донышком. А по улице он ходил в обычной одежде. Правда, пальто у него тоже длинное было – тёмное, суконное. Сейчас, я вижу, в таких монахи ходят» (док. № 54).
Чуть ли ни слово в слово об облачении старца говорила Е.Г.Сидорович: «Во время отпевания он одевался, как Вы, батюшка, только шапочка на нём была не такая, как у Вас, а с ровненьким верхом. Был у него большой крест на цепочке поверх длинной одежды и такая узкая лента серо-зеленого цвета. Так он одевался и когда детей крестил. А когда работал с нами на клейтоне или просто ходил по деревне, на нём была обычная одежда» (док. № 23).
«На голову он надевал шапочку такую круглую со шпильком, но без граней. Через голову надевал что-то вроде узкого фартука, который ложился и сзади, и спереди. Цвет был какой-то тёмный, но точно какой – не вспомню. Одевал он эту полосу на чёрную свободную одежду. В этой чёрной одежде он постоянно не ходил, но, когда крестил, её надевал» (док. № 47). Не приходится сомневаться, что рассказчицы говорили о греческой скуфейке и епитрахили, одеваемой на подрясник или рясу.
«Почему мы его за батюшку, за священника принимали? – вопрошала В.М.Пенкина (1938 г.р.), – Ну, во-первых, длинные волосы. Ни у кого из наших мужчин таких волос не было. Такие полагались только батюшкам. Во-вторых, мы кресты носили под одеждой. А он носил на одежде, поверх своей косоворотки. Правда, крест у него не был таким большим, как у Вас, батюшка. В-третьих, он перед едой и после еды всегда молился, чего не делали у нас даже набожные» (док. № 46).
Наконец, ещё за одно обстоятельство его священничества можно принять совершение им церковных таинств и обрядов: водосвятия, крещения и отпевания. В.Б.Евдокимова была категорична: «Вы напрасно сомневаетесь насчёт крещения или погружения. Мама моя говорила, что бате Сергею было разрешено крестить, не погружать, а именно крестить. Меня сначала погружала бабушка Мария Мигушова, а потом кто-то крестил. Возможно, это был батя Сергей. Во всяком случае, всем нам в деревне было известно, что батя Сергей и Мария вместе молились. Все у нас также знали, что батя Сергей крестил, как это делают священники, а бабушки погружали» (док. № 18). А.Е.Цигичко (1918 г.р.), рассказывая своей внучке, журналистке Е.В.Ореховской, подчёркивала, что батя совершал именно таинство крещения, а не погружал детей (док. № 17).
Было только одно абсолютно категоричное утверждение, что старец был священником. «Об отце Сергии, – говорила певчая и бухгалтер Троицкого храма с. Красное Г.Н.Новикова (1958 г.р.), – я знаю по рассказам бабы Веры – нашей большой молитвенницы. Она с 1800 какого-то года рождения. Она молилась и днём, и ночью, стоя на коленях. Бывало, придёшь к ней утром, чем помочь, и видишь, что она ещё и не ложилась, всё молилась. Она нам говорила, что отец Сергий служил в нашем храме. Как она его почитала, вы бы знали! Когда мы подошли [в Ленинске] к его могиле, она сказала только: «Здесь похоронен отец Сергий, он был священником». Баба Вера твёрдо говорила, что он был священником» (док. № 29).
Это единственное встреченное нами свидетельство о его священническом сане. Но получено оно из «вторых рук», то есть не от самого утверждавшего, а от человека, который слышал это утверждение. И эта версия для нас очень привлекательна. Она многое бы объяснила. Объяснила, почему старец был вхож в алтарь церкви в Ленинске; почему он знал много молитв и порядок ведения молитвенных служб; чем он был занят в 30-е годы и др. Но, увы, оно оказалось единственным.
