Жила-была Слабость, вялая, мягкотелая, вечно уставшая в глазах других. Все видели только то, как она не ведала радости, не знала счастья, потому что для них она постоянно жаловалась: на погоду, на разочарование в любви, на здоровье. Слабость не была пригодна ни к физическому труду, ни к труду умственному, она неправильно питалась энергией, неправильно относилась к другим, неправильно поступала, неправильно говорила, неправильно жила. Она всё всегда делала неправильно. Её никогда не хвалили и почти никогда не любили, презирая Слабость за её податливость и уступчивость во всём.
Слабость тянулась к свету и душевному теплу, но сильные чаще запирали её на самый крепкий замок, не разрешая даже пошевельнуться, отчего она становилась плаксивой, нервной, истеричной. Слабость не хотела жить, умея только существовать, она замыкалась сама в себе и не желала выходить в свет.
Она хотела быть той самой Слабостью, которую все прощают, пребывая в любви, заботе и нежной ласке. Но сильные ругали её и гнали прочь кнутами, дабы не давать себе никакой отдушины, никаких сладостных и приятных мгновений. Отчего Слабость убегала далеко-далеко, прячась в самом тёмном углу; она пропадала, связавшись с ленью. Только не умея и не зная ничего хорошего: ни любви, ни нежности, ни просто счастья, жила Слабость с каждым днём только хуже, становясь от этого горькой, грустной, жалкой и потерянной.