Никто из жителей села Красного соответствующего возраста не опознал по нашей фотографии старца. Хотя в иных деревнях и в Ленинске его по фотографии узнавали сразу же. «Его у нас за священника считали, потому и звали «батька Сергий», – категорично заявила В.Н.Зайцева (1927 г.р.) (док. № 42). Достаточно весомый аргумент в пользу этой версии – свидетельство об освящении воды. «Он давал людям святую воду. Святил воду сам, – говорила учительница М.Е.Черепанова. – Я сама не видела, как он это делал. Но рассказывали, что он брал у тёти Лизы бак, наливал воду, освящал крестом, а потом эту воду разносили по домам. Я сама слышала, как он учил использовать святую воду для освящения углов дома, двора, как её использовать, если скотина заболела» (док. № 47).
В своей книге «Храм на холме» новосибирский писатель Сергей Панфилов прямо указывает на принадлежность старца Сергия к священству.
Он пишет, называя отца Сергия «батюшкой», что у гружённых пшеницей машин старец начал молебен возгласом, на который имеет право только священник: «Благословен Бог наш…». Это он описывал со слов глубоко воцерковлённой молитвенницы матушки Александры (1921 г.р.), духовной дочери почаевского старца Кукши.
После войны она неоднократно посещала старца Сергия.
В отличие от наших респондентов, мы не можем категорично заявлять о священническом сане С.Е.Евстигнеева. Особенно, если принять во внимание и другие высказывания очевидцев об этом. Племянница старца В.П.Селихова говорила: «Носил ли он сан, не знаю. Был ли он священником или монахом, нам неизвестно. Тогда же нельзя было свою веру афишировать, вот люди и скрывались. Поэтому даже мы, родственники, толком о дяде Сергее сказать не можем, кем он всё-таки был. Но священником дядя Сергей не был, ходил в обычных одеждах, это я хорошо помню» (док. № 1).
Однако Р.Г.Саенко однозначно заявила: «Принимали ли мы его за священника? Да, конечно же! Он нам был и отцом, и дедом, и воспитателем. Отцы же наши на фронте были. А пожилые считали его братом» (док. № 22).
Возможно, С.Е.Евстигнеев был тайным монахом? Такое случалось не только в годы Гражданской войны 1917-1953 гг. , но и много позднее. Келейница игумена Серафима (Григорьева), в схиме Симеона, монахиня Евгения (Скиденко), передавшая нашей исследовательской группе материалы, на основе которых мы в 2011 г. издали книгу «Дневник игумена Серафима», говорила: «На работе знали, что я верующая, но что монахиня, не знали. Я уже тогда имела параман – пояс, который есть у всех монахов. Монашество тайно приняла в 1979 г. и три года (до пенсии в 1982 г.) по благословению батюшки Серафима ходила в мирской одежде. Батюшка Серафим сказал мне, мол, когда пенсию заработаете, тогда и приезжайте, будете со мной до конца жить. Так он и довёл меня до конца».
Именно о тайном монашестве старца и говорила монахиня Кира (Кадетова): «Иоанна, наверное, уже нет в живых, но он твёрдо мне заявлял, что старец Сергий был монахом, потому, мол, и хоронили его по монашескому обряду. Но всё это недостоверно, тем более, многие мои собеседники говорили, что он и вовсе был священником. Сейчас это трудно установить. Тогда же всё, что связано с верой, скрывалось. Опасно было выдавать свою веру. А вот Августа, я думаю, была монахиней. К нам в монастырь приходили прихожанки, которые при жизни знали её и старца Сергия. За Августу они заказывали требы именно, как за монахиню. Матушка Августа и готовила старца к погребению, она была его келейницей. Матушка, считаю, знала, что делала, когда похороны проводила по монашескому обряду. Хотя обо всём этом сейчас трудно сказать наверняка, ведь, повторюсь, всё, относящееся к вере, тогда тщательно скрывалось» (док. № 2).
Прихожанка церкви Кольчугинского женского монастыря В.Е.Холодных (1932 г.р.), ходившая в своё время к старцу за исцелением, говорила: «Я много слышала от людей, что его молитвы сильно помогали им в здоровье. Был ли он монахом, я не знаю. Евдокия, вроде, говорила, что он монашествующий, что он чистый монах. Говорили, что у него был тайный постриг» (док. № 10).
Тайну монашества или сана абсолютно точно могли бы раскрыть монахиня Августа и настоятель Ленинск-Кузецкого храма отец Александр Поспелов, неоднократный узник советских лагерей. Монахиня Августа была келейницей старца в последние годы его жизни. Она и облачала Сергия в посмертные одежды либо с монашеским поясом – параманом, либо без него. Известно, что отец Александр с земным поклоном просил прощения у старца за непочтительное отношение к нему своей жены матушки Лидии, говоря, что не ведает она, с кем она имеет дело, и кого пыталась обидеть словами: «Кто ты такой? Почему люди ходят к тебе за благословением, хотя ты не священник?»
По правде сказать, эта матушка Лидия в рассказах респондентов выступает, мягко сказать, с неблагочестивым оттенком. Г.М.Ревина, жившая подростком у отца Александра, рассказывала: «Матушка Лида оставляла его, когда его посадили как врага народа. Она ещё тогда отреклась от него. У него сын был Георгий Александрович (сам батюшка был Александр Георгиевич). Когда он освободился, пришёл из заключения – страшно глядеть было. Ботинки на нём истлели, были уже не чёрного, а рыжего цвета, подошвы отвалены, одежда – отрепья. Когда отец Александр служить стал, вот тогда матушка Лида к нему и приехала: «Батюшка, прости». Потом опять уехала. Я видела и её, и его сына, когда они приезжали к батюшке» (док. № 16).
В вопросе священничества не оставляет почти никаких сомнений рассказ В.С.Казанцевой (1935 г.р.), в детстве видевшей процедуру отчитки бесноватой, которую проводили старец Сергий и священник Александр из Кемерова. «Когда ту бабушку отчитывали, то главным был батька Сергий. Он читал тяжёлую Священную книгу и давал команды, а отец Александр ему помогал. И во время обычных молебнов читал Евангелие именно батька. А отец Александр в это время что-то делал, Ульяна и мама пели. На наши головы Евангелие клал именно батька, а не отец Александр». Быть может священнический чин у этих двух людей был либо одинаковый, либо у старца выше. Поэтому не старец Сергий помогал отцу Александру на богослужениях, а отец Александр помогал старцу.
По вопросу, был ли старец священником, подытоживающими могли бы быть слова отца Сергия Плаксина: «…То, что по вашим рассказам, со слов жителей деревни Шуринки, он одевал священнические одежды, я слышу впервые. Но допускаю, что он мог быть тайным священником. Но доподлинно это неизвестно. Ведь тогда были не только тайные священники, но и тайные епископы. В тех гонениях Церковь принимала меры, чтобы не остаться без священнослужителей. Это делалось на случай, если вдруг всех до одного «закроют». Надо было кому слово Божие нести людям» (док. № 33).
Примерно об этом же говорил и отец Василий Лихван: «Возможно, он и был тайным священником, но не могу сказать, кто бы его мог тогда рукоположить, где найти письменные документы на этот счёт. Не знаю, мог ли быть он катакомбным священником» (док. № 34).
Был ли Сергей Емельянович Евстигнеев священником (видимо, катакомбным), теперь вряд ли можно установить со стопроцентной точностью. Поскольку документы на этот счёт скорее всего вообще не существовали в природе. А вот был ли тайный постриг, установить можно при поднятии его мощей, если, конечно, Бог благословит.
Если он монах, то на нём есть особый монашеский плат – параман.
На этот счёт по-народному мудро высказалась В.М.Пенкина: «Мы к нему относились, как к священнику. Ну, и пусть говорят, что он не священник. А мы знали, что к нам в деревню священник, т.е. батька Сергий идёт. Народ зря не скажет. У нас все так считали» (док. № 46). По воспоминаниям В.С.Казанцевой, в какие-то дни во время молений (или после них) он им, детям, давал сладкую водичку. «Видимо, это было Причастие, – считает она. – Но откуда он брал Дары Господни, не знаю. Наверное, доставал из сумки. Из неё он брал и крестики» (док. № 67).
Очень, на наш взгляд весомым свидетельством являются слова учительницы М.Е.Черепановой, детской памятью зафиксировавшей содержательную часть молений, которые проводил старец: «Когда он вёл службу, поминал патриарха, а вот какого именно, не помню. Но отчётливо помню, что произносил слово «патриарх». Я вот только сейчас и думаю, какого же патриарха он поминал? Ведь избирать патриарха Сталин разрешил лишь в 1943 г., а батюшка Сергей вёл службу и до 1943 г.» (док. № 47).
«Он молился за фронтовиков, за тех, кто живой, и за убитых. Это точно! Их имена я слышала на его службах постоянно. У тёти Лизы муж погиб на фронте, и его имя я всё время слышала, когда батюшка читал за упокой, пел «вечный покой». Тем более, что эти слова «вечный покой», «вечная память» мы повторяли вслед за ним» (док. № 47).
Респондентка воспроизвела, таким образом, заключительную часть заупокойной литии, которую обычно возглашает только священник, либо дьякон: «Во блаженном успении вечный покой подаждь Господи, усопшим рабом Твоим, и сотвори им вечную память».
Что по его священству или монашеству в итоге мы выяснили?
Во-первых, мы получили свидетельства, что старец Сергий был знаком с последованиями требоисполнений и пользовался книгой, напоминающей иерейский требник.
Во-вторых, все без исключения респонденты, лично знавшие С.Е.Евстигнеева, рассказывали, что он освящал дома, обозы с зерном, совершал чин благословения нового кладезя, отпевал усопших, применяя при этом кадило.
В-третьих, он совершал таинства Крещения, часто восполнял совершённые кем-то погружения Миропомазанием, что дозволительно делать только священнику.
В-четвёртых, он носил скуфью греческого образца, облачался в подрясник перед Крещением и имел епитрахиль с «нашивочками» – крестиками.
В-пятых, при совершении таинств на его груди видели иерейский крест на верёвочке поверх облачений.
В-шестых, люди свидетельствовали, что при совершении молебнов и таинств старец имел при себе напрестольный крест и Евангелие в окладе.
В-седьмых, у его родственников до сих пор хранится, как семейная реликвия, его ковчежец для запасных Даров, на котором имеется штамп Московской Патриархии.
В-восьмых, по необходимости старец совершал определённые действия по изгнанию бесов из бесноватых, именуемые «отчиткой». А это не характерно для мирян и, скорее всего, говорит о его принадлежности к священству.
В-девятых, совершение им в пос. Хрестиновка молебна в присутствии священника Александра косвенно свидетельствует о том, что отец Сергий мог иметь иерейский сан. Иначе было бы некорректно мирским человеком совершать служение молебна в присутствии священника. Тем более, что священник Александр исполнял функции псаломщика, которые приличествовало бы исполнять мирянину в присутствии священника.
И, наконец, С.Е.Евстигнеев, как настоящий подвижник церковного благочестия, посвящая всё своё время исключительно молитвенному и физическому труду, окормлял свою паству, не выходя за пределы границ строго очерченной территории как бы своего «прихода», словно бы он имел на это чьё-то высокое благословение.
Мы попытались проследить географию границ территории, окормляемой им в годы войны: районный центр Промышленная, а также сёла и деревни в основном Промышленновского района, рассредоточенные, главным образом, в пешем переходе от его родной деревни Звонково: Буерак, Морозово, Букашкино, Дивинск, Шуринка, Сибирск, Прогресс, Сошки, Пархаевка, Шипицино, Коровино, Краснинское, Ваганово, Плотниково, Окунево,Кукуй, Тарасово, Ушаково, Букашкино, Ивановка, Ерёмино, Красное, Хрестиновка.
http://www.proza.ru/2015/06/12/1836